Андрей Белянин - Казак в Аду
А раз уж сам нечистый не может избавиться от этого страха, то что тогда говорить о его приспешниках? Пешками всегда жертвуют в первую очередь, хоть пешки обычно не верят в такое предательство…
Но вернёмся к нашему незатейливому сюжету. Со слов обладателя оранжевых глаз, граница меж тем Раем, где они были в первой книге, и тем Адом, где находятся сейчас, чрезвычайно тонка и размыта. То есть оттуда сюда попасть не проблема, а вот наоборот…
Хотя корабли инопланетников могут легко преодолевать все барьеры, потому что они всё-таки и бесы тоже. Теоретически можно было бы дождаться их прилёта и на борту летающей тарелки вернуться в тот Рай.
Однако на практике наверняка возникнут сложности в виде подпункта 27.07. а) 128674, гласящего: «Проклятый не имеет права покидать место прохождения кары без специального разрешения с Обеих сторон». А где у него разрешение от Всевышнего на переселение? Нет?! И не будет. Ну а подобное заявление, подписанное князем Сатанаилом, вообще отродясь никому получить не удавалось. Бюрократия, куда уж без неё…
Отсюда вывод: госпожа Файнзильберминц, не совершившая ничего особо криминального, имеет полное право перейти на территорию соседнего Рая. Сможет ли она это сделать, уже второй вопрос, но принципиальных запретов к этому нет. Господин подъесаул подписал себя на пять лет безвыездно. Абзац. Не обсуждается. Тема закрыта. Без комментариев.
— Ещё вопросы?
— Да, в общем, всё ясно. — Иван и Рахиль переглянулись, и роковое любопытство, как всегда, проявила вечно виноватая еврейка: — Таки у меня назрел один: чего от нас хочет Дэви-Мария с бритыми мальчиками?
— Ой-й-ё… — Оранжевые глаза на миг закрылись, и раздался гулкий звук, словно кто-то хлопнул себя ладонью по лбу. — На вас же разнарядка! Два заявления, ещё утром напоминали… Всё, память ни к чёрту, пора записывать. Вам — туда!
— Куда?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
О том, что если всё время смотреть в прошлое, то расшибёшь лоб о настоящее. Назад надо лишь оглядываться. И то иногда…
Ответа не последовало, так как декорации и место сцены были изменены в доли секунды. Перемещениями во времени и пространстве ребят давно было не испугать и не удивить, хоть шумная израильтянка вечно жаловалась на головокружение, а храбрый казак на «сколько можно, хрень-набекрень!» Итак, попробуем непредвзятым взглядом со стороны описать то место, куда их быстренько перебазировали…
Широкая заасфальтированная площадь, с четырёх сторон строгие армейские бараки, по углам охранные вышки с прожекторами и пулемётами, весь плац обнесён художественно заплетённой колючей проволокой. Над всем этим великолепием лазерное шоу в небе — светящийся образ девицы в белом, с клобуком на голове и изогнутым египетским посохом. Мягкая улыбка, застенчивый взгляд в никуда и ободок засохшей крови под ухоженными ногтями…
Сама площадь была аккуратно заполнена стройными рядами «спасённых» мужчин и женщин, больше молодых, от шестнадцати до двадцати-двадцати двух.
Поэтому, когда наша парочка в привычной манере (она с «галилом» от бедра, он с шашкой наголо!) появилась в самом центре, никто и не вздрогнул, а вот казак и еврейка почувствовали себя крайне неуютно. Против такого количества врагов и сзади, и спереди, и справа, и слева им ещё никогда не приходилось сражаться…
— Таки влипли, как я не знаю кто, но знаю куда!
— Рубиться или молиться станем? Хотя, знаешь, подруга, тут скорее всего и то и другое бесполезно…
— Тогда переговоры?!
Не знаю, на что в данный конкретный момент надеялась хитрая дочь Сиона, ибо с безмолвными рядами детей Дэви-Марии переговариваться было явно не о чем. Само «живое божество» парило над их бесшабашными головами, тоже не делая ни малейших попыток к выходу на взаимовыгодный консенсус.
Безрезультатно прождав минут пять-десять, наша деловитая парочка решила не идти на вооружённый конфликт, потому что стрелять в идиотов это одно, а в больных на голову — чуточку другое. Подъесаул сунул шашку в ножны, церемонно предложил задравшей нос иудейке ручку кренделем, и они чинной походочкой напрямую направились к самому крупному бараку в центре. Ибо как ни верти, но человеческая психология везде устроена одинаково — слуги народа ВСЕГДА живут в лучших условиях, чем сам пресловутый народ.
Безмолвные ряды бритоголовых (и девочек и мальчиков) отрепетированно расступились, открывая проход. Стандартная серая дверь гостеприимно поскрипывала в приоткрытом состоянии. Странно, вот ведь вроде когда ставишь мышеловку для мышки и видишь, как она осторожно, но жадно тянется за сыром, то в груди невольно вспыхивает некий охотничий азарт, да?
А теперь на минуточку представьте, что та же мышь, нагло маршируя на задних лапах, обошла всю мышеловку, неспешно и умело разрядила её, сняла сыр, съела его без спешки и уставилась вам в глаза, уперев лапы в бока. Типа, ну и что, собственно, дальше, дядя?!
Вот примерно с такими выражениями лиц наши герои вошли в штабной барак адептов Дэви-Марии-Христос. Дверь за их спинами захлопнулась с традиционно зловещим скрипом. Скучно до банальности, но таковы традиции жанра… Иван и Рахиль встали рука об руку в маленькой комнате наподобие офиса или кабинета директора. Белёные стены, пустующее кресло, стол с бумагами, дыроколом и старенькой печатной машинкой. А прямо от входа, на самом видном месте, портрет — дешевая ксерокопия из газеты, А-3 формата, с изображением матери-основательницы.
Наша знойная парочка меланхолично вздохнула и огляделась в ожидании дальнейших разъяснений. Никто не пришёл, телефон не звонил, и Дэви-Мария на стенке молчала. Не столь терпеливая иудейка мягко перевела верный «галил» в положение «стрельба от пояса» и сдвинула пальчиком предохранитель. Портрет вздрогнул и заговорил в ту же секунду:
— Чоловик може сесть та ждать, а жинка должна слухать!
— Между прочим, таки ещё девица, — автоматически поправила госпожа Файнзильберминц.
Подъесаул равнодушно подчинился, заняв ближайшую табуреточку в углу.
Рахиль пару раз послушно хлопнула ресничками, изображая искреннее внимание. Украинская дивчина на ксероксе важно откашлялась и осторожно продолжила с тем же ненавязчивым малороссийским акцентом:
— Бо я ещё и на земле в добром здравии, так надо, шоб тут у мене теж живое воплощение було. Из моих верующих неможно брать, бо остальные не поймуть. Надо, шоб со стороны. Вот типа така, як ты, подружка…
— Мама дорогая, таки мой рейтинг прёт вверх со страшной силой, я уже и подружка живого бога — чувихи Дэви!
— Шо-шо там, я не расслышала? — поднапрягся портрет, но умненькая иудейка сделала самые невинные глаза. — Тогда вот шо, подруга, нехай твой хахаль поиграется пока. Мы с глазу на глаз гуторить будем. Ты, як живий бог, много всего себи позволить можешь, я-то розумию, шо и ты не дурна. Вас, поди, Оранжеви глазки сюды поставил? А по чьему приказу? Вот и смекай, яких дел ты наробыть сможешь на той праци…
— Ванечка, я таки могу попросить вас на пять минут выйти?
— Ты уверена? — неуверенно вскинул бровь осторожный подъесаул.
— Я вас умоляю, шо б мы, евреи, хоть с кем-то не могли договориться на взаимовыгодных условиях?!
— С арабами в секторе Газа!
— Таки с ними мы давно договорились, тока не признаёмся, — тонко улыбнулась израильтянка, за плечи разворачивая любимого на выход. — Потому как оно нам надо? Признайся и мы, и они, шо умеем жить тихо, так какая Америка будет финансировать мирный процесс и нам, и им? Погуляйте в тени, никого не рубите, будут приставать девушки с поцелуями — зовите меня…
Иван меланхолично пожал погонами, бросил грозный взгляд на вещающий портрет и, не дослушав чириканье родной еврейки, вышел вон.
Практически из огня в полымя! Или нет, из трагедии в комедию! Опять не совсем то… Как правильно назвать идиотскую ситуацию, при которой твоя перспективная невеста беседует с фотографией на стене («Двое в комнате — я и Ленин…»), а на плацу в это время идёт реальная постановка «Утро стрелецкой казни» в лице одной лошади, двух немолодых эльфов и решительно настроенного отряда бритоголовых мальчиков с автоматами? Вот и я не знаю как…
Значит, не будем строить из себя интеллектуалов, а примем ситуацию, как карты легли. Ещё великий Сомерсет Моэм писал о том, что «Дураки тянутся к интеллекту, как кошки к огню». Мои читатели не дураки, именно поэтому я и могу разговаривать с ними на равных, без интеллектуального умничанья и высосанной из книг подростковой философии…
— Миллавеллор! Госпожа Нюниэль! — Бывший филолог бесстрашно поздоровался с каждым связанным пленником, адепты в белом держали его на прицеле, но приказа стрелять по казаку явно не поступало.
Несчастным завязали глаза и руки (лошади, естественно, только глаза), но даже в этом случае пожилые влюблённые дружно опустили головы, делая вид, что не узнают знакомого голоса — им было очень стыдно…
