Терри Пратчетт - Творцы заклинаний
Напролоум неуверенно отступил, защищаясь поднятыми руками от матушкиного взгляда. Толпившиеся за ним волшебники разбежались, переворачивая столы и спеша скрыться из поля зрения сумасшедшей ведьмы.
Глаза матушки изменились.
Эск никогда не видела их такими. Они стали абсолютно серебряными, точно маленькие круглые зеркальца, и отражали все, что видели. Напролоум был бесконечно малой точкой в их глубине — рот раскрыт, тоненькие, как спички, руки отчаянно машут.
Спина аркканцлера наткнулась на колонну, и это столкновение привело волшебника в чувство. Он раздраженно потряс головой, сложил ладонь чашечкой и послал в сторону ведьмы быструю, как молния, струю белого огня.
Матушка, не сводя с него сверкающих глаз, подняла руку и отбила пламя вверх. Раздался взрыв, и с потолка посыпались куски черепицы.
Глаза матушки расширились.
Напролоум исчез. На том месте, где он стоял, свернулась кольцом огромная змея, готовящаяся нанести удар.
Матушка исчезла. На том месте, где она стояла, появилась большая плетеная корзина.
Змея превратилась в гигантскую рептилию” вышедшую из тумана времен.
Корзина превратилась в снежную метель Ледяных Великанов и покрыла ворочающееся чудовище коркой льда.
Рептилия обернулась саблезубым тигром, приникшим к полу перед прыжком.
Ветер обернулся ямой с булькающей смолой.
Тигр ухитрился стать орлом, поднявшим крылья, чтобы взлететь.
Яма со смолой стала украшенным кисточкой колпачком.
Затем, по мере того как одно воплощение сменялось другим, образы замелькали со страшной скоростью. По залу плясали разноцветные тени. Откуда-то подул магический ветер. Густой и маслянистый, он срывал с бород и пальцев октариновые искры. В центре бури находились матушка и Напролоум — сверкающие статуи посреди сталкивающихся картин.
Эск протерла слезящиеся глаза. И вдруг до ее ушей донесся высокий, тонкий, еле слышный звук.
Она уже слышала его раньше, на холодной равнине — деловитое щебетание, гудение улья, поскрипывающий шорох муравейника…
— Они идут! — взвизгнула она, перекрывая царящий в зале шум. — Они уже близко!
Она выбралась из-под стола, где спасалась от магической дуэли, и попробовала дотянуться до матушки. Порыв сырой магии сбил ее с ног и бросил на стул.
Жужжание усилилось, так что воздух гудел, словно трехнедельной давности труп в жаркий летний день. Эск предприняла еще одну попытку добраться до матушки и отшатнулась от зеленого пламени, которое с ревом пронеслось вдоль ее руки и опалило ей волосы.
Она лихорадочно заозиралась вокруг, ища других волшебников, но те упорно прятались за перевернутой мебелью, где пережидали оккультный шторм, бушующий над их головами.
Эск промчалась через весь зал и выбежала в темный коридор. Вокруг нее клубились тени, но она, всхлипывая, упорно карабкалась вверх по ступенькам к комнатушке Саймона.
“Нечто попытается проникнуть в его тело, — сказала матушка, — нечто, которое будет ходить и разговаривать, как Саймон, но на самом деле будет другим…”
У двери беспокойно толклась кучка студентов. Завидев мчащуюся на них Эск, они поразились настолько, что поспешно расступились, освобождая ей путь.
— Там внутри что-то происходит, — сообщил один из них.
— Мы не можем открыть дверь! Они выжидающе посмотрели на нее.
— У тебя случайно нет ключа? — спросил другой студент.
Эск схватилась за дверную ручку и попробовала повернуть. Ручка слегка поддалась, но тут же крутнулась обратно с такой силой, что чуть не содрала ей кожу с ладони. Доносящееся изнутри щебетание усилилось, и к нему добавился еще один звук, похожий на хлопанье огромного куска кожи.
— Вы же волшебники! — вскричала Эск. — Ну так волшебничайте, черт бы вас побрал!
— Телекинез мы еще не проходили, — отказался один.
— Я болел, когда мы изучали метание огня…
— Вообще-то я довольно слаб в дематериализации…
Эск дернулась было к двери, но остановилась, не закончив шаг, — так и замерла с поднятой ногой. Матушка как-то говорила, что у старых зданий с возрастом появляется сознание. Университет был очень стар.
Она осторожно шагнула в сторону и провела пальцами по древним камням. Торопиться нельзя, чтобы не испугать его, — она почувствовала разум, медлительный и простой, но все-таки разум. Он пульсировал вокруг нее. Она ощупала скрывающиеся внутри камня крошечные искорки.
За дверью что-то завывало.
Трое студентов с изумлением наблюдали за Эск, которая стояла неподвижно как скала, прижимаясь ладонями и лбом к стене.
Она почти достигла цели. Она чувствовала свой вес, массивность и неповоротливость, у нее пробуждались отдаленные воспоминания о рассвете времен, когда камень был расплавленным и свободным. Впервые в жизни она поняла, что такое иметь балконы.
Она мягко пробиралась по сознанию Университета, отыскивая этот коридор, эту дверь.
Эск осторожно вытянула руку. Студенты увидели, как один ее палец неторопливо разогнулся.
Дверные петли заскрипели.
Напряжение длилось один миг. Потом из петель повыскакивали гвозди и со звоном заколотились о стену у Эск за спиной. Доски выгнулись — дверь пыталась открыться, преодолевая силу.., силу того, что удерживало ее закрытой.
Дерево ВЗДУЛОСЬ.
Коридор пронизали лучи голубого света, которые перемещались и плясали, перебиваемые мелькающими в ослепительном сиянии внутри комнаты неясными силуэтами. Свет был туманным и неестественным; увидев этот свет, Стивен Спилберг стремглав помчался бы к своему адвокату по защите авторских прав.
Волосы Эск встали дыбом, так что девочка стала похожа на одуванчик. Она шагнула за порог и почувствовала, как по ее коже, потрескивая, скользят огненные змейки магии.
Оставшиеся снаружи студенты с ужасом следили, как она исчезает в сиянии.
Сияние с бесшумным взрывом погасло. Спустя некоторое время студенты все-таки набрались смелости и заглянули в комнату, но не обнаружили там ничего, кроме тела спящего Саймона. А на полу, молчаливая и холодная, лежала Эск, и дыхание ее было очень, очень медленным. Весь пол был покрыт тонким слоем серебристого песка.
* * *Эск парила в окутывающем мир тумане, с легким изумлением отмечая, что ее тело без труда проходит сквозь твердое вещество.
Но она была не одна. Она слышала щебетание Тварей.
Ярость поднялась в ней подобно желчи. Она развернулась и направилась туда, откуда доносился шум. В то же время Эск упорно сражалась с соблазном, который неустанно нашептывал ей, мол, как приятно будет ослабить хватку, которой она цепляется за свое сознание, и погрузиться в теплое море небытия. Ни в коем случае не прекращать злиться! Иначе… Главное сейчас — это подогревать свою злость.
Плоский мир расстилался под ней, как в тот день, когда она была орлом. Только на этот раз она летела над Круглым морем — оно и вправду было похоже на круг, словно у Создателя закончились все идеи, — а за ним виднелась длинная гряда Овцепикских гор, тянущаяся до самого Пупа. Под Эск мелькали континенты, о которых она слыхом не слыхивала, и крошечные цепочки островов.
Постепенно, по мере того как менялась точка ее обзора, в поле ее зрения появлялся Край. Стояла ночь, и, поскольку обращающееся вокруг Плоского мира солнце находилось сейчас под Диском, длинный Краепад, окаймляющий Край и освещаемый снизу, мерцал и переливался.
Освещало солнышко и Всемирную Черепаху — Великого А'Туина. Эск часто спрашивала себя, а не миф ли на самом деле эта Черепаха. Ей казалось, что создавать нечто подобное просто ради того, чтобы перемещать в пространстве какой-то мирок, — слишком дорогое удовольствие. Но Черепаха все же была, почти такая же огромная, как Диск на Ее спине, покрытая изморозью звездной пыли и изрытая метеоритными кратерами.
Голова Черепахи как раз проплывала мимо Эск, и девочка заглянула прямо в глаз, который был настолько громадным, что в нем могли разместиться корабли всех флотов в мире. Эск слышала, что если посмотреть в направлении взгляда Великого А'Туина, то увидишь конец Вселенной. Возможно, это клюв придавал Ему такой вид, но Великий А'Туин выглядел так, будто смутно на что-то надеялся, с оптимизмом чего-то ждал. Может быть, конец всего сущего не так уж и плох.
Эск, двигаясь как во сне, потянулась к величайшему сознанию во Вселенной и попыталась его Позаимствовать.
Она остановилась как раз вовремя, почувствовав себя ребенком, который, катясь на санках, ожидал увидеть перед собой невысокий пологий склон, но внезапно обнаружил, что смотрит вниз с величественных гор, покрытых снегом и уводящих в ледяные поля бесконечности. Никто и никогда не смог бы Позаимствовать это сознание, это было бы равнозначно попытке выпить море. Мысли, которые текли в нем, были монументальными и неторопливыми, как ледники.
Позади Диска сверкали звезды, какие-то сумасшедшие звезды. Они кружились, как снежинки. Правда, время от времени они успокаивались и становились такими же неподвижными, как всегда, но потом им в головы снова приходила мысль немножко потанцевать.