Оборот третий. Яйца Нимиры (СИ) - Криптонов Василий Анатольевич

— Ух ты, — восхитился я, — то есть, ваши уроки — понятно, а коллег-то как?

— Не все мои коллеги заполняют классный журнал сразу, — объяснила Робин, — не успевают. После очередной идиотской реформы образования нам запретили проводить перед уроком перекличку — кто из учеников присутствует, а кто нет, на это якобы тратится слишком много времени. Мы обязаны выдать детям задание, а потом, глядя на класс, заполнить журнал. Это крайне неудобная система, и обычно учителя отмечают у себя в блокноте тех, кого нет, а классный журнал заполняют потом, после уроков. Иногда мои коллеги заносят кого-то в список ошибочно, и потом вычёркивают фамилии… Блокноты лежат в учительской прямо на столах, мы их не прячем.

— Ясно, — сказал я. — И заглянуть в чей-то блокнот для того, чтобы вычеркнуть из него фамилию Сеприта — как не фиг делать, верно? Поэтому, если верить классному журналу, Сеприт присутствовал на всех уроках без исключения. Об этом было, кому позаботиться.

Щёки Робин запылали:

— Сеприт не оставил мне выбора!

— Да это я понял, что не оставил, — покивал я. — Только не понял, как? Хоум-видео втихаря снимал, что ли?

Робин непонимающе нахмурилась:

— Видео?..

— Ну, каким-то образом этот негодяй заставил вас следовать своему гнусному плану? — прибавил пафоса я.

— Сеприт — не негодяй! — Робин всплеснула руками и разрыдалась. — Я люблю его!

Ну, зашибись приплыли. То «не оставил выбора», то «люблю». Вот, поди пойми этих баб — сволочь Сеприт по её понятиям, или наоборот. Уж, казалось бы, чего проще? Любишь — так раздевайся. Не любишь — ну, тут возможны варианты. Подождать, пока полюбишь, например. Минут двадцать. Но — нет, куда там! Обязательно усложнять надо.

Я встал, прошёлся по помещению. Робин с упоением рыдала.

— Робин Генриховна, — позвал я. — Понимаю ваши чувства, но тем не менее. Комнату вы Сеприту, в итоге, сдали?

Робин кивнула.

— А зачем ему нужна была комната? Он тоже вас полюбил и хотел оказаться поближе к вам?

Робин грустно помотала головой:

— Говорю же, нет. Иногда мне вообще кажется, что этот человек напрочь лишён способности любить. Ему просто нужно было помещение — под лабораторию, как я теперь понимаю, или что-то в этом роде. Сам он живет в многоквартирном доме, с якобы тёткой — хотя лично я понятия не имею, кем на самом деле приходится ему эта женщина. Да, честно говоря, и знать не хочу.

— Что, красивая? — понимающе спросил я.

Робин вспыхнула.

— Только не думайте, пожалуйста, что я ревную!

— Нет-нет, ну что вы, — успокоил я, — и в мыслях не было. Значит, Сеприту понадобилось помещение под лабораторию?

— Да. Он давно его присматривал и никак не мог выбрать. Нужно было, чтобы и место находилось на отшибе, и хозяева нелюбопытные, которые без лишних вопросов сдали бы комнату шестнадцатилетнему мальчишке, и возможность незаметно приходить и уходить — а у моего дома, как вы, очевидно, уже знаете, есть чёрный ход… В общем, я подходила Сеприту идеально. Белая полоса моей жизни, как выяснилось в то утро, была вовсе не цепью счастливых случайностей. Сеприт просто решил таким образом, как он выразился, избавить меня от проблем. Он заплатил коммунальщикам, чтобы починили крышу, нашёл кредитора моего отца и погасил долги, побеседовал с хозяином клуба — в общем, все радостные события моей жизни происходили, оказывается, благодаря Сеприту.

— Который, в свою очередь, рассчитывал на вашу благодарность, — закончил я. — А если бы ему не повезло и выяснилось, что вы — неблагодарная скотина, то старый добрый шантаж тоже никто не отменял.

— Вероятно, — неохотно признала Робин. — Об этом я не думала, но, скорее всего, вы правы.

— Итак, — подвёл итог я. — В вашем доме — лаборатория Сеприта. И поэтому вы не хотели меня пускать?

Робин кивнула.

— А что там, в лаборатории?

— Понятия не имею. Никогда туда не заглядывала. — Робин встряхнула головой так категорически, что я сразу понял: заглядывала, но фиг признается.

— А Сеприт не рассказывал, что там? — решил зайти с другой масти я. — Сколько он уже у вас квартирует?

— Почти полгода.

— И что, вы ни разу не обсуждали, чем он занимается?

— Сеприт избегал меня, — грустно сказала Робин. — Приходил в лабораторию, когда я была в клубе. Говорил, что ему удобен такой режим, но я догадывалась, что дело не в этом. Однажды спросила напрямую: «Почему ты стараешься не встречаться со мной? Я тебе настолько неприятна?» А Сеприт улыбнулся и сказал: «В том-то и дело, что исключительно приятны, Робин Генриховна. И мне бы очень не хотелось, чтобы из-за моей деятельности у вас были неприятности, извините за каламбур. Как говорят в одном не самом благополучном мире — меньше знаешь, дольше проживёшь. Врать вы не умеете, поэтому для вас единственный надёжный способ не проболтаться — ничего не знать».

— Ясно, — сказал я. — А… — но не договорил. До меня вдруг дошло.

Обычно Сеприт приходит к Робин, когда она в клубе. Нынешнюю ситуацию обычной не назовёшь — поэтому сегодня он пытался оказаться в лаборатории в неурочное время. Но не получилось, потому что его спугнули мы с Дианой. А значит, что? Значит, скорее всего, тот, кого мы ищем — там, где мы знаем! А я тут с влюблённой училкой посиделки рассиживаю. Ладно бы ещё, если бы в меня влюблённой…

— Спасибо, Робин Генриховна, — я вскочил, — вы мне очень помогли, удачи вам в творчестве и личной жизни! Берегите себя, — и ринулся к двери.

— Стойте! — Робин бросилась за мной и повисла у меня на плечах. — Куда вы? Ко мне домой?

— Нет, ну что вы! Разве я посмел бы? В управление бегу. Поступил срочный вызов.

— Вы врёте, Константин Дмитриевич, — Робин оббежала меня. Решительно подбоченилась и объявила: — Я иду с вами.

Глава 27

Естественно, дожидаться, пока Робин договорится с начальством об уходе, переоденется и всё такое, мы с Дианой не стали. Рванули к её дому сразу. Понятно было, что Сеприт в лаборатории вряд ли надолго задержится, а второго шанса его выследить, скорее всего, не представится. Недотроллейбусы уже не ходили, вызывать такси мы и пробовать не стали. Пошли пешком. Хотя правильнее было бы сказать — побежали.

По дороге Диана выпытывала у меня подробности беседы с Робин. Я щедро делился. А на подходе к дому Робин сообразил:

— Слушай, а тебе ведь туда нельзя. Как только Сеприт тебя увидит — опять рванёт, только пятки засверкают. И ищи его-свищи.

Диана мрачно кивнула:

— Да. Тоже об этом думала. В дом пойдёшь ты, я на улице подожду. Постарайся договориться с Крисом. А если не получится — я буду настороже и попробую его перехватить.

— Расскажи, что там у вас была за подстава, — потребовал я.

Диана округлила глаза:

— О чём ты?

— Дурака не валяй! — Спина у меня болела всё сильнее. Я попытался высчитать, сколько часов прошло с момента нашего ухода с корабля, и получилось, что довольно много. До того момента, как скрутит, остался час, не больше. — Чтобы суметь уболтать Сеприта, мне надо понимать, что между вами произошло! Вслепую тут не проканает, Сеприт — не милашка Робин. Расколет меня на раз. Говори, как вы расстались?

Диана поджала губы.

— Я же всё равно узнаю, — напомнил я, — рано или поздно. Так, и смысл тянуть? Ну?

— Я не позволила Крису совершить самоубийство.

— Что-о?! — охренел я.

— Что слышал, — огрызнулась Диана. — После того, как мы скрылись от Альянса, в каких только помоечных мирах не жили, и чем только не приходилось заниматься. Поднимать свои старые связи Крис не стал, опасался предательства. Он ведь так и не сумел вычислить, кто его сдал. Брался за любую, самую грязную работу на чёрном рынке — пересадка органов, копирование сознания, смена пола и внешности — лишь бы платили. Когда у нас появилось достаточно денег, Крис модифицировал моё тело. Я смогла поступить на учёбу в академию Альянса, но теперь мою связь с Крисом приходилось скрывать ещё тщательнее. Я училась, подолгу пропадала на занятиях и тренировках, а Крис остался в Нижних мирах и продолжал оперировать. Виделись мы всё реже. Крис становился всё более замкнутым, мало говорил и много пил, но я старалась себя убедить, что мне это только кажется. Ждала, когда закончу учёбу, поступлю на работу в Альянс и наконец-то смогу обеспечивать Криса по-настоящему — создать условия для того, чтобы он снова открыл клинику. Мне казалось, что Крис всё понимает и тоже этого ждёт. Но он не дождался. На исходе второго года учёбы я пришла на экзамен и выяснила, что сдавать его не надо — мне поставили оценку по итогам семестра, такое иногда случалось. Я, счастливая тем, что внезапно обрела выходной, поспешила к Крису. До этого мы не виделись больше месяца, только по браслету общались — я была слишком занята. И Крис, видимо, рассудил, что уж сегодня, в день экзамена, точно к нему не приеду. Дверь не открыл, пришлось отпирать своим ключом. Я вошла и увидела, что Крис лежит в постели — одетый, в брюках и рубашке с коротким рукавом. Рядом стояла капельница, в вену Криса поступал какой-то раствор. «Что с тобой?» — окликнула я. Крис не ответил. Я увидела, что он без сознания. А на столе лежали две записки: одна для полиции, о том, что «доктор Адам Кунц» уходит из жизни добровольно, а вторая — квартирной хозяйке, с распоряжением сжечь тело доктора Кунца в крематории, и с приложенным чеком на оплату услуг похоронного бюро. Я завизжала. Бросилась к капельнице, отключила её — раствор успел прокапать наполовину. Пульс у Криса едва прощупывался, но сердце ещё билось. Вызывать врача я побоялась — подумала, что едва ли препарат, который находится в капельнице, свободно продаётся в аптеках. Да и объяснить, кто я такая, тоже было бы непросто. Я сделала Крису общеукрепляющий укол, легла рядом с ним и принялась молиться, чтобы всё обошлось. Не заметила, как задремала. А проснулась от злющего мата — Крис проклинал меня последними словами. «Что ты наделала, дура?!» — это было самое мягкое. То, что я приняла за жест смертельного отчаяния, было, оказывается, тщательно обдуманной, детально спланированной операцией. «Если бы ты явилась на полчаса позже и отключила капельницу после того, как три четверти раствора оказались в организме, я вернулся бы к жизни овощем, роняющим слюни, — орал Крис, — и прожил бы в таком состоянии ещё лет пятьдесят! Каким местом ты думала?! На хрена ты вмешалась?!» Моих оправданий он не слушал. Сказал, что больше не хочет меня видеть. У меня всё складывается неплохо, он уверен, что рано или поздно я добьюсь своей цели — получу работу в Альянсе, — а у него своя цель. И ему не нужно мешать. «После того, как я связался с тобой и твоим отцом, Альянс разгромил мою клинику, — орал Крис. — Сейчас ты явилась и сорвала операцию, которую я планировал два года, теперь придётся всё начинать заново! Убирайся из моей жизни, пока я тебя не убил!» Мои слова о том, что хотела ему помочь, Крис не слушал. Сказал, что наилучшая помощь, которую я могу ему оказаться — никогда больше не встречаться на пути. Я психанула и ушла. И до сегодняшнего дня мы не виделись.