Терри Пратчетт - Бац!
— Но сейчас такое время месяца…
— Я знаю, сэр. Она не спала и в своей корзинке тоже.
Вирви заползали в дыру в прогнившем потолке сырого подвала, бывшего когда-то чердаком, а сейчас наполовину затопленного грязью.
Ударом кулака Ангуа разбила сырое дерево в щепки.
Она подтянулась и пролезла в очередную темную комнату, а затем протянула руку, помогая Салли.
Салли огляделась и сказала:
— Ну что же, здесь тоже грязно, но несколько по-другому.
— Будем надеяться, что это так, — ответила Ангуа. — Думаю, нам нужно подняться по крайней мере еще на один уровень. Вон там арка, пошли.
Но и за аркой их ждали те же тупики, заброшенные зловонные комнаты и обманутые надежды, и все было покрыто той же самой слизью.
Через какое-то время запах стал почти осязаемым, а затем умудрился превратиться в еще одну составляющую темноты. Женщины брели, с трудом продираясь из одной влажной зловонной комнаты в другую, обстукивая стены в поисках скрытых дверей, высматривая тоненький луч света на потолках, с которых свешивались интересные, но пугающие наросты.
Вскоре послышалась музыка.
Пять минут хлюпанья по пояс в грязи, и они оказались у заложенного кирпичами дверного проема. Но поскольку современный анк-морпоркский строительный раствор делался из песка, лошадиного навоза и овощных очистков, несколько кирпичей уже выпало. Салли выбила остальные одним ударом кулака.
— Извини, — сказала она, — но на то мы и вампиры.
За снесенной стеной находился подвал с бочками, похоже, что им вовсю пользовались. Из подвала наружу вела обычная дверь. Приглушенная, монотонная музыка доносилась сквозь доски потолка. На потолке также был люк.
— Так, — сказала Ангуа. — Там наверху люди, я чувствую их запах…
— Я насчитала пятьдесят семь бьющихся сердец, — добавила Салли.
Ангуа наградила ее Взглядом.
— Ты знаешь, на твоем месте я бы не афишировала этот свой талант, — сказала она.
— Простите, сержант.
— Это не то, что людям хочется услышать, — продолжила Ангуа. — То есть, я, лично, могу расколоть череп человека своими челюстями, но я предпочитаю не упоминать об этом.
— Я должна записать себе это, сержант, — ответила Салли с кротостью, которая, вполне возможно, была наигранной.
— Хорошо. Теперь… Как мы выглядим? Болотные чудовища?
— Да, сержант. Ваши волосы выглядят жутко, как большой кусок зеленой слизи.
— Зеленой?
— Боюсь, что да.
— И мое аварийное платье где-то валяется, — сказала Ангуа. — Да и рассвело уже. Ты можешь превратиться в летучих мышей?
— На дневном свету? Оказаться в ста пятидесяти пяти сбитых с толку летучих мышах? Ни за что! Но ты-то ведь можешь стать волком, да?
— Тебе может и все равно, а я в общем-то предпочитаю не появляться в виде покрытого слизью монстра, вылезающего из-под пола, — ответила Ангуа.
— Да, ты права. Зрелище не для слабонервных, — Салли смахнула кусок слизи. — Фу, какая мерзкая дрянь.
— Лучшее, на что мы можем надеяться, когда выскочим, что никто нас не узнает, — сказала Ангуа, вытаскивая комок дрожащей зеленой субстанции из своих волос. — По крайней мере мы… О, нет!
— Что такое? — спросила Салли.
— Шнобби Шноббс! Он там наверху! Я чувствую его запах! — она ткнула рукой в доски над собой.
— Ты говоришь о капрале Шноббсе? Маленький… человек с прыщами? — спросила Салли.
— Мы случайно не под участком? — сказала Ангуа, в панике оглядываясь.
— Не думаю. Там кто-то танцует под эту музыку. Слушай, как ты можешь унюхать его посреди всего… этого?
— От его запаха так просто не отделаешься, уж поверь.
Запахи залежавшейся капусты, мази от прыщей и доброкачественного кожного заболевания преобразовались на капрале Шноббсе в странный аромат, дергающий нос, как пила струны арфы. Его нельзя было назвать мерзким, скорее, он был похож на своего хозяина: странный, вездесущий, неподдающийся забвению…
— Ну, он же наш товарищ, так ведь? Разве он не должен помогать нам? — спросила Салли.
— Мы обнажены, младший констебль!
— Только формально. Эта грязь чрезвычайно прилипчивая.
— Мы голые под грязью! — сказала Ангуа.
— Да, но даже когда мы одеты, то под одеждой мы тоже голые! — уточнила Салли.
— Сейчас не время для логики! И не время, чтобы позволить Шнобби ухмыляться надо мной!
— Но он видел тебя в волчьей форме, так ведь? — сказала Салли.
— И что? — резко сказала Ангуа.
— Ну, технически-то ты обнажена в такой форме?
— Никогда не говори ему об этом!
* * *Шнобби Шноббс, тень в теплом красном свечении, подтолкнул локтем сержанта Колона.
— Не нужно сидеть с закрытыми глазами, сержант, — сказал он. — Здесь все легально. Это художественное прославление женского тела, как говорит Смуглянка. К тому же она все равно одета.
— Две кисточки и сложенный носовой платок — это не одежда, Шнобби, — сказал Фред, вжимаясь в сиденье.
Розовая кошечка! Ради всего святого, он служил в Армии и Страже, а мужчине в мундире трудно не увидеть одну, две… Или даже три, как он сейчас припоминает… И как верно заметил Шнобби, балерины в Опере почти ничего не оставляют тебе для воображения, по крайней мере для воображения Шнобби. Тем не менее, балет считается Искусством, несмотря на нехватку урн и постаментов из-за их дороговизны, и, что самое важное, балерины не вращаются на шесте вверх тормашками.
Хуже всего было то, что он уже заметил среди зрителей пару знакомых. К счастью, они не увидели его, то есть, каждый раз, когда он бросал на них косые взгляды, они смотрели совершенно в противоположную сторону.
— А сейчас будет по-настоящему трудное место, — общительно зашептался Шнобби.
— Э… и что? — Фред Колон опять зажмурился.
— О, это Тройной Штопор…
— Слушай, а руководство клуба не возражает, что ты сюда приходишь? — выдавил Фред, еще сильнее вжимаясь в кресло.
— Нет, им нравится, когда в зале сидит стражник, — ответил Шнобби, не сводя глаз со сцены. — Они говорят, что люди ведут себя примерно. В любом случае, я прихожу, только чтобы проводить Бетти домой.
— Бетти — это кто?
— Смуглянка — это ее сценическое имя, — объяснил Шнобби. — Она говорит, что экзотическая танцовщица по имени Бетти никому не будет интересна. Она говорит, что к такому имени больше подходит квашня с тестом.
Колон опять закрыл глаза, пытаясь отогнать от себя мысли о связи между бронзовой гибкой фигуркой и квашней теста. —
По-моему, мне нужен свежий воздух, — простонал он.
— Ох, это еще не все, сержант. Следующей будет Брокколи. Она может коснуться своего затылка ногами, представляешь…
— Я не могу в это поверить! — сказал Фред Колон.
— Она может, я сам видел…
— Я не верю, что бывают танцовщицы по имени Брокколи!
— Ну, раньше ее звали Конфетка, сержант, но после того, как она узнала, насколько брокколи полезнее для здоровья…
— Капрал Шноббс!
Звук доносился из-под стола.
Шнобби уставился на Фреда Колона и затем кинул взгляд вниз.
— Да? — рискнул он с осторожностью.
— Это сержант Ангуа, — сказал пол.
— Оу? — сказал Шнобби.
— Что это за место? — продолжал голос.
— Клуб Розовая Кошечка, сержант, — послушно ответил Шнобби.
— О, боже. — Внизу произошли какие-то переговоры и затем голос сказал:
— Там женщины есть?
— Да, сержант. Э… Что вы там делаете?
— Отдаю тебе приказания Шнобби, — отрезал подземный голос. — Так есть там женщины или нет?
— Ага, тут их полно.
— Хорошо. Пожалуйста, попроси одну из них спуститься в подвал с бочками. Нам нужны пара ведер горячей воды и несколько полотенец, понял?
Шнобби осознал, что музыканты прекратили играть, и Смуглянка замерла в полупадении. Все прислушивались к говорящему полу.
— Да, сержант, — ответил Шнобби, — я понял.
— И чистую одежду. И, — под полом опять пошептались, — еще несколько ведер воды. И щетку. И расческу. И еще одну расческу. И еще полотенец. О, и еще пару туфлей размерами шесть и… четыре с половиной? Что, правда? Так, ладно. Фред Колон с тобой, или это был глупый вопрос?
Фред откашлялся.
— Я здесь, сержант, — отрапортовал он. — Но я пришел только для того, чтобы…
— Отлично. Я хочу позаимствовать у вас набор нашивок. У меня плохие предчувствия, и я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь забыл о том, что я сержант. Есть с собой пара нашивок?
— Сейчас полная луна, — многозначительно шепнул Фред Шнобби, как мужчина мужчине, и добавил вслух: — Да, сержант! Это займет всего лишь…
— Нет, не займет! Потому что тут внизу ждут оборотень и вампир, ясно? У меня сегодня исключительно плохие волосы, а у нее болят зубы! Или мы появимся здесь через десять минут в человеческом виде, или мы появимся здесь по-любому!
