Алексей Зубко - Сокрушительное бегство
— Пускай там и остается, — решил ультрамариновый дух кувшина.
— Как скажешь, — излишне поспешно согласился я, испытав моральное облегчение. — Как скажешь.
И растянулся на ложе, созерцая робкое мерцание первой появившейся на небе звезды. Крохотный бледно-голубой светлячок, зависший где-то в бескрайних глубинах космоса. Следуя его примеру, на темном полотне неба стали появляться другие светлые точки — звезды. Одни ярче, другие крупнее, они очень скоро украсили небосвод богатой россыпью холодных огней, поглотившей своим разнообразием индивидуальность каждого из них. Моргнув, я уже не смог отыскать ту, первую звезду, бросившую вызов тьме.
— Потрясающе, — прошептал я.
С каждым стуком сердца мое тело словно поднимается над землей, приближаясь к звездной россыпи. Необъятность безграничного простора окутывает сияющим коконом, как Драгоценный жемчуг крохотную песчинку. Начинаешь чувствовать себя частью чего-то действительно Великого и Вечного.
— Да… — согласился джинн. — Словно алмазное колье на загорелой дочерна груди прекрасной наложницы.
— Ничто человеческое не чуждо философам, — заметил я.
— Это ты к чему? — Перекрутившись словно веретено, ультрамариновый дух заглянул мне в лицо.
— А еще мог бы сравнить с осколками стекла на черном после дождя асфальте.
— А что, похоже? — поинтересовался джинн.
— Похоже, — вынужденно подтвердил я, поднимаясь, — но непоэтично.
Сказал и едва не пожалел о сказанном, ибо по своему скромному опыту могу утверждать с уверенностью: о поэзии и философии джинн может разглагольствовать бесконечно. Возможно, я немного и преувеличил, но то, что терпение слушателя заканчивается много раньше, чем поток мыслей джинна, облаченный в слова, — это точно. На этот раз дискуссия прервалась, не успев и начаться, джинн только и успел произнести:
— О поэзия!..
— К нам гости, — возвращая на грешную землю сознание философа из кувшина, воспарившее в невидимые выси, сообщил я.
Джинн тихонько ойкнул. Серебряный кувшин дрогнул и со свистом, словно пылесос, втянул призрачное тело внутрь себя.
Появившись из-за деревьев, темная фигура замерла на границе света и тьмы, словно в нерешительности или выжидая чего-то.
— Кто ты? — спросил я незваного посетителя, про себя предположив: «Наверное, кто-то из обслуживающего персонала храма дня Великого дракона и храма ночи Великого дракона. Разбери поди, чья очередь дежурить…»
Силуэт качнулся, но ответа не последовало.
— Эй! Ты меня слышишь?
Если незнакомец и услышал обращенные к нему слова, то вида не подал.
— Кто ты такой? — настойчиво повторил я вопрос, свешиваясь с края ложа. Рукоять меча мягко легла в ладонь, вселяя уверенность. А то мало ли что… Может, это агрессивный иноверец — антидраконист какой-нибудь. То, что Ольга про таких не упоминала, ни чем не говорит. Кому хочется вспоминать о плохом? Или засланный убийца злобных паразитов…
— Отай мой месь, — шепеляво потребовал пришелец, стремительно бросаясь ко мне.
Призрак из покосившейся башни брошенного замка, узнал я и, вскочив, стал в защитную стойку.
— За зубами пришел?
— Мой месь, — заявило беззубое привидение, позорящее весь свой род дезертирством с вверенного ему поста. Ибо доподлинно известно, что призраки не могут бродить по свету куда захотят, они привязаны к одному месту. Ежели ты привидение кладбищенское, то и броди себе меж надгробий да оградок, а ежели замковое, то мышей по подвалам гоняй, звени цепями иль еще чем, стони по ночам жалобно, но зачем же призрака-шатуна из себя изображать?! Ненормальный какой-то! А эти опасные…
Подняв над головой топор, призрак перепрыгнул через канаву. Танцующие среди листвы кувшинок огоньки даже не дрогнули. Как это я проморгал, когда заменили свечи?
— Велни мне месь, — потребовал беззубый дух, сверкая глазами.
— Бери, — разрешил я, протянув клинок рукоятью вперед.
— Мой!!! — взвыл призрак, отбрасывая топор в сторону и двумя руками хватая протянутый меч. Пальцы свободно прошли сквозь гарду, сжавшись несколькими сантиметрами ниже. Не желая верить очевидному, привидение повторило попытку. Еще и еще раз.
— Интересно, — заявил джинн, показавшись из бутылки, — идиотизм — это заразно?
— Ну… — неуверенно протянул я, задумавшись над вроде бы очевидным ответом. Вспомнились некоторые факты из истории человечества, подводящие к выводу, что не без этого. — Иногда.
— Это как? — уточнил джинн, держась подальше от истерически машущего руками призрака, довольно противно завывающего при этом.
— А так, что окружение очень сильно и довольно быстро меняет сознание человека, подстраивая его под общий фон. Хотя бывают исключения. Порой и одного идиота хватает, чтобы взбаламутить целую группу в общем-то нормальных людей. И они начинают вести себя так, что потом только диву даются: «Как, неужели это сделали мы?! Не может быть!»
Убедившись, что руками меч взять не удастся, призрак попытался ухватить его беззубым ртом. С тем же результатом.
— Ладно, побаловали, и будет, — заявил я привидению, развернув меч и взяв его за рукоять.
— Месь, месь… — выдергивая ворс из боков наброшенной меховой шкуры, скулит призрак.
Мне поневоле становится его жало. Он такой несчастный, беспомощный…
— Может, в замок вернешься? — предложил я ему. — Там спокойно.
— Снасяла велни мне месь.
Скорее догадавшись, чем разобрав, что он сказал, я опустил руки, выражая свое бессилие в этой ситуации. Меч острием уткнулся в землю, срезав цветок орхидеи.
— Лучше вернись на…
— Он мой! — выкрикнул призрак, не дослушав доброго совета. И схватил меня за горло.
Его пальцы надавили на трахею, лишая возможности дышать.
— Он мой! — обдав меня смрадным дыханием, прошипел беззубый призрак, усиливая хватку.
«Этого не может быть!» — задыхаясь от недостатка воздуха, потрясенно подумал я. Перед глазами поплыли разноцветные круги, руки безвольно обвисли вдоль тела.
«Нет!» Из последних сил рванувшись, я попытался ударить призрака мечом по касательной снизу вверх, чтобы заставить хоть на миг ослабить хватку. Я вложил в удар всю оставшуюся силу и всю жажду жизни. Меч взлетел, со свистом рассекая воздух, но ожидаемого удара не последовало. Призрак, внезапно сделавшись нематериальным, провалился сквозь меня, а затем и сквозь ложе. Растерявшись, я едва не выпустил меч. Лишь железная хватка самостоятельно среагировавших пальцев кибернетической руки удержала его.
Развернувшись, я замер, прислушиваясь к доносящимся из толщи ложа крикам и стонам. Занесенный над головой меч мелко дрожал, готовый обрушиться на голову призрака, едва та покажется. Хватит играть с ним в благородство! Это неправильное страшило уже дважды едва не убило меня. Нет, трижды, если вспомнить попытку ударить топором на крыше покосившейся башни, или даже четырежды…
— Тренируешься? — раздался голос из-за спины. Подпрыгнув от неожиданности, я взмахнул мечом.
— Осторожнее, — предостерегла Ольга, уронив корзинку и поднырнув под лезвие. Распрямившись, она обхватила меня руками, фиксируя мою правую руку в поднятом положении, из которого невозможно нанести удар.
Видимо следуя храмовым правилам, валькирия не носит под накидкой доспехов, что делает прижавшееся ко мне тело таким близким и податливым.
— Ты такая горячая, — невольно вырвалось у меня.
— Правда? — Вскинув голову, она посмотрела мне в лицо.
— Да, — ответил я и заглянул в зеленые озера ее глаз, по которым плывут светящиеся отражения огоньков. И утонул в их бездонной глубине. Нежно прижав ее к себе свободной рукой, я вдохнул запах трав, исходивший от ее волос. Дыхание мое перехватило от пронзительно-сладкого восторга. — Оленька…
— Волье плоклятое! — высунув голову, заявило беззубое привидение, разрушив очарование момента и тем самым удлинив список моих претензий к нему до нескончаемости.
— Кто это? — задернув меня за спину, поинтересовалась Ольга, напрасно пытаясь нащупать на поясе меч. Вспомнив об его отсутствии, она выхватила левой рукой нож.
— Одно невоспитанное привидение, — пояснил я, сверля его гневным взглядом.
— Откуда?!
— Из замка.
— А что он здесь делает? — удивилась валькирия, делая плавные пассы выставленной вперед правой рукой.
— Велни месь, волье!
— А чего он кричит?
— Хочет, чтобы я ему меч отдал, — признался я.
— Ему-то он зачем? — удивилась Ольга.
— Он мой! — заявил призрак, бочком выбравшись из ложа. Затем стремительно подхватил брошенный топор и, зловеще хохоча, завертел его над головой.
— Держись за моей спиной, — сказала валькирия, сбрасывая накидку и наматывая ее на руку.
Более прелестной картины трудно себе представить! А уж передать словами можно лишь бледные отголоски эмоций, возникающих при виде ее открытой взору красоты. Это очаровательно, пленительно, обворожительно…
