Владимир Тимофеев - Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому (СИ)
И, кстати, еще одно действие я совершил перед тем, как вступить в свой, так сказать, «последний и решительный». Будто бы что-то торкнуло в мозгу, про талисман, мол, не забудь – пригодится. И потому уже на самой кромке я приостановился на миг, вытащил из разгрузки камушек, тот самый, из отцовской коллекции, сунул его в перчатку и в кулаке зажал. Крепко. А уж потом шагнул. Точнее, сиганул ногами вперед. С сакральным криком. «Поехали!»
Первые двадцать секунд спуск проходил в штатном режиме. Я чуть подтормаживал штычком и корректировал направление движения рантами тяжелых ботинок. А потом стало весело. Желоб пошел круче, скорость возросла, и меня тут же начало подбрасывать как валютную пару на нисходящем тренде. Откинувшись назад, навалился что было сил на древко ледоруба. «Ага, как же! Хрен вам, Андрей Батькович, а не распасы со сносом!» И вообще, не желаете ли сразу сорок вистов в горку. Это ведь вам не в Парамоновском овраге на мягком снежку тренироваться! Штычок по льду, конечно, царапал, только не тормозил ни черта! Складывалось ощущение, что наоборот, разгонял, исполняя обязанности коньков. Ощущениям я воли не давал и продолжал жать на тяпку, понимая, что на самом деле хоть и немного, но ускорение уменьшаю. Вот только даже если и падало ускорение – скорость-то все равно росла. Росла, росла и выросла, что та репка, большая-пребольшая! Свистел ветер в ушах, летели брызги, подпрыгивала на ухабах задница. Моя собственная, напросившаяся на приключения.
Еще через пару минут воды в ложбине заметно прибавилось – видимо, откуда-то сбоку притоки в общее русло вливались, формируя полноценный ручей. Постепенно конечно, но – тем не менее. Мелькнула шальная мысль, что стоило всё же по берегу путь проложить, как поступил бы любой нормальный человек. И желобок там неплохой имелся, и сырости поменьше, а фирна, так совсем наоборот, побольше и существенно. А что не близко к цели конечной выводил, так и хрен бы с ним, с журавушкой в небе – синица надежнее. Впрочем, мысль мелькнула и тут же пропала. Бог, как говорится, не выдаст, свинья не съест. Прорвемся.
Однако ошибся я. Опять ошибся. Фатально.
Очередной поворот едва не стал и последним – еще немного, и вынесло бы меня с дистанции. И, возможно, сей факт даже на пользу б пошел – зарубился бы спокойно на фирне, как и положено порядочному альпеншутеру. Но я с упрямством, достойным истинного раздолбая, резко наклонил тело вправо, заодно разгружая древко, да еще оттолкнулся штычком от боковой стенки, через которую чуть было не перелетел. Впрочем, чуть-чуть – не считается. Ручеек, больше напоминающий уже приличную речку, принял меня назад как родного и понес дальше. Ледоруб теперь цеплялся за дно лишь изредка. А водный поток всё убыстрялся и убыстрялся. Я, соответственно, вместе с ним. И поначалу типичное, а потом как бы и не совсем, глиссирование очень быстро сменилось почти баллистическим спуском. На финишном отрезке которого мое бренное тело представляло собой нечто среднее между мешком с костями (пока целыми, но это пока) и неуправляемой ракетой класса «Ледник – Река», прижимаемое центробежной силой в несколько «же» к скользкому бортику «водно-бобслейной» трассы.
Вместе с ручьем мы уверенно обогнули лесок, и слегка расфокусированному взгляду бойца открылся совершенно обалденный вид. Настолько, что даже временное уменьшение уклона не обрадовало. Потому что дальше ледник обрывался. Совсем. В пропасть. Какой глубины – неизвестно, но и того, что удалось разглядеть, хватало с гарантией, чтобы задуматься о белых тапочках. Метров за сто до края ледяной желоб резко уходил вниз, словно бы предлагая (очень так ненавязчиво)«герою-бобслеисту» испытать на собственной шкуре все прелести крутого пикирования, плавно переходящего в совсем уж неуправляемый штопор. «Ага. Последнее желание приговоренного». В общем, чтобы не оказаться одним из главных претендентов на «премию Дарвина», мне следовало поторопиться. И озаботиться, наконец, спасением своей драгоценной тушки.
Резво перевернулся на брюхо, одновременно вгоняя клюв ледоруба в донную подложку и наваливаясь на древко всем телом. Удалось это на удивление легко – вода и лед весьма поспособствовали. Вот только лед, пусть даже и согретый водичкой, – не фирн. И вместо того, чтобы надежно заякорить меня в месте удара или, на худой конец, со скрежещущим звуком пробороздить дно, резко замедлив движение (в идеале – до полной остановки), клюв глухо стукнул, вошел в гладкую поверхность на пару сантиметров, и в следующее мгновение ледоруб вывернулся сначала из зацепа, а потом и у меня из внезапно ослабших пальцев.
Слава богу, что он хоть совсем не потерялся – удержался на темляке. Впрочем, это всё равно не спасало – подтянуть к себе «клювасто-штычкового друга», чтобы еще немного поупражняться в самозадержании, я уже не успевал. Так что в «последний путь» мы отправились в связке: я впереди – как буксир, мордой вниз, ногами к судьбе, ледоруб сзади – изображая не то якорь, не то будущий памятник на могиле.
В общем, с обрыва наша «сладкая парочка» соскользнула ракетным поездом, отстрелившим все свои разгонные блоки и вышедшим наконец на пассивный участок траектории. Вот только, увы, не достигли мы первой космической, да и орбита оказалась не слишком высокой. И потому надеяться мне теперь оставалось только на… чудо. «Ну да, надежда умирает последней».
Глава 29. Где я?
Говорят, за мгновение до гибели человек всю предыдущую жизнь вспоминает. И прощается со всем, что дорого. Что ж, возможно, так оно и происходит в реальности. В чьей-то чужой реальности. Но лично я скажу по этому поводу следующее: «Не верьте! Чушь это всё! Собачья».
Нет, мысль о том, «как хороши, как свежи были розы», в мозгах, конечно, присутствовала, но главной отнюдь не была. Сознание заполнялось другим: «Ледоруб! Ледоруб сюда!» А вот нафига он мне понадобился в тот момент, я до сих пор понять не могу. Наверное, за воздух им хотел зацепиться или просто опору найти. Психологическую. Чтобы не так страшно было. В смысле, помирать в одиночестве. Короче, дернул я за темляк и попытался пальцами древко ухватить. Увы, не поймал. Только кулак сжал. Крепко, до хруста в суставах. И больно вдруг стало, аж жуть. Больно, потому что впились в ладонь острые грани камушка-талисмана. Так, что даже кровь потекла – я ее сразу почувствовал. И протрезвел!
Блин! Как же всё-таки помирать не охота! И жену вдовой оставлять – тоже. Я ведь еще и пожить-то толком не успел, ешки-матрешки.
В общем, прикрыл я глаза, страстно желая лишь одного – чтобы не мучиться сильно, когда всё закончится («Ага! Как же!»), и…
В воздухе что-то сверкнуло, то ли серо-оранжевое, то ли оранжевое-серое с сиреневым вперемешку, а затем колени неожиданно ткнулись в какую-то вязкую жижу. Под животом чавкнуло, и я заскользил по не слишком крутому склону, машинально цепляясь всем, чем можно, за мягкую, похожую на кисель глину. Ледоруб словно бы сам собой в руки скакнул, и в ту же секунду я «зарубился». Чисто на автомате. Остановился, короче. На уже практически горизонтальной поверхности. И целую минуту потом просто лежал, вжимаясь в липкую грязь. Всё тело колотила нервная дрожь, что, в принципе, было понятно – не каждый же день с обрыва летишь вверх тормашками. А еще мне было обидно. Обидно до слез. Вроде бы уже приготовился к кончине безвременной, «молитву» прочел, с женой и друзьями мысленно попрощался, а тут такой облом! Где ж справедливость, братцы?! Несолидно, однако.
Однако всё ж успокоился я, смирился, так сказать, с горькой судьбой, а ее, как известно, не обманешь, как ни пытайся. Встал. Сперва на четвереньки, в грязи весь изгвазданный, а уж потом и на ноги. Пошатываясь будто пьяный. Забрало у шлема чем-то залепило, так что не видел я пока ничего. А осмотреться хотелось. И очень сильно. А еще понять, что ж это такое приключилось со мной, что остался жив после скоростного спуска и даже не поцарапался.
Однако прежде чем предпринять что-то конкретное, включил на всякий случай внешние сканеры. Спустя мгновение на внутришлемном экране засветились цифры. Рядком. С буквами вперемешку.
Состав атмосферы. Кислород – 18,2 %, азот – 80,1 %, аргон – 0,9 %, водяной пар – 0,6 %, углекислый газ – 0,2 %, прочие примеси – в незначительных количествах, вредные вещества – в пределах допустимой концентрации. Давление – 0,89 стандартного. Температура наружного воздуха – 282,4К. Сила тяжести – 0,97 стандартной. Болезнетворные микроорганизмы – не обнаружены. Макроорганика – в радиусе сканирования отсутствует.
«Странно. Очень даже странно». Впрочем, плюс девять по Цельсию – температура вполне комфортная, а что кислорода меньше, чем надо, а СО2 больше, так это не страшно. Да и давление пониженное – тоже фигня, бывало и хуже. Вот только с чего бы это такие метаморфозы? Вроде было тут всё как у всех, или это просто у меня память отшибло? Напрочь. «Хм, и органика к тому же отсутствует. Не понимаю».
