Дмитрий Емец - Великое Нечто
— А восстановить никак нельзя? Плевое же дело, удивился Бнург.
— Зачем? — Дымла улыбнулась, слезы у нее почти высохли. — Мне даже нравится чувствовать себя несчастной. Я поняла одну важную вещь: романтический идеал — это быть несчастной, но не сильно, а чуть-чуть, чтобы внутри была загадка.
— Для меня все это как-то непонятно: эти твои метания, страдания… Тебе не кажется, что ты попала под власть запретных чувств?
— А ты увяз в форме! — Дымла дернула дворнягу за вислое ухо.
— Все-таки странно, что мы так давно не виделись, — сказал Бнург.
— Ничего странного. Мы с тобой как два рельса — всегда рядом, но никогда не пересекаемся. И так было всегда. Ты никогда не понимал моего внутреннего мира, а мне были скучны игры твоего разума.
— А как же мы жили?
— Как жили, так и жили, какая теперь разница? Кстати, что заставило тебя вдруг вспомнить обо мне?
— Лирда и Грзенк здесь… Они ищут Великое Нечто. Майстрюк загнал их, он же уничтожил звездолет.
Ресницы Дымлы дрогнули. В тот же миг дворец исчез. Они стояли на песке на берегу океана.
— Это тот же майстрюк, что убил меня? — тихо спросила она.
— Нет, — пролаял Бнург, удивляясь, как она смогла это почувствовать. — Просто у него твой шар.
— Родительский?
— Да, родительский. Он совсем еще молодой. Это его первая охота.
Дымла зашла по колено в океан, пес покрутился на берегу, боясь замочить лапы, а потом отважно прыгнул в воду, высоко подняв морду.
— Посмотри, какого цвета волны… как пахнет ветер. Чувствуешь? — сказала Дымла.
— Р-р… Ну да.
— Вчера на закате луна была красная, и чайка уронила мне на порог рыбий хвост. А потом моя тень оторвалась и улетела к звездам…
— Р-р… — ничего не понимая, на всякий случай сказал Бнург.
— Я давно знала, что Великое Нечто близко. Мы все слетаемся к нему, как мотыльки на свечу.
Бнург стал уставать от неопределенности.
— У Лирды и Грзенка совсем мало времени. Ты можешь что-то посоветовать?
— Забавно. Очень забавно, — продолжала Дымла, словно не расслышав. — Ты, я, Грзенк, Лирда, потом майстрюк… и вдруг все вместе, независимо друг от друга оказываемся на этой далекой планетке. Нет, это зов. Его зов.
— А где оно? Где его искать? Или хотя бы на что оно похоже? — настойчиво повторил Бнург.
— Видишь чайку? — Дымла показала рукой наверх. — Великое Нечто — это чайка. Видишь океан? Великое Нечто — это океан. Как и мы с тобой, оно не связано формой. Великое Нечто — может быть всем, а может не быть ничем.
Дымла вышла на берег. С ее прозрачного хитона стекала вода.
— Ты приходил за советом? Вот мой совет: пускай Лирда и Грзенк его ищут. Если Великое Нечто захочет, чтобы его нашли, они его найдут. Ведь зачем-то же оно призвало их сюда?
— Р-р… Ты веришь в судьбу? — спросил пес.
— А почему бы и нет? Нужно же во что-нибудь верить? Вот нам суждено было встретиться, и мы встретились. Разве это не судьба? — Дымла повернулась к псу, но тот уже исчез. Лишь на мокром песке были следы лап.
Глава XVII
ПОПУТНАЯ МАШИНА
Когда поезд вдруг замер на высокой насыпи вдали от станции, Грзенк беспокойно завозился и на всякий случай привел бомбу в Семене Марковиче в состояние готовности.
Проводницы, высунувшись из вагонов, о чем-то перекрикивались друг с другом.
— Что случилось? Авария? — Майор высунулся в окно.
— Да не… Козу зарезало… А они, видать, сразу не сообразили, что козу, и за кран… — раздраженно откликнулся чей-то голос.
Вскоре поезд дернулся и вновь стал набирать скорость.
— Жаль козу, — вздохнул Семен Маркович. — Да такая уж ее козья доля…
Грзенк задумчиво посмотрел на него и тоже вздохнул. Возобновляя прерванную игру, майор быстро смешал колоду и раздал по шесть карт.
— В подкидного? Двое на двое? — не то спросил, не то утверждающе сказал он.
— Мы с тобой играем вместе, милый? — спросила Лирда, заглядывая Алексею в карты. — Давай меняться, ты мне дашь вот эти с крестиками, а я тебе с сердечками.
— Э нет, — возмущенно сказал майор, швыряя свои карты. — Так не пойдет… Заново сдавать!
Первые две партии Лирда и Корсаков проиграли очень быстро. Вместо того чтобы отбиваться, Лирда радостно набрала целый ворох и рассматривала картинки. Она нашла, что Корсаков похож на бубнового валета, а Семен Маркович на носатого крестового короля.
— Не везет в карты — повезет в любви! — утешающе сказал Дубровин, после того как Лирда и Корсаков в очередной раз остались в дураках.
— Да, Лидочка, с тобой мы каши не сварим, — недовольно сказал Алексей, которому приходилось всякий раз сдавать. — Не хотите сыграть вместо внучки, Чингиз Тамерланыч?
Он не рассчитывал получить согласие, но старый узбек неожиданно кивнул. Грзенк успел уже приглядеться к игре, а его аналитический ум быстро просчитал все возможные комбинации. Семерки, валеты, дамы, тузы выстроились в сознании у Грзенка в четкую схему, и следующие восемь раз в дураках неизменно оставались Семен Маркович и майор.
После каждой игры, сбрасывая последнюю карту, потомок двух ханов и одного эмира хитро смотрел на своих противников и говорил: «Хе-хе!»
У молчаливого майора взыграли желваки, он загорячился и предложил сыграть в преферанс. Корсаков и Семен Маркович, которым уже надоели карты, отказались, а узбек согласился. Карты отвлекали Грзенка от невеселых мыслей. Он перевел кнорса, болтавшегося где-то в районе электрического самовара, в сторожевой режим, а сам пересел с майором за боковой столик.
Алексей залез на верхнюю полку. Ему не спалось. Он лежал и слушал, как внизу журчит голос Лиды, разговаривающей с Семеном Марковичем. Время от времени, примерно через равные промежутки, с бокового места слышалось скрипучее «Хе-хе!» и унылый вздох майора.
— Нет, хватит… Карты вы мои, что ли, видите? — с досадой сказал майор, пряча колоду. — Лучше я чаю выпью.
— Ну зачем же чаю, когда у меня есть водочка? — Проснувшийся Никита свесил ноги в синих носках, едва не задев пяткой нос поморщившегося Семена Марковича.
Майор было замялся, но, узрев, как Бурьин аппетитно разливает водку во взятые у проводницы стаканы, с сомнением сказал:
— Жарковато для водки…
— Для военного-то человека? Что такое одна бутылка на пятерых мужиков? — удивился Никита.
— У меня язва, — сказал Дубровин, с ненавистью глядя на бурьинские носки.
— Ну и на четверых не много! — успокоил компанию Никита.
Распив бутылочку, он хотел снизить обороты, но майор, вошедший во вкус, заявил, что теперь его очередь угощать. Он смотался в вагон-ресторан и принес еще две бутылки. Корсаков пить отказался, но его место быстро занял Чингиз Тамерланович, нуждавшийся в жидкости для сохранения формы.
В четыре утра, когда только начинало заниматься утро, поездприбыл в Псков. Сонная проводница ходила по вагону и, мерцая красными босыми пятками, будила заспавшихся пассажиров.
— Вставайтя, вставайтя, Псков уже! Щас в отстойник уедем!
Путешественники в растерянности остановились на платформе. Вдоль платформы еще горели фонари. На путях лежалтуман. Со стороны вокзала тянуло дымом с примесью горелой резины. На краю платформы сидел апатичный носильщик и курил.
— Где автовокзал? — спросил у него Никита. Носильщик, не поднимая головы, показал рукой куда-то в пространство.
К ним подошел молчаливый майор, подтянутый и бодрый, но с мешками под глазами.
— Куда подбросить? — спросил он.
— До автовокзала, — сказал Никита.
— Отлично, нам по пути. — Майор кивнул и быстро, не оглядываясь, пошел вперед.
На автостоянке у вокзала их ждал «газик». Сидевший за рулем молодой солдат с удивлением уставился на надвигавшуюся на него толпу. Первым шел майор, чуть поодаль Никита в черной атлетической майке, затем Корсаков и Лирда. За ними на негнущихся ногах семенил потомок двух ханов и одного эмира в полосатом халате, замыкал шествие Семен Маркович, пригибавшийся под тяжестью рюкзака.
— Да, многовато… Ну что ж… полезли, — сказал майор, обозревая свое «войско».
«Газик» буквально распух, когда в него втиснулась вся компания. Сбоку на Корсакова навалилось мощное плечо Бурьина; на коленях у него подскакивала Лида, а сзади слышалось пыхтение Семена Марковича, пытавшегося протолкнуть в дверцу свой рюкзак. Подкинув их до автовокзала, майор попрощался и уехал. Когда «газик» уже отъехал на приличное расстояние, из выхлопной трубы, змеясь, вытек замешкавшийся, надышавшийся бензином кнорс.
Псковский автовокзал представлял собой асфальтированную площадь с кирпичной кассой посередине и десятком крытых остановок вокруг. Расписание было настолько повреждено временем, что на нем уже ничего нельзя было прочитать, кроме: «Бывш. совх. им. Ульянова — кр. вт. и пят. 7— 15».
