Андрей Белянин - Жениться и обезвредить
– И… что теперь?
– Что теперь. Думать давай, ты ж у нас сыскной воевода!
– Любимая, – громко позвал я после минутного размышления. – Спустись, пожалуйста, нам надо серьёзно поговорить!
Вряд ли имеет смысл дословно описывать каждый момент, каждую фразу нашего разговора. Кто что сказал, кто и как на это ответил, какой завязался спор и к чему это всё в результате привело. Если так детализировано размахиваться, то никакой бумаги не хватит, а я свои «внеслужебные» записи веду на хорошей, мелованной, доставляемой в Немецкую слободу из Австрии, по дипломатическим каналам, и в основном плачу за неё из собственного кармана. Ну чтоб никто не сказал, что это взятка от иноземцев…
Хотя, кстати, речь-то совсем и не об этом. А о том, что моя Олёнушка, выслушав все гипотезы и версии Яги, сама предложила рискованный, но вполне рабочий ход – попробовать взять Лихо на живца. То есть на мою невесту. Нет, разумеется, арестовать мы его не сможем, насчёт этой нелепой фантазии бабуля нас сразу предупредила. Но можем (если ОЧЕНЬ повезёт!) увидеть его, определить его реакции, параметры, мощность и степень агрессии. В этом смысле игра стоит свеч. Маскарад начался буквально через полчасика…
– Митя, платочек поправь! Бабуль, на нём платье не очень трескается?
– Никитушка, ить самый большущий сарафан у тётки Матрёны одолжила…
– У кого?! У вредительницы энтой?! Снимите с меня сей же час, умру я в нём, душит оно меня… задыхаюся-а… Ой, чего ж сразу драться?!
– Любимая, вот только не надо так улыбаться. Я и без того чувствую себя полным трансвеститом…
– А по мне дык очень ничего вы и выглядите, Никита Иванович, сзади так и соблазнительно даже. Особливо когда эдак бедрышком поводите… Ой, да за что ж опять подзатыльник-то, бабуленька?!
Если вы ещё не поняли, на дело шли мы втроём – я, Олёна и Митя. Олёна изображала беззаботно гуляющую по ночи девицу, а мы её улыбчивых подружек. Стрельцам Еремеева дали строжайший приказ – не вмешиваться ни при каких ситуациях, даже самых опасных. В том, что они будут, мы не сомневались – в конце концов, сами шли на них нарываться. Весь смысл в том, чтобы спровоцировать нападение ночного криминального элемента и дождаться заступничества Лиха за мою невесту. Я, может быть, коряво выражаюсь, но цель примерно такая. Яга торопливо перекрестила нас на дорожку и собственноручно вытолкала за ворота.
* * *Дьяк Филимон Груздев, честно марширующий вдоль забора с метлой наперевес, проводил «трех граций» восхищённым взглядом, даже фривольно присвистнул вслед, но знакомиться не полез. Уже приятно. Итак, мы с Митей чувствовали себя, мягко говоря, как две балерины в солдатской бане…
– Никита Иваныч, а ежели увидит кто?
– Мы и вышли, чтоб нас увидели.
– А ежели узнают?
– Притворимся, что это не мы.
– Добрый вы человек, Никита Иваныч, а уж утешить умеете-э…
Олёна взяла меня под руку, оттащив от брюзжащего Митяя. Тихо болтая на наши личные, никому, кроме нас двоих, не интересные темы, мы прошли пустой Базарной площадью, крутанулись у царёва подворья и под нескромное гоготание государевых стрельцов остановились на «военный совет». Советовались мы двое, я и она, Митька, не выдержав, набычился и, подобрав подол, попёрся что-то доказывать особо старательному молодому зубоскалу. Щас два раза быстренько по морде докажет и назад.
– Зря мы здесь ходим, любимый. Кто ж по главным улицам воров да разбойников ловит? Они, чай, тоже с головой и от стрелецких глаз ох как хоронятся…
– Возможно, ты и права, – согласился я, одёргивая неудобный сарафан. – Днём бы по кабакам прошвырнуться, а ночью спят все. Нет у нас ещё традиции по ночным клубам тусить от заката до третьих петухов. Но у меня всё равно чёткое ощущение, что за нами кто-то следит.
– Стрельцы твои еремеевские, с самим сотником во главе, – спокойно подтвердила бывшая бесовка. – Я их уже дважды видела.
– Я же приказывал…
– Значит, им жизнь твоя дороже твоих приказов. – Олёна нежно погладила меня по руке, и мой праведный гнев мигом улетучился. – Беспокоятся они о тебе, и правильно делают – горяч ты у нас и доверчив сверх меры… А ещё участковый!
– Всё, больше не будешь любить?
– Буду! И любить, и беречь, и лелеять, и по службе помогать, а ещё близняшек тебе рожу!
Мы плюнули на возможных свидетелей и обнялись. Уж не знаю, кто что мог подумать о двух девушках, целующихся ночью вблизи царского терема, но если даже очень нехорошее, пусть оно останется на его совести. Тем более что нас быстро прервал спешащий Митяй:
– Уходим, батюшка сыскной воевода! Я тама одному зуб выбил, двум штаны на голову надел, а четвёртый за подмогой побег… Божился всё войско под ружьё поднять и меня же шамаханом переодетым обхамил из-за забору. А ить разве я на шамаханца похож? Нет! Вот и валим отсель, от греха подальше.
– Я знаю куда, – развернула нас Олёна. – Пойдём-ка на Лялину улицу. Там до глубокой ночи на кистень воровской нарваться можно.
– Самое то! – признали мы оба и припустили за ней как мальчишки. То есть внешне как девчонки, но всё равно девчонки так с задранными сарафанами не бегают. Я, признаться, и не ожидал, что данный род одежды так сковывает движения. Хотя облегающие джинсы по фигуре, с заниженной талией и лейблом от ведущих китайских производителей здесь тоже ещё не скоро приживутся. В любом случае на Митькину задницу точно размеров не достанешь, китайцы такой ширины просто не шьют…
А во всём остальном ночная прогулка по засыпающему городу была сущим развлечением! Фонари нигде не горят, и можно отчаянно сильно целовать любимую девушку, пока верный напарник смотрит в другую сторону. Огни стрелецких костров на пустынных площадях мы обходили, как шпионы-ниндзя, прижимались к стенам и заборам, по-японски щуря глаза и с трудом удерживаясь от естественного хихиканья над самими собой в столь нелепых нарядах и ролях.
А ещё я на ходу любовался удивительными осенними звёздами, яркими и прозрачными, как мои хрустальные воспоминания о далёкой утраченной Москве уже незнакомого двадцать первого века, откуда я ушёл не по своей воле, но куда я по своей воле никогда не вернусь.
Потому что моё место и мой мир отныне здесь, в Лукошкине, и ни одно Лихо, чего бы оно из себя ни строило, не будет командовать в моём городе. В нашем городе! Здесь не всё порою гладко… И царь бывает самодуром, и бояре – идиоты, и граждане несознательные, и преступники, но… Но! Это наш царь, наши бояре, наши граждане и даже местный уголовный элемент всё равно – наш! А Лихо я найду, обещаю…
– Пришли, – мрачно прокомментировал Митяй, когда дорогу нам преградила толпа явно не очень трезвых девиц.
Лялина улица – небольшая, в шесть-семь домов, на окраине столицы. Сюда ходят позабавиться, расслабиться и отдохнуть представители мелкого купечества и всякая разбитная молодёжь. Два кабака, дом свиданий, знаменитый вертеп хозяйки Марфы Дормидонтовны, то есть местечко небезопасное во всех смыслах.
– Чегой надоть? – с грубой крестьянской прямотой вопросила самая рослая, на голову выше моего напарника, грудастая девка.
Я с тоской оглянулся назад, вот когда Еремеев с ребятами пришёлся бы кстати…
– Чегой надоть, говорю, а?! – Её подруги упёрли руки в бока и пошли на нас, угрожающе качая бёдрами.
– Девчонки, – тонким голоском, как волк из сказки про козлят, начал я, – вы нас не так поняли… Мы не конкурентки! Мы тут просто…
– Бей стерв ненашенских!
Как меня не затоптали сразу – ума не приложу. Драться с женщинами вообще проблема. В первую очередь из-за психологического барьера (всё-таки слабый пол!), а во вторую – из чувства самосохранения (они же меры не знают!). Зато моя ненаглядная без малейших комплексов: съездила одной по физиономии, другую пнула под коленку, третью раскрутила за косу и собственноручно извлекла меня с поля брани. Оставшиеся пять или шесть девиц отчаянно гвоздили Митьку, матеря его самыми нехорошими словами. На какой-то миг он вырвался, демонстративно сорвал оплёванный платок и заорал:
– Совсем сдурели, овцы психованные! Нешто не видно, что я мужик?!
На минуту повисла нехорошая тишина. Потом та же рослая скотина тяжёлым грудным голосом простонала:
– Ох, силушек моих нет… Раньше так девки у нас клиентов отбивали, а теперича уже и мужики нарасхват пошли! В сарафаны рядятся, щёки румянят, брови сурьмят, того гляди, нас с Лялиной улицы вытеснят! Нешто мы такое бесстыдство терпеть будем, а?!!
– Бей его, противного-о!!!
Мы переглянулись и кинулись спасать парня. Какой ни есть, а он мой напарник. Мне удалось плечом посредством грубой силы растолкать двух-трёх, пробившись к Митьке, но в этот момент какая-то особенно неуравновешенная или пьяная дура выхватила нож и поймала Олёну за руку. Я не успел за нее даже испугаться.
Удар был молниеносным, но по непонятной траектории движения ушёл почему-то вбок, наискось, и остриё ножа резко вонзилось… в колено самой же нападающей. Олёна не делала ничего! Абсолютно ничего, в этом я готов поклясться! Как и в том, что за её спиной на миг возникло необычайно чёрное густое пятно с сияющим глазом посередине…
