Михаил Успенский - Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Древесина оказалась твердая, а ножи – дерьмовые, но все равно колышков нарезали множество.
– А, я догадался, сэр брат! Вы собираетесь использовать дар царя Соломона!
Ни о чем таком Жихарь до этих пор не помышлял, просто хотел на всякий случай нарезать колышков побольше, но думу побратима тотчас ухватил и присвоил:
– Угадал, королевич! Он всю дорогу под крылом Будимира спасался, пусть–ка нам тунеядец дырки буровит под колышки! У него хорошо должно получаться, ведь мы его, считай, так и не кормили.
Заспанный камнеед Шамир вылез на свет без видимой радости.
Устроили так: Будимир привычно взлетел Жихарю на шляпу, держал червяка в клюве и направлял в нужные места. Ему их даже показывать не приходилось, вот тебе и ум с горошину! В получившуюся дырку Жихарь нижней частью ладони загонял колышек. Следом карабкался обвязанный веревкой Принц. Другой конец веревки был у богатыря, и тот, когда надо, обматывал веревку вокруг колышка, чтобы можно было подтянуться.
Помаленьку они оказались на такой высоте, что отступать стало поздно, сил бы не хватило, а сколько еще карабкаться наверх, неведомо.
Камнеед быстро насытился и теперь гнал камень просто сквозь себя, обдавая побратимов гранитною пылью. Принц предусмотрительно собирал за собой использованные колышки, вот и они стали пригождаться по другому разу, жаль только, что сил–то уже не осталось.
– Рассказывали мне, что в горах порой приходится вот так прямо и ночевать на скале, на весу, – сказал Жихарь. – Но к этому нужна привычка.
Немилосердно палило полуденное светило, потные лица закрылись каменными масками из пыли.
«Когда сорвусь, тогда и сорвусь, – думал Жихарь. – И братку за собой потяну. А если он первый не выдержит – что ж, я в обиде не буду». Вниз он не глядел и, сколько прошло времени с начала подъема (да и шло ли оно вообще здесь, это время), не знал.
– Сэр Джихар, – послышался под ногами голос Принца. – Как вы полагаете, мнимые понарошки все еще сопровождают нас?
– У меня только две–три ползут, – обнадежил Жихарь. – Остальные отпадают помаленьку.
– А щекотать они не начнут?
– Я же тебе сказал, они только мниться могут. Ну и жрать еще в три горла.
Не вздумай смотреть вниз!
Яр–Тур же, видно, решил, что побратим снова испытывает его королевскую храбрость, взял вниз–то и глянул.
– Брат, мы даром лезем: либо поверхность земли поднимается вслед за нами, либо скала под нашей тяжестью проваливается вниз!
«Вона как!» – испугался Жихарь, а вслух сказал:
– Это я заговор применил, чтобы нам с тобой высоты не бояться. Сам помысли:
велика ли мы тяжесть против горы?
Если успеет он вспомнить и сказать Медленное Слово, то падать они будут не спеша и вполне могут уцелеть. И что? Околевать там, внизу, от голода? Демон же не нанялся им ежедневно пищу носить!
И вдруг богатырскую голову обнесло холодом и тьмой. Будимир тихонько захрипел – клюв–то он не мог открыть. Руки Жихаря нащупали кромку скалы, он осторожно, чтобы не стряхнуть Принца, подтянулся и лег грудью на ледяной гранит. Потом добыл из пропасти ноги и вытащил на веревке побратима.
Здесь была ночь. Они поглядели вниз. Там все заливал яркий свет, можно было даже рассмотреть уцелевшие деревца и крупные валуны. Но сюда этот свет почему–то не доходил. Здесь, на голой скальной площадке, висели над головой здоровенные, с горошину, звезды, а полная луна была так близко, что впору доплюнуть.
От побратимов валил пар. Стало зябко.
– Замерзнем мы здесь, – пожаловался Жихарь.
– Боюсь, что не успеем, – негромко отозвался Яр–Тур. – Он, кажется, нарочно тут сидит и поджидает нас.
– Кто поджидает?
– Разуйте глаза, сэр брат! Видите вход в пещеру? А того, кто сидит у входа, различаете?
– Камни навалены, дерьма–то.
– Камни? Сэр Джихар, да ведь перед нами самый настоящий варкалап!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Чудовище – жилец вершин
С ужасным задом,
Схватило несшую кувшин
С прелестным взглядом.
Среди волхвов, друидов и прочих ученых людей попадаются еще такие недалекие умы, которые возводят родословную варкалапов к троллям и волотам. Ошибка непростительная, хотя вполне понятная, ведь троллей–то чаще всего встречают в окаменевшем состоянии, а видавших живого и подвижного тролля на свете не так уж много. Тролли свидетелей не оставляют.
Варкалапу же нет никакой нужды каменеть, поскольку он и без того каменный.
А волот – это, считай, тот же самый человек, только очень большой да дурной.
Некоторые, впрочем, связывают варкалапов с гримтурсами – это уж совершенная глупость. Ведь гримтурсы ледяные и пуще всего опасаются расколоться при падении либо при пристрастном дознании.
Варкалап не боится вовсе ничего, просто ему нелегко спускаться с гор, да нет и нужды. Из камня он рождается, камнем кормится, среди камней, должно быть, и помирает, только дождаться его смерти трудненько. Варкалапы бродят по горам от начала времен и редко уходят на покой.
Людей они не едят, а вот поиграть с ними любят – как кошка с мышью. В горах ведь скучно. Только варкалап не понимает, что человек против него хрупкий, и скоро заигрывает его до смерти. Любит отрывать руки и ноги.
В запретной для обычного человека «Книге о вымышленных существах»
высокоученейшего Коркиса–Боркиса даже буквы одна страшнее другой, а уж складываются они в такие ужасные слова, что и не придумаешь. Книга эта советует капнуть варкалапу на самое темечко вытяжкой из желчи молодого одноглазого, однорукого и одноногого арапа, только что осквернившего восьмидесятитрехлетнюю девственницу. Варкалап обязан при этом мелко затрястись и в муках погибнуть. Но проверить в деле такой надежный способ никому не удавалось: то арап убежит на одной ноге, то девственница не соблюдет себя до срока.
Книги сей Жихарь, понятно, не читал, просто всплыли в памяти наставления старого волхва. Вот он и посоветовал побратиму:
– Ты от края–то далеко не отползай. Когда он нас примется ловить, так мы сразу прыгнем назад, в бездну, чтобы уж не мучаться…
Принц гордо фыркнул. Жихарь снял с головы петуха.
– Уходи, брат Будимир, ты нам довольно послужил. И камнееда уноси, не оставляй.
У входа в пещеру затлели два синих огонечка – твердокаменный ленивец открыл глаза.
– Только бы не вздумал загадки загадывать, – сказал богатырь. – У меня на холоде голова не работает.
– Не может достойный сэр Шамир проточить ему утробу?
– Да уж как–нибудь они, видно, отплатят за нас, – решил Жихарь.
Во время подъема он так часто повторял про себя Медленное Слово, что оно, видать, все поистрепалось об острые края памяти и выскользнуло в пустоту.
Да и не успел бы он ничего сказать, потому что каменные лапы метнулись вперед с неожиданной быстротой, схватили друзей и потащили на каменную грудь.
Ребра богатыря трещали, и треск этот далеко разносился в морозном воздухе.
Наконец страшные пальцы разжались, варкалап посадил побратимов на ладонь и стал осторожно трогать пальцем. Каменные губы при этом вытянулись дудкой, каменный язык заходил туда–сюда, издавая гулькающие звуки.
Принц, выбиваясь из сил, колотил пленителя бесполезной дубинкой. Она попросту отскакивала.
– Ы, ы, ы, – сказал варкалап.
Жихарь поглядел вниз. Верный Будимир не улетел далеко, он даже подпустил жару в перья, чтобы друзья видели его в темноте и надеялись.
– Подпеки ты его сзади, что ли! – крикнул ему Жихарь, но у петуха, видно, другое было на уме. – Отпусти нас, дурила каменная! – заорал Жихарь на варкалапа. – На что мы тебе сдались?
Шершавый холодный палец с необычайной нежностью и осторожностью коснулся его щеки.
– Тю–у, тю–у! – сказал варкалап и добавил что–то совсем непонятное. Яр–Тур тихонько вскрикнул.
– Все дело в наших лицах, сэр Джихар! Я разобрал кое–какие слова. Он не сделает нам дурного…
Тут Принц заметил, что сам–то все еще лупит варкалапа дубинкой, и прекратил это дело.
– В каких таких лицах?
– Мы с ног до головы покрыты каменной пылью, – зашептал Принц (боялся, видно, что варкадап тоже его поймет). – Он принимает нас за детенышей, за маленьких варкалапчиков…
– А–а, – сообразил Жихарь, опрокинулся на спину, стал сучить ногами и руками, агукать самым гнусным образом. Великан этому чрезвычайно обрадовался и стал легонько подбрасывать пленников на ладони, баюкать, чтобы не плакали. Да ведь не в колыбельке дело было, чуть кости не переломали. Жихарь прикусил язык. Наконец каменный пестун угомонился и стал просто раскачивать ладонь туда–сюда. И загудел каменную же колыбельную.
