Валентин Леженда - Непобедимый эллин
— Лева меня демаскирует, — посетовал могучий герой, но предложение историка снять шкуру гневно отверг.
Зря, конечно, отверг, ибо в предложении хрониста был определенный смысл. Ведь о человеке-бурундуке с Олимпа давно уже раструбили пьяные певцы аэды, приписывая странному герою совершенно умопомрачительные подвиги, такие, как совращение восемнадцати престарелых дочерей царя Крита Миноса и избиение героя Афин Тесея.
— Если что, — предупредил Геракл, понукая измученных лошадей, — то я странствующий оперный певец Лучано Домингиус, ну а ты, Софоклюс, мой агент…
— Кто? — вытаращился на героя историк.
— Ну, это слово такое из лексикона богов, короче, если что, то ты мой… м… м… м… человек, занимающийся денежной стороной моей профессии.
— Упаси нас Зевс от таких гастролей, — содрогнулся историк, и они весело въехали в первый попавшийся на пути город.
Оставив колесницу на платной стоянке, эллины не спеша побрели искать ишаков царя Диомеда, хотя Фракия, она, конечно, большая, кто знает, где царь своих копытных держит.
— Граждане, граждане, — надрывался в центре городской площади какой-то чернобородый грек. — Покупайте прекрасное средство от лысины —чудодейственную мазь Асклепия. После всего лишь одного-единственного применения ваша лысина перестанет блестеть, приобретя приятный глазу серый матовый оттенок. — «Граждане» в лице высокого худого солдата с чувством сплюнули торговцу под ноги и демонстративно удалились восвояси. Больше никто на площади крикливым греком не интересовался. — Покупайте прекрасное средство от лысины… — как ни в чем не бывало продолжал голосить торговец. — Женщинам и детям пятипроцентная скидка…
— Мне две! — с энтузиазмом крикнул Геракл, которому наглый эллин очень понравился.
— Но, мой друг! — возмущенно воскликнул торговец, глядя на густую шевелюру героя (свой «львиный» капюшон Геракл в тот момент откинул). — Тебе вовсе не нужна моя чудодейственная мазь…
Что ж, во всяком случае, парень был честен.
— Хотя… — тут же поправился незнакомец, — может быть, ты в парике?
И он с надеждой поглядел на сына Зевса. Геракл от души рассмеялся.
— Тебя как зовут, проныра?
— Пифас! — гордо ответил торговец.
— Пифос? — не веря своим ушам, переспросил Софоклюс.
— Нет, Пифас, через «а», — слегка обиделся эллин.
— Мой друг очень сильно хочет выпить, — тут же пояснил покрасневшему Пифасу Геракл, — и ему везде мерещатся винные пифосы.
— Неправда! — возразил историк.
— Слушай, Пифас, — Сын Зевса добродушно рассматривал торговца. — А зачем ты пытаешься надувать добропорядочных фракийских граждан?
— Кто? Я? Надувать? Да вы что! Моя мазь самая что ни на есть настоящая!
— А ну покажи! — потребовал сын Зевса.
Пифас показал.
Геракл осторожно понюхал глиняную баночку, потрогал содержимое пальцем, лизнул.
— Так это же обыкновенная грязь!
— Лечебная грязь! — добавил Пифас.
— Я бы совсем не удивился, если бы ты оказался иудеем, — усмехнулся Геракл.
— Нет, я эллин! — гневно заявил торговец. — И к тому же большой специалист по диковинным животным.
— А это как?
— Вы слышали, скажем, о таком ужасном монстре, как тигровая лягушка?
— Нет.
— Так вот, я о ней всё знаю!
— Например?
— Ну, то, что она посевы хвостом топчет и гадко так поет по ночам.
— Лягушка с хвостом? — не поверил Софоклюс. — Слушай, парень, а ты случайно приехал не с Аргоса?
— Нет, — удивился Пифас, — я прибыл из Калидона.
— Гм… — скептически хмыкнул историк. — Ну, предположим, ты нам не врешь. В таком случае как же ты совмещаешь торговлю целебной грязью и изучение диковинных животных?
— Очень просто, — дерзко ответил находчивый эллин. — В последнее время во Фракии сильно расплодились ежи-летяги.
— Кто расплодился? — Брови у Геракла полезли на лоб.
— Ну… летающие ежи. Очень редкий подвид. Лазят по деревьям, особенно по яблоням, грибы собирают и при этом очень часто нападают на людей.
— Да ну?!
— Клянусь Олимпом! И что характерно, по не установленной пока причине ежовой агрессии подвергаются преимущественно греки, страдающие частичным или полным облысением.
Софоклюс испуганно потрогал свою плешь.
— Лично я как специалист считаю, что ежей-летяг привлекает неизменный блеск лысины, — продолжал увлекшийся темой Пифас. — Возможно, они рассматривают идущего мимо дерева лысого человека как идеальное место для посадки. Можете себе представить, какие ощущения будет испытывать такой прохожий, когда ему на голову спикирует маленький колючий шар.
Геракл с Софоклюсом представили, и сын Зевса, поежившись, натянул на голову свой «львиный» капюшон, хотя ему-то ежей-летяг следовало опасаться в самую последнюю очередь.
Понятно, никто не знал, что диковинных зверей Пифас элементарно выдумывает, играя на врожденном суеверии наивных сородичей. Отдельные болваны даже золото ему платили за всяческие спасительные средства.
— Ежи-летяги — это, конечно, интересно, — после некоторых раздумий произнес Геракл, — но нас с Софоклюсом больше интересуют ишаки Диомеда.
Ишаки Диомеда не были выдумкой Пифаса, и потому парень лишь разочарованно махнул рукой.
— Эка невидаль, и что в них диковинного, в ишаках этих? Маленькие, кривоногие, полосатые. Полоска черная, полоска белая. Прямо в глазах рябит, когда они по загону бегают. Зачем они вам?
— Нужны! — уклончиво ответил сын Зевса.
— Нет ничего проще, — улыбнулся Пифас. — Идите в лес за город, там сейчас проходит ежегодный конкурс фракийской самодеятельности. Приз победителю два отличных племенных ишака.
— А что означает «конкурс фракийской самодеятельности»? — страшно оживился Геракл.
— А вы умеете, к примеру… петь? — в свою очередь поинтересовался специалист по невиданным зверям.
— О нет, только не это… — тихо простонал несчастный Софоклюс.
* * *Распрощавшись с Пифасом и купив у него (для Софоклюса) пару баночек с целебной (антиежовой) мазью, наши обаятельные герои устремились к месту проведения ежегодного конкурса фракийской самодеятельности.
На возведенном посреди леса помосте уже выступали соревнующиеся.
Несколько греков в самодельных театральных костюмах разыгрывали драматическую сцену «Зевс уличает Геру в измене».
Актер, исполнявший роль Громовержца (огромный черный двухметровый эфиоп), хмуро взирал на возлежавшую на бутафорском ложе дряхлую старуху, неумело загримированную под семнадцатилетнюю красавицу.
— Молилась ли ты сегодня на ночь, Гера? — басом вопросил «Зевс», зловеще шевеля сплюснутым негроидным носом.
— Нет-нет, конечно, не молила-а-а-ась… — взвыл стоявший на заднем плане сцены хор подвыпивших рапсодов.
«Зевс» дернул головой и очень нехорошо посмотрел на хористов, что несколько противоречило правилам театральной постановки.
— Душить или не душить? — горестно вопросил он, обращаясь к многочисленным зрителям. — Вот в чем вопрос…
— Душить, душить… — нестройно пропел хор.
— Конечно, душить! — благожелательно кивнул на Олимпе настоящий Зевс, ища под троном куда-то запропастившийся молниеметатель.
— О, горе мне! — зарыдал чернокожий.
— Душить, душить… — всё не унимался хор.
Эфиоп снова злобно зыркнул на рапсодов, и те благоразумно заткнулись.
— Ох…— вздохнула обильно припудренная «Гера». — Я умираю…
— Что?! — воскликнул актер, с недоумением глядя на кривляющегося в маленькой будочке потного суфлера. Судя по выражению лица эфиопа, такого в пьесе отродясь не было.
— Отсебятина, — знающе бросил Софоклюс. — Что еще можно ожидать от самодеятельности…
— Меня отравили! — снова проговорила на сцене актриса. — Коварный Посейдон пробрался ночью ко мне в спальню и влил змеиный яд в мое правое ухо…
— Да идите вы на хрен с такой постановкой! — гневно выкрикнул эфиоп и гордо удалился со сцены.
— Ну и дурак, ну и дурак… — пропели ему вслед раскрасневшиеся рапсоды.
Актер резко обернулся и, запрыгнув на скрипнувшую сцену, угрожающе пошел на певцов. Те с воплями прыснули за кулисы.
Зрители восторженно зааплодировали. Финал драматической пьесы пришелся им по душе. Кто-то пьяным голосом прокричал: «Браво!»
— Где же этот молниеметатель? — расстроенно всплеснул руками Зевс. Впрочем, стрелять было уже решительно не в кого, актеры внизу разбежались.
— А можно я спою? — громко спросил Геракл и без приглашения забрался на опустевшую сцену.
При виде лоснящихся бицепсов героя ему никто не посмел возразить.
На сцену, слегка прихрамывая, вышли три одноруких арфиста-виртуоза и один одноногий кифаред.
— Вы кто? — удивился сын Зевса.
— Мы аккомпанемент, — отозвались музыканты. — Что желаете исполнять?
Могучий герой задумался.
