Андрей Белянин - Казачьи сказки (Сборник)
— Это произойдет через несколько мгновений.
— Но я же говорю: я ощущаю себя живым как никогда!
— Хорошая комната, отделал ты её со вкусом, но надо было проследить, чтобы люстру получше закрепили, — ехидно промолвил гость.
Жито поднял глаза на потолок, но успел увидеть только стремительно падающую на него огромную медную люстру. Так и не стало Жито. Но душу его Сатана не получил, прилетел ангел и забрал её на небо, отвесив Сатане пинок под хвост, когда тот попытался с ангелом побороться. Так, может, и Всевышнего на небесах веселили знатные шутки Пражского колдуна? Кто знает…
Три легенды о евреях
Иссахар Киши родился в Еврейском Городе, что является частью старой Праги. Еврейский Город вырос в четырнадцатом веке, и ни один еврей не мог жить за территорией этого города. Шесть высоких ворот отделяли Прагу от обособленного еврейского района, и по ночам они закрывались, чтобы ни один еврей не мог выйти в Вышеград или Староместо. Таковы были жёсткие условия пражского гетто…
Доныне эту историю о стойком юноше, вышедшем из рода Аарона, что, правда, не имело в его судьбе особого значения, вам расскажут в любой синагоге Праги.
Детство Иссахара прошло так же, как у всех еврейских мальчиков, выросших в следующей традициям своего народа иудейской семье. Он посещал хедер, ходил в синагогу и соблюдал Шаббат. Когда он подрос, родители, будучи людьми бедными, отдали его обучаться торговому делу к одному богатому негоцианту. Тот имел несколько ювелирных магазинов, торговавших серебряными украшениями на территории Еврейского Города, а также в Пльзени, Пардубице и славном моравском городе Брно, где находилась резиденция маркграфа. Богата была Чехия на серебро, много его добывалось в Кутногорских рудниках, как ни в одном европейском государстве того времени.
Понемногу постигал юноша науку торговли. Как привлечь покупателя добрыми речами, умением расположить к себе, скромностью и вежливостью. Как правильно разложить товар, чтобы дочери богатого старосты остановили свои прекрасные взоры на искусно выполненных украшениях. Научился вести приходную книгу, рассчитывать работников, умножать прибыль. Богатый хозяин постепенно проникся большим доверием к исполнительному и всегда почтительному Иссахару. Видел он и тёплое отношение своей единственной дочери Суламифи к бедному юноше, но не придавал большого значения их детской дружбе, решив не тревожить себя заранее.
Славное то было время для молодого Иссахара. Красивые, хорошо одетые девушки заходили в его лавку и одаривали его жемчужными улыбками и шутливыми словами. Среди них была и Юдифь, дочь раввина, гордая и непокорная красавица с толстыми чёрными косами, которая трогала какие-то струны в душе неискушенного юноши. Год проходил за годом, и большеглазый худенький мальчик превратился в очень красивого высокого и стройного мужчину. Чёрные волнистые волосы, тонкий нос и прекрасные карие глаза, в которых можно было увидеть сияние тысяч звёзд на небосклоне в святой праздник Шевус и красоту Млечного Пути, не оставляли равнодушной ни одну девушку на выданье…
По-прежнему и всё чаще заходила в лавку, в которой он постоянно работал, и Юдифь, она почему-то всё не выходила замуж, несмотря на то, что сватались к ней много достойных мужчин. В ответ на предложение любить до гроба каждый из них с порога получал в руки большую тыкву, что означало отказ, а из дома слышался серебристый смех жестокой красавицы.
В один из дней заглянула в лавку молодого торговца незадолго перед закрытием и Сула-мифь. Иссахар не видел её ровно год, девушка уезжала с родителями в Брно, где отец открывал несколько мастерских ювелирных украшений. Суламифь очень изменилась, но Иссахар узнал ее сразу, сердце его при виде дочери хозяина радостно затрепетало. Волосы Суламифи, всегда густые и прекрасные, стали ещё длиннее и завивались в тугие чёрные кольца, лицо её, подобное лицу библейской красавицы Вирсавии, пленившей самого Давида, к роду которого Суламифь принадлежала по материнской линии, стало ещё краше. Из-под длинных шелковистых ресниц глаза её сверкали, как солнечные зайчики в окнах Староновой синагоги. Она скромно потупилась, а Иссахар, и сам смутившийся непонятно отчего, приветствовал её дрогнувшим, но счастливым голосом. Молодые люди не могли наговориться и болтали до самого закрытия лавки, им на радость мало заходило в тот день покупателей.
Закрыв лавку, Иссахар пошёл проводить девушку до дома.
— Хорошо, что мы, евреи, живем отдельно, можем спокойно ходить под окнами, не боясь, что на голову упадёт какой-нибудь католик, — смеясь, заметила девушка, хотя время было тревожное.
В Праге было восстание, которое возглавил вождь городской бедноты Ян Желивский, и по улицам распевали «Восстань, восстань, великий город Прага!». Но молодость не замечает туч и не теряет лучика счастья…
Юноша, обеспокоенно посмотрев наверх, все равно заботливо отвёл девушку подальше от окон. Мало ли…
— Ты права, в гетто нам бояться нечего.
— Этот бунтарь Ян Желивский и его виклефиты[3] такие буйные… Как бы они не добрались и до евреев, — вдруг насупившись, сказала Суламифь, но тут же снова рассмеялась, ничто не могло больше чем на мгновение омрачить её чистого счастья от долгожданной встречи с Иссахаром.
— При чём тут мы? Он борется за реформацию католической церкви, — сквозь полуулыбку начал оптимистично объяснять юноша, как вдруг почувствовал чей-то взгляд и встретился с пронзительными, полными ненависти глазами Юдифи, стоявшей на другой стороне улицы со своей няней.
Но девушка сразу отвернулась, накинула капюшон и поспешила скрыться в переулке, увлекая за собой удивленную нянюшку.
Юный продавец украшений был обескуражен, никогда ещё не смотрела она на него такими глазами. Но, конечно, в следующее же мгновение осознал, что это был взгляд ревности! Об отношении Юдифи к нему он и раньше догадывался, но не питал к ней тех же чувств, а потому и не делал первого шага, которого, как он теперь понял, ждала от него жестокая девица, заглядывая в его лавку. Она надеялась на взаимность…
С этого дня богатая наследница и красивый продавец начали встречаться, свидания эти были тайными. Суламифь уже получила выговор от отца, когда в тот вечер он увидел молодых людей вдвоем, и он чуть было не уволил юношу, но сдержался, не хотелось ему терять хорошего работника. На первый раз он поверил словам Иссахара, что долг велел ему проводить девушку до дома. Суламифь и Иссахар начали встречаться и вскоре поняли, как крепко любят друг друга, и даже думали пожениться тайно от её родителей, которые готовили для дочери другую судьбу, уж никак не замужество с бедным сыном закройщика.
Но Суламифь была воспитана очень строго, в почитании отца и матери, и не могла решиться на тайный брак. Дочерняя любовь и чувства к Иссахару разрывали ей душу, потому что не чаяла она жизни ни без одного из этих дорогих ей людей, а отец пообещал Суламифи своё проклятие вместо свадебного подарка, если она ослушается.
Вскоре нашли ей и жениха, зажиточного еврея-процентщика вдвое старше, по мнению родителей, настала пора выдавать её замуж, не пристало дочери засиживаться в невестах. Её заперли дома, чтобы до времени не портила репутацию. Бедняжка Суламифь впала в горе и начала чахнуть с каждым днём, так что, когда её предъявили жениху, он от неё отказался, посчитав чахоточной.
— Мне дети нужны, наследники, которым я смогу передать своё дело, а она, извините, и года не протянет. Ни одного ребёнка мне родить не успеет, со всем моим к вам уважением, драгоценный Моше, — в приватной беседе откровенно сообщил жених её отцу.
— Так, значит, моя единственная дочь Суламифь не слишком хороша для тебя, уважаемый Вацик Цимес?! Так знай же, это не ты от неё отказываешься, а я не отдаю её за тебя! И вот тебе твоя тыква!
В конце концов родители Суламифи, уступив силе любви, дали согласие на её брак с Иссахаром, зверьми-то они не были и в принципе ничего не имели против того, чтобы их дочь была счастлива.
— Надоело мне с вами бороться. Будь по-вашему! В конце концов, Киши — уважаемая семья из колена Аарона, а богатство можно и приобрести. Забирай себе лавку на улице Рабби Иегуды, в которой ты работаешь уже давно, отдаю её тебе в безвозмездное пользование всего за пять процентов годовых. Она хоть и маленькая, но за год ты должен вдвое повысить доход от неё, — великодушно повелел богатый негоциант.
— Ай-ай, отец. — Дочь одарила его укоризненным взглядом.
— Что, мало? Ладно, можешь забрать в придачу лавку на Башмачной улице, — смущённо добавил торговец. — Но больше не дам, сами наживайте, а то нам с мамой что останется? — надулся он.
