Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)
Только мозг Ворбиса мог разработать план возмездия задолго до нападения.
И часа не прошло, как все кончилось. Фундаментальной истиной стал тот факт, что у горстки дворцовых стражников Эфеба не было ни малейшего шанса.
Выпрямившись, Ворбис сидел в кресле тирана. Время шло к полуночи.
В залу ввели кучку эфебских граждан во главе с самим тираном.
Некоторое время он перебирал какие-то бумаги, потом поднял голову с выражением легкого изумления на лице, словно и не подозревал, что перед ним, под прицелом арбалетов, стоят порядка пятидесяти человек.
— А… — промолвил он, и на губах его мелькнула улыбка.
— Итак, — продолжил Ворбис, — мне очень приятно заявить, что теперь мы имеем возможность пренебречь мирным договором. В нем отпала необходимость. К чему болтать о мире, если войны больше нет? Эфеб становится епархией Омнии. Споры закончены.
Он бросил документ на пол.
— Через несколько дней в бухту войдет наш флот. Пока дворец в наших руках, сопротивления не будет. Как раз в эту минуту разбивают ваше дьявольское зеркало.
Он скрестил пальцы и обвел взглядом группу эфебов.
— Кто его построил? — спросил он.
Тиран поднял на него глаза.
— Это была эфебская конструкция.
— А, — понимающе произнес Ворбис. — Демократия. Совсем забыл. Тогда кто… — он подал знак легионеру, который немедленно передал ему пакет, — …написал вот это?
На мраморный пол был брошен экземпляр «Де Келониан Мобиле».
Брута стоял рядом с троном, там, где ему было приказано стоять.
Он заглянул в бездну и превратился в нее сам. Все вокруг происходило в каком-то удаленном круге света, окруженном тьмой. Мысли быстро сменяли ли друг друга.
Знает ли сенобиарх? Кому-нибудь еще известно о двух видах истины? Кто еще знает, что Ворбис вел войну сразу за обе армии, словно играл в солдатики? Порочны ли действия, если они направлены на дальнейшее процветание?…
…На дальнейшее процветание бога, который сейчас ходит в облике черепахи. Бога, в которого верит только Брута?
К кому обращается Ворбис во время молитвы?
Сквозь бурю мыслей Брута услышал спокойный голос Ворбиса:
— Если написавший это философ откровенно не сознается в содеянном, вас всех предадут огню. И не сомневайтесь в правдивости моих слов.
Толпа зашевелилась, и раздался голос Дидактилоса:
— Пропустите! Вы же его слышали! В любом случае… я всегда хотел это сделать…
Отпихнув пару слуг, из толпы, гордо держа над головой пустую лампу, вышел философ.
Он немного замешкался, оказавшись на свободном месте, потом медленно повернулся лицом к Ворбису. Сделал несколько шагов вперед и вытянул перед собой руку с лампой, словно критически рассматривая дьякона.
— Гм-м, — наконец изрек он.
— Так это ты… преступник? — спросил Ворбис.
— Несомненно. Меня зовут Дидактилос.
— Ты что, слепец?
— Только в том, что касается зрения, мой господин.
— Тем не менее ты носишь с собой лампу, — заметил Ворбис. — Наверняка в каких-нибудь своих злокозненных целях. Или ты скажешь, что так ищешь честного человека?
— Не знаю, мой господин. А может, вы мне скажете, как выглядит такой человек?
— Я должен казнить тебя на месте, — промолвил Ворбис.
— Разумеется.
Ворбис указал на книгу.
— Эта ложь, эта клевета… Этот соблазн, призванный сбить людей с пути истинного познания. Неужели ты и сейчас посмеешь заявить, — он отпихнул книгу ногой, — что мир — плоский и плывет в пустоте на спине гигантской черепахи? Посмеешь заявить об этом здесь, стоя передо мной?
Брута затаил дыхание.
История затаила дыхание вместе с ним.
«Защити свою веру, — подумал Брута. — Один единственный раз, пусть хоть кто-нибудь выступит открыто против Ворбиса. Я не могу. Но кто-нибудь…»
Он почувствовал, что взгляд его переходит на Симони, который стоял по другую сторону от кресла Ворбиса. Сержант, казалось, был изумлен и словно бы чем-то зачарован.
Дидактилос выпрямился во весь рост. Он повернулся, и его слепые глаза скользнули по Бруте. Лампу он по-прежнему держал в вытянутой вперед руке.
— Нет, — сказал он.
— В то время как каждый честный человек знает, что мир представляет собой сферу, идеальную сферу, которая вращается вокруг сферы солнца, как Человек вращается вокруг центральной истины Ома, — не обращая внимания на его ответ, продолжал Ворбис, — а звезды…
Брута наклонился к дьякону, сердце его готово было выпрыгнуть из груди.
— Мой господин? — прошептал он.
— Что? — рявкнул Ворбис.
— Он сказал «нет».
— И это правильно, — подтвердил Дидактилос.
Какое-то время Ворбис сидел совершенно неподвижно. Потом зашевелилась его челюсть, словно он репетировал слова, перед тем как их произнести.
— Ты отказываешься от своих слов? — наконец спросил он.
— Пусть будет сфера, — кивнул Дидактилос. — Не вижу никаких проблем. Стало быть, были приняты специальные меры, чтобы никто не падал. А солнце может быть другой, еще большей сферой, которая расположена далеко от нас. Тебе как больше нравится — чтобы Луна вращалась вокруг мира или Солнце? Я бы посоветовал, чтобы вращался мир. Более иерархично и является превосходным примером для всех нас.
Брута видел то, чего не видел никогда в жизни. Ворбис выглядел сбитым с толку.
— Но ты написал… заявил, что мир покоится на спине гигантской черепахи! Ты даже дал ей имя!
Дидактилос пожал плечами.
— А теперь передумал, — объяснил он. — Кто вообще о таком слышал? Чтобы черепаха длиной десять тысяч миль плыла в космической пустоте? Какая глупость! Честно говоря, мне теперь даже думать об этом не хочется.
Ворбис закрыл рот. Потом открыл его снова.
— Вот, значит, как ведут себя эфебские философы? — промолвил он.
Дидактилос снова пожал плечами.
— Так ведут себя настоящие философы, — поправил он. — Всегда нужно быть готовым принять новые идеи, учесть новые доказательства. Правильно? А ты представил нам столько новых аргументов… — Жест его охватил, конечно, совершенно случайно, окруживших комнату лучников. — …Для раздумья. А я всегда признаю сильные аргументы.
— Твоя ложь уже отравила мир!
— Что ж, я напишу другую книгу, — спокойно произнес Дидактилос. — Сам прикинь, как это будет выглядеть. Гордый Дидактилос признает аргументы омниан. Полный разворот. Гм? Кстати, с твоего разрешения, господин, я понимаю, у тебя сейчас много работы, надо столько всего сжечь, столько всего разграбить, я удаляюсь в свою бочку немедля и начинаю работать над книгой. Вселенная сфер. Шарики прыгают по космосу. Гм. Да. С твоего разрешения, господин, я опишу больше шариков, чем ты можешь себе представить…
Ворбис проводил его взглядом.
Брута заметил, что дьякон уже поднял было руку, дабы подать сигнал стражникам, но потом опустил ее.
Ворбис повернулся к тирану.
— И это вы называете… — начал было он.
— Эй, ты!
Лампа вылетела из двери и разбилась вдребезги о череп Ворбиса.
— И все-таки… Черепаха Движется!
Ворбис вскочил на ноги.
— Я… — закричал он, но в следующее мгновение взял себя в руки, и раздраженно махнул паре стражников. — Поймайте его. Немедленно. И… Брута?
Брута едва слышал его из-за стука крови в ушах. Дидактилос оказался лучшим мыслителем, чем он думал.
— Да, господин?
— Возьмешь отряд легионеров и отведешь их в библиотеку, а потом, Брута, ты сожжешь библиотеку.
Дидактилос был слеп, но вокруг было темно. В то время как его преследователи отличались прекрасным зрением, вот только видеть было нечего. Кроме того, они не провели всю свою жизнь на извилистых, неровных, ступенчатых улицах Эфеба.
— …Восемь, девять, десять, одиннадцать, — бормотал философ, бегом поднимаясь по темным ступеням и ныряя за угол.
— Черт, ой, это была моя коленка, — бормотали стражники, свалившись в кучу на середине лестницы.
Одному из них наконец удалось добраться до верха. В свете звезд он различил тощую фигуру, несущуюся с сумасшедшей скоростью по улице. Он поднял арбалет. Старый дурак даже не думал петлять…
Идеальная цель.
Запела тетива.
Лицо стражника изумленно вытянулось. Арбалет выпал из его рук, разрядился при ударе о булыжники, стрела попала в статую и куда-то отлетела рикошетом. Стражник посмотрел на оперение стрелы, торчавшей из его груди, после чего перевел взгляд на вышедшую из тени фигуру.
— Сержант Симони? — прошептал он.
— Извини, — пожал плечами Симони. — Правда, извини, но Истина важнее.
Легионер открыл было рот, чтобы высказать свою точку зрения на истину, но тяжело осел на землю.
Он открыл глаза.
Симони уходил. Все выглядело более светлым, хотя по-прежнему было темно. Неожиданно он научился видеть в темноте. Все цвета стали оттенками серого. А булыжники под руками каким-образом превратились в грубый черный песок.
