Станислав Лем - Кибериада. Повести и рассказы
Трурль прежде всего включил нагревательные контуры,потом дал малый ток, еще несколько раз взбежал наверх по гремящим железным ступенькам- Электрувер похож был на огромный судовой двигатель, весь в стальных мостках,покрытый клепаным железом, со множеством циферблатов и клапанов,- и вот, наконец, запыхавшийся,следя,чтобы не падало напряжение, он заявил, что для разминки начнет с маленькой импровизации.А потом уж, конечно,Клапауций сможет предложить машине любую тему для стихов, какую захочет.
Когда амплификационные указатели дали знать, что лирическая мощность достигла максимума,Трурль,рука которого чуть заметно дрожала,включил большой рубильник, и почти сразу машина произнесла голосом слегка хриплым, но изобилующим чарующими и убедительными интонациями:
— Общекотовичарохристофорная хрящетворобка.
— И это все?- выждав некоторое время,необычайно вежливо спросил Клапауций. Трурль стиснул зубы,дал машине несколько ударов током и снова включил. На этот раз голос оказался значительно чище; им можно было просто наслаждаться, этим торжественным, не лишенным обольстительных переливов баритоном:
Лопотуй голомозый, да бундет грывчато
В кочь турмельной бычахе, что коздрой уснит,
Окошел бы назакрочь, высвиря глазята,
А порсаки корсливые вычат намрыд!
— По-каковски это?- осведомился Клапауций, с великолепной невозмутимостью наблюдая за паникой Трурля;тот метался у пульта управления, затем, махнув в отчаянии рукой,помчался,топая по ступеням,на самый верх стальной громадины. Видно было, как он на четвереньках вползает сквозь открытые клапаны в нутро машины,как стучит там молотком,яростно ругаясь,как что-то закручивает, бренча разводными ключами, как снова выползает и вприпрыжку бежит на другой помост; наконец он издал торжествующий вопль,выбросил перегоревшую лампу, которая с грохотом разбилась о пол в двух шагах от Клапауция,даже не подумав извиниться за такую небрежность, поспешно вставил на ее место новую, вытер грязные руки ветошью и закричал сверху,чтобы Клапауций включил машину. Раздались слова:
Три, самолож выверстный, вертяшку сум воздлинем,
Секливой аппелайде и боровайка кнется,
Гренит малополешный тем перезлавским тринем,
И отмурчится бамба, и голою вернется.
— Уже лучше!-воскликнул,правда не совсем уверенно,Трурль.- Последние слова имели смысл, заметил?
— Ну, если это все…-промолвил Клапауций,который был сейчас олицетворением изысканнейшей вежливости.
— Черт бы его побрал!- завопил Трурль и снова исчез во внутренностях машины:оттуда доносился лязг,грохот, раздавались треск разрядов и проклятия конструктора. Наконец он высунул голову из небольшого отверстия на третьем этаже и крикнул:
— Нажми-ка теперь!
Клапауций выполнил просьбу. Электрувер задрожал от фундамента до верхушки и начал:
Грызнотвурога жуждя, голонистый лолень
Самошпака мимайку…
Голос оборвался- Трурль в бешенстве рванул какой-то кабель, что-то затрещало,и машина смолкла.Клапауций так хохотал,что в изнеможении опустился на подоконник.Трурль кидался туда и сюда, вдруг что-то треснуло, звякнуло, и машина весьма деловито и спокойно произнесла:
Зависть, чванство, эгоизм, по словам Конфуция,
До добра не доведут — знает это и болван.
Словно краба грузовик, так и Клапауция
Мощью замыслов раздавит духа великан!
— Вот!Пожалуйста! Эпиграмма! И прямо не в бровь, а в глаз!-выкрикивал Трурль,описывая круги,все ниже и ниже,ибо он сбегал вниз по узкой спиральной лестничке, пока почти не влетел в объятия коллеги, который перестал смеяться и несколько оторопел.
— — А, дешевка,- сказал тут Клапауций.- Кроме того, это не он, а ты сам!
— Как это я?
— Ты это сочинил заранее. Догадываюсь по примитивности, бессильной злости и банальным рифмам.
— Ах вот как? Ты предложи что-нибудь другое! Что захочешь! Ну, что же ты молчишь? Боишься, а?
— Не боюсь,а просто задумался,-сказал задетый за живое Клапауций, стараясь найти самое трудное из возможных заданий,поскольку не без основания полагал, что спор о качестве стихотворения, сложенного машиной, трудно будет разрешить.
— Пусть сочинит стихотворение о кибэротике!-сказал он наконец, радостно усмехаясь.-Пусть там будет не больше шести строк,а в них о любви и измене, о музыке,о неграх, о высшем обществе, о несчастье, о кровосмесительстве — в рифму и чтобы все слова были только на букву «К»!
— А полного изложения общей теории бесконечных автоматов ты случайно не предложишь?- заорал оскорбленный до глубины души Трурль.- Нельзя же ставить таких кретинских усло…
И не договорил, потому что сладкий баритон, заполнив собой весь зал, в этот момент отозвался:
Кот, каверзник коварный, кибэротоман,
К королеве кафров крадется Киприан.
Как клавесина клавишей, корсажа касается.
Красотка к кавалеру, конфузясь, кидается…
…Казнится краля, киснет: канул Купидон,
К кузине королевы крадется киберон!
— Ну, и что ты скажешь?-подбоченился Трурль,а Клапауций,уже не раздумывая, кричал:
— А теперь на «Г»! Четверостишие о существе,которое было машиной, одновременно мыслящей и безмозглей, грубой и жестокой, имевшей шестнадцать наложниц, крылья,четыре размалеванных сундука,в каждом из которых по тысяче золотых талеров с профилем короля Мурдеброда, два дворца, проводившей жизнь в убийствах, а также…
— Грозный Генька-генератор грубо грыз горох горстями…-начала было машина, но Трурль подскочил к пульту управления, нажал на рубильник и, заслонив, его собственным телом, промолвил сдавленным голосом:
— Все! Не будет больше подобной чепухи! Я не допущу,чтобы погубили великий талант! Или ты будешь честно заказывать стихи, или на этом все кончено!
— А что же- те стихи были заказаны нечестно?… — начал Клапауций.
— Нет! Это были головоломки, ребусы какие-то!Я создавал машину не для идиотских кроссвордов! Ремесло это, а не Великое Искусство! Давай любую тему, самую трудную…
Клапауций думал, думал,аж сморщился весь и сказал:
— Ладно. Пусть будет о любви и смерти, но все должно быть выражено на языке высшей математики, а особенно тензорной алгебры. Не исключается также высшая топология и анализ. Кроме того, в стихах должна присутствовать эротическая сила, даже дерзость, но все в пределах кибернетики.
— Ты спятил. Математика любви? Нет, ты не в своем уме… — возразил было Трурль. Но тут же умолк враз с Клапауцием, ибо Электрувер уже скандировал:
В экстремум кибернетик попадал
От робости, когда кибериады
Немодулярных групп искал он интеграл.
Прочь, единичных векторов засады!
Так есть любовь иль это лишь игра?
Где, антиобраз, ты? Возникни, слово молви-ка!
Уж нам проредуцировать пора
Любовницу в объятия любовника.
Полуметричной дрожи сильный ток
Обратной связью тут же обернется,
Такой каскадной, что в недолгий срок
Короткой яркой вспышкой цепь замкнется!
Ты, трансфинальный класс! Ты, единица силы!
Континуум ушедших прасистем!
За производную любви, что мне дарила
Она, отдам я Стокса насовсем!
Откроются, как Теоремы Тела,
Твоих пространств ветвистые глубины,
И градиенты кипарисов смело
Помножены на стаи голубиные.
Седины? Чушь! Мы не в пространстве Вейля,
И топологию пройдем за лаской следом мы,
Таких крутизн расчетам робко внемля,
Что были Лобачевскому неведомы.
О комитанта чувств, тебя лишь знает
Тот, кто узнал твой роковой заряд:
Параметры фатально нависают,
Наносекунды гибелью грозят.
Лишен голономической системой
Нуля координатных асимптот,
Последних ласк, — в проекции последней
Наш кибернетик гибнет от забот.
На этом и закончилось поэтическое турне;Клапауций тут же ушел домой, обещав,что вот-вот вернется с новыми темами, но больше не показывался, опасаясь дать Трурлю еще один повод для триумфа;что же касается Трурля,то он утверждал,будто Клапауций удрал, не будучи в силах скрыть непрошеную слезу. На это Клапауций возразил, что Трурль с той поры, как построил Электрувера, видимо, свихнулся окончательно.
Прошло немного времени,и слух об электрическом барде достиг ушей настоящих,я хочу сказать обыкновенных,поэтов.Возмущенные до глубины души,они решили не замечать машины, однако нашлось среди них несколько любопытных, отважившихся тайком посетить Электрувера.Он принял их учтиво,в зале, заваленном исписанной бумагой,так как сочинял днем и ночью без роздыху.Поэты были авангардистами,а Электрувер творил в классическом стиле, ибо Трурль, не очень-то разбиравшийся в поэзии,основывал вдохновляющие программы на произведениях классиков.Посетители высмеяли Электрувера,да так,что у него от злости чуть не полопались катодные трубки,и ушли,торжествуя.Машина, однако, умела самопрограммироваться,и был у нее специальный контур усиления самоуверенности с предохранителем в шесть килоампер,и в самый короткий срок все изменилось самым решительным образом.Ее стихи стали туманными, многозначительными,турпистическими,магическими и приводили в совершеннейшее отупение.И когда прибыла новая партия поэтов,чтобы поиздеваться и покуражиться над машиной,она ответила им такой модернистской импровизацией, что у них в зобу дыханье сперло;от второго же стихотворения серьезно занемог некий бард старшего поколения,удостоенный двух государственных премий и бюста,выставленного в городском парке.С тех пор ни один поэт уже не в силах был сопротивляться пагубному желанию вызывать Электрувера на лирическое состязание- и тащились они отовсюду,волоча мешки и сумки,набитые рукописями. Электрувер давал гостю почитать вслух,на ходу схватывал алгоритм его поэзии и,основываясь на нем,отвечал стихами,выдержанными в том же духе,но во много раз лучшими- от двухсот двадцати до трехсот сорока семи раз.
