Олег Шелонин - Запретная любовь
— Кинза, чеснок, лук-порей… О! Неужто женьшень? Если в правильной пропорции смешать и добавить пару нужных травок, вполне сойдет за жмых от корня мандрагоры…
Периодически ей приходилось делать перерыв и чисто по привычке начинать отводить глаза другим посетителям грузового отсека, которые в отличие от нее, привыкшей гулять по кораблю тайно, вели себя здесь по-хозяйски. Гиви с Зекой за короткое время крепко скорешились и на пару забодяжили бизнес: загоняли гномью водку за метриловую стружку новым членам экипажа. Это была уже третья ходка в контрабандную секцию, и каждый раз академик уносил из нее по бочонку под каждой из своих шести подмышек. Таким образом, контрабандная секция похудела за короткое время на восемнадцать бочонков, обогатив бизнесменов на горстку серебристой стружки метрила, которая тянула, по их подсчетам, как минимум на шесть сотен миллионов, а то и на целый миллиард. Удачную сделку бизнесмены решили отметить с размахом, а потому Гиви тоже был нагружен. Пер на горбу еще один бочонок гномьей водки лично для себя и бочонок валерьянки для Зеки Громова. Скоропалительный приказ Блада уничтожить все запасы валерьянки на корабле не докатился до контрабандной секции, так как, согласно корабельным документам, ни этой секции, ни того, что в ней находилось, в природе не существовало, а следовательно, и уничтожать было нечего.
Фиолетовый был тоже занят — фланировал по коридору возле камбуза, рядом с которым располагалась каюта Грева, в надежде словно ненароком с ним столкнуться. У него к сержанту был серьезный разговор. Однако тот из своей каюты не выходил. Зато его подчиненные, шнырявшие по кораблю, изучая внутренние помещения, туда периодически ныряли на доклад со свежей порцией разведывательных данных. У каждого в каюте было уже припрятано по бочонку гномьей водки, купленной у Гиви, но бухла никто не смел коснуться. Готовящийся к бунту Грев пообещал прибить любого, от кого потянет спиртным духом.
И наконец, сам капитан. Блад тоже решил уединиться в своих новых апартаментах, чтобы собрать мысли в кучку. Если читатель думает, что с целью разработать хитроумный план уничтожения маньяка, то он сильно ошибается. Блад знал, что до планеты Семицветик «Ара-Белле» в подпространстве еще как минимум недели две лететь, а потому на разработку этих планов времени больше чем достаточно. Поэтому решил, что для дела будет больше пользы, если он попытается разобраться в своих чувствах. Кавалерийский наскок Лилиан накануне немало озадачил Блада и привел в смятение. Понятия мелкой интрижки на стороне для закоренелого холостяка Петра Алексеевича Черныша раньше вообще не существовало именно потому, что он был закоренелый холостяк и верность просто некому было хранить. Теперь этот вопрос встал перед ним ребром.
— Как ты думаешь, в моей Эпсании многоженство разрешено? — спросил он лягву, таращившуюся на него из аквариума. — Ну чего молчишь? Впрочем, молчание есть знак согласия. Будем считать, что разрешено.
Лягушка горестно вздохнула и развернулась к капитану тылом.
— Похоже, все же нет. Блин, еще не женился, а уже на сторону кошу. Что же дальше будет? О-хо-хо, грехи мои тяжкие. Нет, замутить интрижку с беленькой ушастой не получится. Ейный папаша император. А все императоры диктаторы и снобы, знаю по себе. В один момент по шапке получу. А с другой стороны, я тоже император. Что ж я, сам себе по шапке дам? Но с третьей стороны, раз я император, то Лилька моя дочь… которая в прабабки мне годится. Триста семнадцать лет! Кошмар! Господи, что за бред я несу!
Блад сдернул с себя шляпу, положил ее рядом со шпагой на стол, плюхнулся на кровать и взял в руку гитару.
Все это так, архитектура.
Вас от недуга излечу.
Вы мне доверьтесь, как врачу.
Поможет вам моя миксту-у-ура!!! —
завопил он во весь голос сонет Шекспира из совкового мюзикла «Собака на сене». С расстройства чувств пел капитан просто кошмарно. Немузыкально и до ужаса фальшиво. Нола такой кошачий концерт, разумеется, пропустить не могла и тут же нарисовалась в его каюте.
На девиц глядите с нужной точки.
Наливайте из медовой бочки.
Только дегтю добавляйте к меду.
Вникнуть попрошу в мою мето-о-оду…
— Готов. Пойду скажу Алисе, что клиент дозрел.
— До чего? — перестал терзать гитару Блад.
— Либо до решительных действий, либо до наставления ей рогов.
— Попробуй только вякнуть что-то в этом роде! Враз Джима на твою программу натравлю.
— Ему не до меня. Он Стесси в рубке тискает.
— А ты подсматриваешь?
— Конечно! Знаешь, как это интересно?
— Границ дозволенного не пересекают?
— Болтаются на грани, но пока что держатся. Кстати, тебе не завидно?
— Брысь отсюда, провокатор!
Нола с тихим смехом испарилась. Блад опять схватился за гитару и начал успокаивать нервы музотерапией:
Если вы на женщин слишком падки.
В прелестях ищите недостатки…
Пока он маялся дурью, на корабле полным ходом шла подготовка к перевороту. Заговор набирал силу. Ближе к обеду пираты тщательно обследовали весь корабль, выяснили, кто чем в данный момент занимается, и доложили об этом адмиралу. Узнав о том, что Стесси с Джимом, наплевав на все запреты капитана, целуются в рубке, Грев понял, что надо спешить. Ему уже доложили, что рядом с его каютой отирается Фиолетовый, явно желая войти в контакт, и он с удовольствием пошел ему навстречу. Приказав пиратам рассосаться по кораблю и бдеть дальше, адмирал покинул каюту и вроде бы как по делам двинулся по коридору в сторону рубки. Штурман тут же увязался вслед за ним.
— Э-э-э… господин сержант, вы можете мне уделить минуточку-другую?
— Я вас слушаю, — повернулся к нему Грев.
— Тогда, как говорится, прошу заглянуть ко мне на огонек.
Штурман провел адмирала в свою каюту, где уже все было готово к серьезному разговору. На столе стояла бутылка коньяка, две рюмки и блюдце с тонко нарезанными ломтиками лимона.
— Не желаете сполоснуть руки? — Фиолетовый услужливо распахнул дверь в ванную.
Адмирал усмехнулся. Намек был такой прозрачный, что он не удивился, когда штурман прошел туда вслед за ним и тщательно закрыл за собой дверь.
— Я слушаю вас, штурман. Что вы мне хотели сообщить?
— Не сообщить, а предложить.
— Что именно?
— Об этом позже. Сначала вы мне должны дать клятву, что независимо от результатов наших переговоров все, о чем здесь будет говориться, останется строго между нами.
— Клянусь.
— Вы, кажется, меня не поняли, сержант, — покачал головой штурман, активируя свой Итор. — Я знаю цену клятв наемников. Не надо понапрасну сотрясать воздух. Вы должны дать мне клятву на крови, которую проконтролирует мой Итор.
— В ГБ его получали? — догадался Грев.
— В ГБ, — не стал отрицать штурман.
Об этой хитроумной разработке силовых структур КОФЕ в Галактике ходили легенды. Неведомый гений, работавший в обычном фармакологическом НИИ, умудрился создать технологию программирования параметров крови. На нее тут же наложила лапу ГБ, и технология, которая могла бы произвести переворот в галактической медицине, начала работать на эту могущественную организацию, которая все старалась держать под контролем. Запрограммированная кровь начинала работать как детектор лжи в узконаправленном диапазоне, любая попытка нарушить клятву, произнесенную под контролем Итора сотрудника ГБ, заставляла закипать кровь, создавая искусственный аналог кессонной болезни, и человек практически мгновенно умирал.
В другой ситуации Грев никогда не пошел бы на такой шаг, но на кону стояла Стесси и судьба ее армады, флотилии которой были рассредоточены почти во всех стратегически важных пунктах этой части Галактики.
— Согласен, — протянул Фиолетовому руку адмирал. Тот жадно схватил ее и приложил к ладони Грева свой Итор. Из него тут же выскользнула тонкая иголка, пронзив ладонь. — Клянусь хранить молчание обо всем сказанном здесь, — четко сказал адмирал, в упор глядя на штурмана. — Вы удовлетворены?
— Вполне, — кивнул Фиолетовый, деактивируя прибор.
— Так что вы мне хотели предложить?
— Сто пять миллионов и этот корабль за одну маленькую услугу.
— Лихо. Какую именно услугу?
— Вы немедленно выведете корабль из скачка и измените курс.
— С какой целью?
— Доставить меня и профессора с Алисой на Селион.
— Как я понял из трепотни одной болтушки за столом, Селион — это конечная точка маршрута вашей научной экспедиции?
— Совершенно верно.
— А экипаж…
— Судьба экипажа меня не волнует! — резко сказал Фиолетовый.
— Понятно. Тогда еще вопрос: что я буду с этого иметь?
— Но я же только что вам предложил…
