Терри Пратчетт - Правда
– А если нам понадобится еще, она обойдется нам в пять раз дороже прежней цены, – добавил вошедший Доброгор. – Гравировщики скупают все подряд. Спрос и предложение, как Король говорит.
– Король? – Вильям нахмурил брови. – Ты имеешь в виду мистера Короля?
– Ага, Короля Золотой Реки, – кивнул гном. – Мы можем заплатить за бумагу по новой цене, ага, хоть и с трудом, но если эти парни через улицу будут продавать свой листок за 2 пенса, нам придется работать практически бесплатно.
– Отто пригрозил человеку из Гильдии, что нарушит свой обет, если увидит его опять, – рассказала Сахарисса. – Он был просто в ярости, потому что тот парень пытался выудить у него секрет изготовления иконографий, пригодных для печати в газете.
– А что насчет тебя?
– Я остаюсь с тобой. Я им не доверяю, особенно когда они вот так подлизываются. Они кажутся людьми весьма… невысокого полета, – заявила Сахарисса. – Однако что же мы будем делать?
Вильям прикусил ноготь и уставился в стол. Потом он стукнул ботинком по их сундуку с деньгами. Полный сундук отозвался обнадеживающим звуком «бум!»
– Мы могли бы сократить количество страниц, осмелюсь заметить, – предложил Доброгор.
– Да, но тогда люди перестанут покупать нашу газету, – возразила Сахарисса. – А они должны ее покупать, потому что у нас настоящие новости.
– Новости в Инквайрере выглядят более занимательными, чем наши, не могу не признать этого, – заметил Доброгор.
– Это потому, что в них нет ни одного настоящего факта! – резко ответила Сахарисса. – Ну ладно, я согласна снова получать доллар в день, а Отто готов работать за полдоллара, если вы разрешите ему жить в нашем подвале.
Во время этого диалога Вильям продолжал задумчиво смотреть в никуда.
– Если не считать правдивости, – спросил он отстраненным голосом, – чем еще мы отличаемся от Гильдии? Можем мы печатать быстрее, чем они?
– Один станок против трех? Нет, – отрезал Доброгор. – Но мы можем набирать тексты гораздо быстрее, готов поспорить.
– И что это значит на практике?
– Возможно, мы сможем побить их, запуская свой номер в продажу раньше, чем они выпустят свой.
– О'кей. Полезная мысль. Сахарисса, знаешь кого-нибудь, кому нужна работа?
– Знаю? Ты что, в нашу почту не заглядывал?
– Ну, не совсем…
– Куча народу хочет получить работу! Мы же в Анк-Морпорке!
– Ну и отлично, выбери три письма с наименьшим количеством ошибок и пусть Рокки сходит, пригласит к нам на работу их авторов.
– Один из них – мистер Гнутти, – предупредила Сахарисса. – Он хочет писать больше. Ему мало одних некрологов, потому что интересные люди умирают не так уж часто. Знаешь, он просто для развлечения посещает самые разнообразные собрания и записывает все, что там говорится.
– Аккуратно записывает?
– Уверена, что да. Он как раз такая личность, аккуратная. Но я не думаю, что у нас хватит места для…
– Завтра утром мы выйдем на четырех страницах. И не надо смотреть на меня так. Я разузнал кое-что новое насчет Ветинари, и у нас есть… о, еще 12 часов, чтобы раздобыть бумагу.
– Я же говорил тебе, Король больше не продаст нам бумагу по нормальной цене, – напомнил Доброгор.
– Что ж, это еще одна тема для статьи, – ответил Вильям.
– Я хочу сказать…
– Да, знаю. Мне нужно написать кое-что, а потом мы с тобой пойдем и побеседуем с ним. О, и отправь кого-нибудь на семафорную башню, ладно? Я хочу отправить сообщение королю Ланкра. Кажется, я однажды встречался с ним.
– Семафоры стоят денег. Кучу денег.
– Все равно сделай это. С деньгами как-нибудь разберемся.
Вильям наклонился над люком в подвал.
– Отто?
Вампир высунулся из люка по грудь. В руках он держал наполовину разобранный иконограф.
– Чем мочь помогать?
– Можешь придумать трюк, чтобы нам продавать больше газет?
– Что фам еще нушно? Картинки, который путут прыгать со страницы? Гофорящие картинки? Картинки, следящие са фами, пока фы ходить по комната{47}?
– Только не обижайся, – поспешно сказал Вильям, – я же не прошу тебя о невозможном, например, сделать их цветными и прочее в этом роде…
– Цфетными? – переспросил вампир. – И фсе? О, цфет – это пара пустякофф. Когда фам нужен ресультат?
– Невозможно, – твердо заявил Доброгор.
– О, прафда? Есть тут кто-нипуть, кто делать цфетное стекло?
– Ага, я знаю гнома, который владеет мастерской цветного стекла на улице Федры{48}, – сообщил Доборгор, – они делают сотни оттенков, но…
– Я хотеть прямо сейчас фидеть образцы. А еще краски. У фас есть цфетные краски?
– Это запросто, – сказал гном, – но вам же понадобятся сотни разных красок… разве не так?
– Нет, не так. Я напишу фам список необходимого опорудофания. Не обещаю такую же тонкую рапота, как делают «Бурле&Крепкорук», первый блин ф темный комната, сами понимаете{49}. Я хотеть сказать, не просите меня изобразить тонкую игру сфета на осенних листьях и фсе такое. Но что-нипуть резкое и четкое – без проплем. Это подойдет?
– Это будет замечательно.
– Спасипо.
Вильям встал.
– Ну а теперь, – объявил он, – пора сходить повидаться с Королем Золотой Реки.
– Мне всегда было интересно, почему его так зовут, – сказала Сахарисса, – ведь поблизости нет золотых рек, правда?
– Джентльмены.
Мистер Косой ждал их в главном зале пустого дома. Когда Новая Фирма вошла, он поднялся на ноги, сжимая в руках свой портфель. Выглядел он так, будто был в чрезвычайно плохом настроении, что необычно для зомби.
– Где вы были?
– Зашли перекусить, мистер Косой. Вы не появились сегодня утром, а мистер Тюльпан проголодался.
– Я ведь велел вам не высовываться.
– У мистера Тюльпана это плохо получается. Так или иначе, все прошло хорошо. Уверен, вы уже слышали. О, нас чуть не убили, потому что вы не сказали нам массу важных вещей, и это обойдется вам в круглую сумму, но, хей, кого это волнует, в конце-то концов? В чем проблема?
Мистер Косой молча уставился на них.
– Мое время дорого стоит, мистер Гвоздь. Поэтому я не стану ходить вокруг да около. Что вы сделали с псом?
– Никто ничего нам не говорил про этого пса, – заявил мистер Тюльпан, и мистер Гвоздь понял, что его компаньон выбрал неверный тон.
– А, так значит, вы все-таки его видели, – сообразил мистер Косой. – И где же он?
– Пропал. Сбежал. Покусал нас за …ные ноги и удрал.
Мистер Косой вздохнул. Это было похоже на порыв затхлого воздуха из древней гробницы.
– Я ведь говорил вам, что на Стражу работает оборотень.
– Ну? И что с того? – спросил мистер Гвоздь.
– Оборотни умеют разговаривать с собаками.
– Что? Вы хотите сказать, люди станут слушать, что наболтает собака? – возмутился мистер Гвоздь.
– К сожалению, да, – подтвердил мистер Косой. – У собак есть индивидуальность. Это дорогого стоит. И судебные прецеденты совершенно однозначны. За долгую историю этого города, джентльмены, перед судом выступали в разное время семь свиней, стая крыс, четыре лошади, одна блоха и целый рой пчел. В прошлом году попугаю разрешили выступить в качестве свидетеля обвинения по серьезнейшему делу об убийстве, и мне пришлось разрабатывать для него программу защиты свидетелей. Насколько мне известно, он сейчас далеко отсюда, притворяется очень крупным волнистым попугайчиком.
Мистер Косой скорбно покачал головой.
– Увы, животные играют в суде немалую роль. Вы можете спорить до хрипоты, но дело в том, мистер Гвоздь, что коммандер Ваймс может построить обвинение на показаниях собаки. Он начнет допрашивать… людей. Он уже знает, что дело нечисто, но пока ему приходится работать в пределах имеющихся улик и свидетельских показаний, а у него нет ни того, ни другого. Но если он найдет этого пса, он сможет размотать клубок.
– Суньте ему пару тысяч долларов, – посоветовал мистер Гвоздь, – со стражниками это всегда срабатывает.
– Насколько мне известно, последний человек, пытавшийся подкупить Ваймса, до сих пор не восстановил подвижность своих пальцев.
– Мы сделали все, что вы нам велели, б…! – крикнул мистер Тюльпан, направив на адвоката свой толстый, похожий на сосиску палец.
Мистер Косой смерил его взглядом с ног до головы, как будто впервые увидел.
– «Убей Повара!!!» – прочел он. – Как смешно. А я-то думал, мы наняли профессионалов.
Мистер Гвоздь знал к чему идет дело, поэтому снова успел перехватить кулак Тюльпана на полпути, сила погашенного удара даже немного приподняла его над полом.
– Конверты, мистер Тюльпан, – пропел он. – Этот парень слишком много знает.