Олег Шелонин - Операция "У Лукоморья"
— А одежка наша? — испуганно вопросил он.
Соловей молча протянул ему драную, всю в подпалинах гимнастерку, которой он только что тушил огонь.
— А остальное?
Соловей виновато кивнул на развалины.
— Ну нет! Вы как хотите, а я в таком виде к Яге не полечу! - решительно сказал Илья. — Она хоть старушка и древняя, но все равно женщина. Вдруг прельстится…
— Папа, не сумлевайся! Неужто мы в посаде добрую одежу на тебя не найдем? — тряхнул гребешком Никита Авдеевич.
— А на меня? — робко спросил Соловей.
— Всех оденем, — успокоил Чебурашка и зашнырял по кладовым, гремя ключами.
Вскоре команду Ильи было не узнать. Лихо, Соловей и сам капитан красовались в белых расписных рубахах до колен, перехваченных в талии алыми кушаками. Кушаки повязали не так просто. Они поддерживали портки из добротного зеленого сукна, заправленные в красные сафьяновые сапоги.
— Лепота, — завистливо вздохнул воевода, — витязи как на подбор. — Он грустно посмотрел на свои перья.
— Посторонись! — второй раз за этот день прозвучала команда сверху.
— Наконец-то, — облегченно вздохнул Илья, как только Горыныч спустился на землю. — Грузим подарки — и к Яге! Чертей нашел? Ждать их к ночи?
Головы дружно кивнули в ответ:
— Папа, давай по стопочке на дорожку…
— Никаких стопочек!
— Мы ж не долетим, — огорчилась Центральная.
— Если нахрюкаемся — не долетим. Это ты точно сказала. — Илья сочувственно посмотрел на дракона. — Ладно, доставишь к Яге в целости и сохранности, хлопнете по стопке. Лихо! Остаешься здесь за коменданта. Как кто посторонний появится, очки долой и залпом пли! Грузимся!
Сборы были недолгими. Бадейку с Мурзиком прикрепили к спине Горыныча, закрепив ее веревками. Ведра плотно закрывались крышками, заливались растопленным воском и водружались на дракона. Пользуясь тем, что капитан отвлекся, давая последние инструкции Лиху, «стопочек» наготовили столько, что Илья только плюнул с досады, но менять ничего не стал. Время было дорого. Саламандру запихали в кастрюлю и закрепили ее в хвостовой части дракона. Все, за исключением Лиха, вскарабкались на Горыныча.
— Взлет! — последовала лаконичная команда. Горыныч взмахнул крыльями. — Я вас по дороге одной песенке обучу, чтоб лететь веселее было.
Перегруженный Горыныч с трудом преодолел силы земного притяжения. Так до конца и не протрезвевшая, несмотря на терапию Лиха Одноглазого, команда Ильи полетела вербовать новых рекрутов в растущую не по дням, а по часам армию.
14
— Ну-ка, повернись, сзади подровнять нужно.
— Может, хватит, Ген? Корзина уже почти доверху… — Медведь умоляюще посмотрел на зелененького домового, деловито щелкающего большими садовыми ножницами.
— Почти, да не совсем. И потом, тебе перед Машей не стыдно будет таким лохматым щеголять? Глянь, какая у тебя невеста красивая. Цени, модельная стрижка называется.
Миша посмотрел на невесту и застонал. Маша, держа в вытянутой лапе маленькое ручное зеркальце, пыталась рассмотреть свою спину обалдело выпученными глазами. Модельная стрижка домового превратила ее в этакого толстого гигантского пуделя.
— Я что, такой же буду?
— Нет, еще красивей, — успокоил Гена, — я тебе баки попышнее оставлю. Вот теперь другое дело. — Домовой подхватил наполнившуюся корзину и потащил ее в избушку на курьих ножках. — На сегодня свободны, — крикнул он через плечо. — Передайте папе, чтобы завтра серых прислал. Волчья шерсть кончается.
Медведи облегченно вздохнули и рванули в сторону леса, окружавшего полянку с трех сторон.
— Ну ее к лешему, эту безопасность, — рыкнула на бегу Маша. Охотников здесь, конечно, нет, но это еще не повод последнюю шкуру с нас драть.
— Надо из этого леса когти рвать, — мрачно согласился Миша.
— Так куда ж теперь? — огорченно рявкнула Маша. — Засмеют ведь. Подождем до зимы, пока шерсть отрастет.
Гигантские пудели скрылись за деревьями.
Гена пристроил корзину в углу избушки, кинул взгляд на веретено, тяжело вздохнул и, махнув рукой, двинулся к столу. Последнее увлечение Яги прибавило ему забот.
— Работа не волк, в лес не убежит, — пробормотал он. — Пока чаю не напьюсь, никакой пряжи, пусть Ягуся хоть на уши встанет.
Приняв такое решение, Гена наполнил пузатую чашку ароматным чаем и на грохот в печной трубе даже головы не повернул. Только снова вздохнул и потянулся к ватрушке. В печи кто-то заворочался и принялся колотить в печную заслонку.
— Лети назад и зайди через дверь, как положено. — Гена вытянул зеленые губы, свернул их трубочкой и осторожно подул на чай.
— Гена, поимей совесть! — вздохнул невидимый собеседник. — Можно подумать, ты не знаешь, что уважающая себя ведьма признает только одну дверь — печную трубу!
— А уважающий себя домовой не позволит хозяевам пачкать пол сажей. Гена невозмутимо отхлебнул из чашки. — Вкусно, — причмокнул он от удовольствия.
— Я его, можно сказать, из болота за уши вытащила, — послышалось сердитое бормотание в печи, — из грязи в князи, так сказать, а он… — В печи опять завозились, труба загрохотала.
— Тоже мне честь великая, — фыркнул Гена и строго добавил: — Ноги у порога вытри!
Снаружи послышалось шарканье, дверь открылась, и в избушку вошла всклокоченная старуха в грязной, вымазанной сажей одежде. В руках ведьма держала не менее всклокоченную и грязную метлу с прилипшей к ней соломенной трухой.
— Опять крышу зацепила, — вздохнул Гена, — а ремонтировать кто будет? Сколько раз говорил — черепицей крыть надо! И метлу сюда приволокла. Что, за порогом оставить нельзя?
— А сопрут? — воинственно вопросила ведьма.
— Кто, медведи? Очень она им нужна. А человеческим духом вокруг версты на три не пахнет. Всех распугала. — Гена наконец соизволил повернуться к Яге. — За порог эту грязь!
— Это не грязь, а мой конь боевой! — решительно заявила Яга, вскочила на метлу и, сделав пару лихих виражей по горнице, подлетела к печке.
— Тогда место ему в стойле, — флегматично хмыкнул домовой.
— Вот его стойло! — отрезала ведьма, пристраивая метлу за печку, и задернула шторку.
— Чистая работа, — одобрил домовой, оглядывая пол. — Ни одной угольной крошки не оставила.
— Опыт. Более трехсот лет летного стажа что-то да значат… — За шторкой послышалась возня и звяканье рукомойника. Баба Яга готовилась к трапезе.
— И так каждый день. И зачем тебе это? — недоуменно протянул Гена.
— Ностальгия. Тебе этого не понять, зелененький ты мой. Нет в тебе романтики! Ты у меня прагматик до мозга костей.
— Ностальгия, — фыркнул домовой, — атавизм это, а не ностальгия. А от твоей романтики у меня все руки в волдырях. Каждый день ворох стирки. Хоть бы дождь пошел, что ли!
Из-за печки послышался смех.
— На нелетную погоду не рассчитывай. Метеопрогноз для тебя неутешителен. Еще седмицы три жара продержится.
Шторка распахнулась. Грязной, всклокоченной старухи как не бывало. Ягу было не узнать. Чистый, опрятный сарафан, из-под кокошника на голове виднелись тщательно причесанные волосы, на ногах красные сафьяновые сапожки.
— Ну и как я смотрюсь? — кокетливо поинтересовалась Яга.
— На носу горбинку в другую сторону вправить, и хоть сейчас под венец, — хрюкнул Гена.
Гена утрировал. Нос у Яги был нормальный, и небольшая горбинка на нем внешности ей не портила. Просто по утрам он всегда был не в духе, если накануне ему приходилось мяукать.
— Нет, Гена, выше лакея тебе в этой жизни не подняться. В приличном доме и в лакеи не возьмут. Дальше кухни не пустят.
— Здесь же пустили.
— Я говорю о приличных домах, — пояснила Яга, усаживаясь за стол. — Но ты не расстраивайся. Под моим чутким руководством…
— Брось, — затосковал вдруг Гена. — С таким цветом кожи меня и на кухню-то не возьмут.
— Гена, — укоризненно покачала головой Яга, — ты ж на Руси живешь. У нас здесь расизм не в моде. Народ вокруг добрый, отзывчивый, я бы даже сказала — жалостливый…
— Угу, — хмыкнул домовой, — то-то в прошлый раз я из посада еле ноги унес.
— Сам виноват. В трактир заходят не для того, чтобы задать вопрос: «Как пройти в библиотеку?».
— Инструктировать надо было лучше, — сердито буркнул Гена, поворачивая краник самовара. Яга сочувственно посмотрела на своего домового, приняла чашку и потянулась к горке румяных ватрушек, до которых она была большая любительница. Возражать не стала, тем более что домовой был прав. Командировка Гены в посад Василисы с треском провалилась. Дело в том, что Василиса Прекрасная, девица любознательная и просвещенная, умудрилась собрать едва ли не самую лучшую библиотеку в тридевятом царстве. Прослышав об этой слабости Василисы, иноземные купцы и негоцианты везли в посад старинные рукописи и фолианты со всего мира. Знали: за ценой здесь не постоят. За библиотекой присматривала младшая сестренка Василисы Марья, которую в народе уважительно называли Марья-искусница. Яга давно облизывалась на это уникальное собрание редкостей, но в силу ряда причин сама посад посетить не могла. Радиус ее действий был жестко ограничен тремя верстами. Дальше от полянки ей ходу не было. И тогда скрепя сердце Яга согласилась обойтись на время без стряпни своего домового и послала его к маме, несмотря на протесты папы. Нужно сказать, что мама Гены до сих пор имела на его папу зуб. И зуб немаленький. Привязанность домовихи Федосьи к своей хозяйке толкнула ее на отчаянный шаг, когда та тяжело заболела. Вылечить ее мог только волшебный корень с каким-то диким названием жень-пень. Она долго искала этот жень под каждым пнем, а нашла Васю, личность в этих местах довольно известную (более озорного и вредного лешего в Кощеевом царстве не найдешь). Вася помог. И жень нашел, и пень. Подсказал, как напиток лекарственный приготовить.