Терри Пратчетт - Цвет волшебства (сборник)
— Мы находимся под городом, — констатировал он. — Как получилось, что мы ничего про это место не знали?
— Хороший вопрос, — ответил декан. — Те, кто строил подвалы, наверняка были в курсе.
Ринсвинд честно попытался думать.
— Но тогда его исчо не было… — сказал он.
— Ты говорил, эти сталаг… Как бишь их?.. Требуется не меньше тысячи лет, чтобы они выросли?
— В пр'шлом месяце их исчо не было, но щас они зд'сь много тысяч лет, — кивнул Ринсвинд. Он икнул. — Эт' как с в'шей башней, — объяснил он. — Когда сн'ружи она выше.
— Правда?
— Н'верное, т'кие штуки пр'ходят т'лько здеся, — продолжал Ринсвинд. — Вы н'замечали? Чем б'льше географии, тем м'ньше истории. Б'льше 'странства — м'ньше 'ремени. Бьюсь об заклад, штоб вот это усе стало тут тыщу лет, п'требовалась не б'льше с'кунды. Понимать? Здеся н'борот, снаружи усе м'ньше. М-м-м, ллогишно?
— По-моему, чтобы понять всё это, нужно очень солидно принять пива, — задумчиво протянул декан.
Что-то ударило его под коленки, и, опустив глаза, он увидел Сундук. Сундук имел мерзкую привычку подкрадываться к людям сзади и пихать их под ноги, после чего принимать абсолютно невинный вид.
— А вот тут никакое пиво не поможет, — добавил декан.
Шагая за Ринсвиндом, волшебники постепенно притихли. За кем шагал сам Ринсвинд, оставалось загадкой — даже для него самого. Ну и что? Будь спок.
Вопреки всем традициям, чем глубже они заходили в пещеру, тем светлее становилось — хотя массовое размножение в подземных пещерах всяких светящихся грибков и светоотражающих кристаллов, при помощи которых опрометчиво бесфакельный главный герой должен видеть происходящее, есть феномен бесцеремоннейшего вторжения повествовательной причинности в физическую реальность. В данном случае светились камни — не каким-то там таинственным внутренним светом, а так, будто отражали восходящее над горизонтом солнце. В то время как ни горизонтов, ни солнца не наблюдалось.
Есть и другие аксиомы, принимаемые человеческим мозгом без каких-либо доказательств. Одна из них гласит: чем обширнее пространство, тем тише голос. В ней нашла своё отражение естественная человеческая склонность понижать голос при входе в огромное помещение.
— Ого, ну и громадина! — прошептал аркканцлер, снова крутя головой по сторонам.
— Эге-ге-ей! — проорал декан.
А вот и ещё аксиома: в любой толпе найдется хоть один такой вот крикун.
Постепенно от сталактитов стало не протолкнуться, а один особенно гигантский сталактит в самом центре едва не касался своего зеркального отражения — сталагмита. Воздух был удушающе горячим.
— Это как-то неправильно… — начал Ринсвинд.
«Бульк».
В конце концов они выявили источник звука. Им оказалась тоненькая водяная струйка: стекая по боковой поверхности сталактита, она собиралась в капли, ну а те, пролетев несколько футов, падали на сталагмит.
Под общими взглядами медленно сформировалась ещё одна капля и застыла.
Один из старших волшебников, вскарабкавшись на сухой пригорок, уставился на каплю.
— Она не движется, — произнёс он. — Ручеек высыхает. Мне кажется, он… испаряется.
Аркканцлер повернулся к Ринсвинду.
— Ну что ж, друг, мы покорно следовали за тобой, — сказал он. — И что дальше?
— Признаться, мне не помешала бы ещё одна ба…
— Пиво кончилось, друг.
Ринсвинд в отчаянии окинул взглядом пещеру, потом перевел взгляд на громоздящуюся прямо перед ним гигантскую полупросвечивающую массу известняка.
Известковая глыба была остроконечной. И располагалась в самом центре пещеры. Все это придавало ей какую-то НЕМИНУЕМОСТЬ.
Странно все-таки, что здесь могла образоваться такая вот штука — словно жемчужина в устрице. Земля вновь содрогнулась. Там, наверху, люди уже начинают страдать от жажды и клясть ветряные мельницы выражениями, которые известны только иксианам. Вода закончилась, и это очень плохо, но когда выйдет пиво, люди рассердятся ПО-НАСТОЯЩЕМУ …
Волшебники ждали от него ПОСТУПКА.
Что ж, начнем непосредственно со скал. Что ему известно о скалах и пещерах в данной части страны?
В такие минуты приходит какая-то странная свобода. Что бы ты ни предпринял, всё равно жди неприятностей, так почему бы и не рискнуть?
— Мне нужна краска, — нарушил молчание Ринсвинд.
— Зачем?
— Затем, что нужна.
— Молодой Салид! — сообразил декан. — Он типа местный умелец. Щас мигом к нему сгоняем.
— А заодно прихватите ещё пива! — прокричал вслед Ринсвинд.
Найлетта прикоснулась к его плечу.
— Ты собираешься прибегнуть к какому-нибудь волшебству? — полюбопытствовала она.
— Не знаю, что у вас тут называется волшебством, — сказал Ринсвинд. — Но на всякий случай отойди подальше.
— Значит, это опасно?
— Нет, просто когда я убегаю, то несусь сломя голову, никого не вижу. Однако… камни здесь тёплые. Ты заметила?
Она дотронулась до скалы.
— Да, верно…
— Я вот подумал… Что, если здесь находится кто-то, кого здесь быть не должно? Что тогда?
— Ну, можно сказать Страже, они его найдут и…
— Нет-нет, это вообще не человек. Как в таком случае поступит ЗЕМЛЯ? Пожалуй, надо ещё выпить, так лучше думается…
Громко топоча, с противоположного края пещеры примчались волшебники.
— А вот и мы. Поживиться было особо нечем, вот баночка белил, немного красной краски и банка чего-то… Это либо чёрная краска, либо дегтярное масло — одно из двух. С кистями, однако, не так повезло: выбор был не очень большим.
Ринсвинд выбрал кисть — вид у неё был такой, как будто сначала ею побелили очень шершавую стену, а потом какое-то очень крупное существо — возможно, крокодил — использовало её в качестве зубной щётки.
В искусстве Ринсвинд был полный ноль, а надо обладать поистине талантом, чтобы, пройдя весь круг образования, суметь добиться такого результата. Начальные навыки рисования и знакомство с оккультной каллиграфией входят во всякую обязательную волшебнообразовательную программу. Однако в пальцах Ринсвинда мелок рассыпался в пыль, а карандаши ломались. Вероятно, это объяснялось его глубинным неприятием идеи переноса вещей и явлений на бумагу, ведь, по его мнению, они прекрасно чувствовали себя на своих местах.
Найлетта протянула ему банку «Туннельного паука». Сделав долгий глоток, Ринсвинд окунул кисть в то, что вполне могло быть чёрной краской, и изобразил на стене несколько перевёрнутых галочек с кружками под ними, а внутри каждого кружка поставил по три точки и дружелюбной загогулине.
Ещё раз хорошенько приложившись к пиву, он сразу понял, что сделал не так. Не имело смысла пытаться придерживаться правды жизни, главное было передать ВПЕЧАТЛЕНИЕ.
Что-то напевая под нос, он принялся покрывать скалу вдохновенными мазками.
— Кто-нибудь уже догадался, что я рисую? — бросил он через плечо.
— Признаться честно, я больше тяготею к классической живописи, — отозвался декан.
Но Ринсвинд уже вошёл во вкус. Скопировать то, что видишь, может любой дурак — за исключением разве что самого Ринсвинда, — но в этом ли смысл? А смысл в том, чтобы написать картину, которая тронет до глубины души и в которой будет с предельной яркостью выражено…
В общем, яркость выражения — это немаловажно. А дальше надо лишь следовать туда, куда тебя ведут краска и цвет.
— Знаете, — нарушила молчание Найлетта, — судя по тому, как падает свет и тому подобное… Может быть, это несколько волшебников?
Ринсвинд прикрыл глаза. Может, эффект действительно объяснялся игрой света и тени, но… вроде бы получается. Даже отлично получается. Ринсвинд плеснул на «холст» ещё краски.
— Они как будто вот-вот сойдут с камня, — произнёс кто-то у него за спиной, но голос звучал словно бы приглушённо.
Вдруг Ринсвинду показалось, что он падает в дыру. Подобное ощущение он испытывал и раньше, но тогда он действительно падал в какую-нибудь дыру. Стены слились в туманное пятно, словно с гигантской скоростью проносились мимо. Земля сотрясалась.
— Мы движемся? — спросил он.
— Очень похоже, правда? — отозвался аркканцлер Ринсвинд. — Но на самом деле мы стоим на месте!
— Двигаться, стоя на месте… — пробормотал Ринсвинд и хихикнул. — Ш'карное пыво! — Радостно прищурившись, он всмотрелся в этикетку. — И знашь, — продолжал он, — обышно б'льше пары круж'к в меня не влазит. Ну, т'го эля, шо у нас дают. А ваше 'дет как лимонад! Ну где этот п'рог!..
С грохотом раздавшегося под кроватью грома и нежностью столкнувшихся друг с другом зефирин прошлое врезалось в настоящее.
И то и другое содержали в себе множество людей.
— Что такое?
— Декан?
— Да?
— Ты не декан!
