Кир Булычев - Похищение чародея
— Вот, — сказал я, — занесло его сюда.
Я положил журнал на стол и тут же осознал, что мой жест может показаться хвастливым, но что поделаешь, если мои спутники занимаются здесь делом, а мне не хочется быть бездельником, мне желательно, чтобы чувствовалось, как я способствую развитию понимания и росту дружбы между лигонским народом и народами Советского Союза.
— Что это? — спросил Володя, глядя на изображенную на обложке девушку из балета на льду в кокошнике, украшенном блестками.
— «Собье Камзе», — прочел шофер. Это значило по-лигонски «Земля советская». — Хороший журнал, — сказал он.
Мне были приятны эти слова.
— Это вы здесь издаете? — спросил Отар.
— Надо же, — сказал Володя. И я понял по его тону, что ему, как часто бывает с представителями точных наук, наш скромный труд кажется более сложным и значительным, чем его работа. О, мир взаимных заблуждений и ложных представлений!
Чудесное это чувство: прохладное горное свежее утро, душистый чай, солнце, путающееся в листве старого дерева, темная поверхность влажных деревянных столов, домашние запахи жареного мяса и пряностей, долетающие из кухни, голубые горы, висящие, словно занавесы, со всех сторон, но не сужающие мира, а лишь подчеркивающие его законченность и совершенство…
Отар Давидович КотрикадзеВспольный принес журнал. Он был полон спокойной, достойной радости человека, который может показать нам, что и он не зря ест свой хлеб. Мы пили сладкий, крепкий, со сгущенным молоком чай, дул свежий ветерок, солнце пронзало лучиками листву старого дерева, и, если взглянуть вверх, казалось, что на дереве висят тысячи маленьких ярких солнц. Из кухни тянуло Домашними вкусными запахами, и совсем близко зыбкой в ут-рением тумане голубой стеной поднимались горы. Но меня раздражала эта тишь, этот слишком спокойный и тихий мир, потому что он был ненастоящим, непрочным и конечным во времени, и я не мог отделаться от гнетущего апокалиптического предчувствия, заставлявшего меня видеть эти домики в развалинах, эту девочку, вытирающую мокрой тряпкой соседний столик, бегущей в ужасе по улочке, эти яркие журналы летящими, словно тропические птицы в порывах бури, и потому я сказал:
— Кончайте пить чай, поехали, а то жарко будет.
Этим я, по-моему, расстроил наших солдат, мирно прихлебывавших чай и ведших какой-то тихий неторопливый деревенский разговор, и даже Юрия, настроившегося на созерцательное и благодушное настроение.
Юрий Сидорович ВспольныйМы расплатились, вернулись к машине. Сухие раздраженные слова профессора Котрикадзе разрушили очарование утра, и я с некоторой грустью подумал о том, как черствеет душа человека, не способного ощутить красоту и благородство этого мира. Два старика, сидевшие за соседним столом, проводили нас равнодушными взглядами. По дороге мимо нас, не останавливаясь, проехал потрепанный «Фольксваген». Я не заметил, кто в нем, но Володя вдруг поднял руку и помахал вслед машине. Мне показалось, что в ответ мелькнула в окне белая рука.
— Кто это? — спросил Котрикадзе.
— Это Лами, — сказал Володя. — Разве не узнали?.. Лами, — повторил он. Ему нравилось, как звучит это слово.
Котрикадзе попросил остановить машину на берегу речки, у нового бетонного моста. Они спустились с Володей к самой воде, а я остался в машине, открыл записную книжку, чтобы описать утренний чай в городке возле Танги и мои мысли по поводу окружающей природы. Стало теплее, над нами на головокружительной высоте парил орел. Сержант Лаво читал журнал «Земля советская», шофер копался в моторе. Когда геологи вернулись, Отар сказал:
— Было бы побольше датчиков, мы бы всю долину засеяли.
И мы поехали дальше, чтобы остановиться через два километра и стоять в задумчивости на краю обрыва, выбирая места для датчиков. Порой я выходил из машины вместе с геологами, порой оставался, стараясь им не мешать. К полудню, когда солнце начало жарить вовсю, а ветерок стих, мы оказались на юго-западном берегу озера Линили. Теперь лишь горный хребет отделял нас от тех мест, где наш самолет обстреляли бандиты.
Дорога поднялась на вершину пологого холма, и мы вышли из машины, чтобы поглядеть на открывавшийся вид.
Действительно, озеро Линили заслуживает того, чтобы его называли жемчужиной лигонских гор. Оно занимает дно плоской котловины и тянется с севера на юг километров на двадцать, стиснутое горным хребтом, у подножия которого проходит дорога, и обрывом плато, на котором расположен Танги. Его небесная голубизна, заросли тростника у плоского северного берега, где в озеро впадает река, редкие деревни по берегам, квадратные паруса рыбачьих лодок и белая пагода на островке, окруженная купами бамбука, подчеркивают первозданную красоту и покой, царящий над этим водоемом.
* * *Капитану Васунчоку
По моему мнению, Па Пуо жив. Его встретил в саду князя приезжий из Лигона директор Матур, который прошедшей ночью посетил князя. К князю приехал связной с юга с просьбой немедленно поднять силы княжеств для удара по военному правительству с двух сторон. Связного больше никто не видел. Полагаю, что князь не хочет, чтобы связной встретился с другими членами совета правителей. Поверьте моему опыту — князь не пойдет сейчас ни на какие открытые действия против правительства, так как понимает, что военные могут воспользоваться ситуацией, чтобы установить в горах прямое правление.
Без подписи. * * *РАПОРТ
Капитану Васунчоку
Следуя вашему указанию, я лично в сопровождении капрала Кхун верхами отправился к известной поляне на реке Лонги с целью обнаружения на ней следов людей.
При обследовании поляны нами обнаружены в кустах два спрятанных и присыпанных листвой и землей парашюта, один из которых мы взяли с собой. Там же, в кустарнике, нами обнаружены гильзы от крупнокалиберного пулемета и окурки. Я пришел к выводу, что на поляне недавно находились несколько человек, вооруженных пулеметом, из которого они стреляли. Мы нашли у реки следы, которые говорят, что эти люди пришли через перевал с озера Линили.
Подозрительных людей в Лонги и окрестностях в последние дни мы не встречали. Вернее всего, это люди из долины.
На ваш запрос о самолете ответить точно не можем, некоторые в деревне говорили, что слышали самолет, но могли ошибаться. Тем более что, следуя вашему приказу, я вел это расследование негласно.
Начальник поста в уезде Лонги сержант Фен Тони.Направляю вам:
парашют неизвестного изготовления — 1,
гильзы от крупнокалиберного пулемета — 3,
окурки от сигарет лигонского производства — 2.
* * *Князю Урао Као
Сегодня полицейский начальник с капралом ездили утром по реке. Вернулись в полдень. Что-то привезли. Потом капрал с тюком поехал в Танги. После приезда сержант спрашивал у людей, кто слышал или видел чужой самолет. У сержанта был приказ из Танги. Он так говорил. Сержант сам слышал самолет, но боится наших людей. Про Па Пуо он не скажет.
Лами ВасунчокЯ ехала в монастырь в стареньком папином «Фольксвагене», которым правил полицейский. Полицейский должен был завтра вернуться в Танги с ответом от дедушки Махакассапы. Мне было грустно уезжать из города, хотя ночью страшно спать одной в пустом доме. Я была расстроена, что не пойду вечером к старой княгине, приглашение которой мне передал князь Као, мне было жалко, что я больше не увижу молодого русского геолога, и не хотелось верить, что он ищет золото, чтобы потом украсть его у лигонцев.
Когда мы проезжали городок Линили, я увидела, что в тени за столиком пьют чай русские геологи. Мне показалось, что молодой геолог обернулся и узнал меня. За столом с русскими сидели солдаты, наверно, их охрана, а неподалеку стоял джип из комендатуры. Значит, правда, что военные заботятся об этих русских.
Мы ехали по берегу прекрасного озера Линили, с которым у меня связано столько хороших детских воспоминаний, когда мы все — папа, мама и я — в воскресенье выезжали из города, потом брали лодку до деревни и смотрели, как рыбаки ловят рыбу, заходили в дом, где живет мастер, который лучше всех умеет делать серебряные браслеты со слонами и тиграми, а потом доплывали до островка, посреди которого стоит белая пагода, и отдыхали под темным деревянным навесом. Отец с матерью зажигали желтые свечи на покрытой оплывшим воском приступочке у пагоды, а я ставила в медный горшок привезенные из Танги цветы.
Мы миновали остров, но за деревьями не было видно, есть ли кто-нибудь у пагоды. Может, такая же, как я десять лет назад, девочка расправляет цветы, чтобы им вольнее было жить в медном кувшине, полном прозрачной холодной озерной воды. Но мне уже никогда не вернуться на этот остров и никогда уже не почувствовать этой безмятежности. Никогда после смерти мамы.
