Сергей Мусаниф - Второе правило стрелка
— А как ты его объяснишь?
— Сговором, — сказал Горлогориус. — Сговором между мной и Негориусом. Я надеюсь, для тебя не сюрприз, что мы с ним поддерживали отношения вплоть до того момента, как его дубль подвел доверчивого старикана под меч героя-дракона?
— Не сюрприз, — сказал Мэнни. — Для того чтобы удивить меня, тебе придется особенно постараться.
— Мы специально ввели в дело двух стрелков, — сказал Горлогориус. — Неужели ты думаешь, что Гарри мог самостоятельно призвать себе на помощь столь могучего союзника? Я воспользовался его заклинанием в качестве прикрытия своей магической деятельности и прислал ему стрелка. Я предвижу ситуацию, когда нам потребуется наличие двух служителей ордена Святого Роланда.
— Могу представить себе такую ситуацию, — согласился Мэнни. — Скорее всего, это будет одна из тех ситуаций, куда входят вдвоем, а выходит только один.
— Именно так, — сказал Горлогориус.
— Значит, этот парень, — Мэнни ткнул рукой в сторону хрустального шара, который демонстрировал Реджи, о чем-то тихо переговаривающегося с сатиром за спиной поющего эпического героя, — он предназначен тобой для роли агнца? Ты собираешься принести его в жертву?
— Я еще не решил, кого именно, — сказал Горлогориус.
— Как это? Второй парень играет с тобой на одной стороне с самого начала!
— Они все играют на одной стороне, — сказал Горлогориус. — Пусть они об этом сами и не подозревают.
— Ты, должно быть, наслаждаешься ролью кукловода, — заметил Мэнни.
— Отнюдь, — возразил Горлогориус. — Но если существование вселенной будет зависеть от моего мастерства, то я буду очень искусно дергать за ниточки.
— Ты очень любишь играть в игры.
— Без этого мне скучно жить.
— Когда-нибудь ты заиграешься, Горлогориус, и подведешь нас всех под монастырь, — сказал Мэнни. — Ты усложняешь любую ситуацию донельзя. Если с тобой вдруг что-то случится, мы век будем все раскапывать и еще столько же вникать в твои планы.
— Со мной ничего не случится, — сказал Горлогориус, схватился руками за грудь, захрипел и рухнул на пол. Мэнни попытался оказать первую помощь извивающемуся в судорогах и исходящему пеной волшебнику, когда Горлогориус открыл глаза и ехидно улыбнулся. — Здорово я тебя подловил?
— Чтоб тебя… — сказал Мэнни. Поскольку он сам был нехилым магом, продолжать гневную тираду и выдавать что-то более конкретное было опасно. — Старый уважаемый человек, которому гильдия поручила ответственную работу! А ведешь себя, как пацан в детском саду.
— Немного адреналина тебе не повредит, — ухмыльнулся Горлогориус. — Нет, ну видел бы ты свое лицо!
Мэнни зло сплюнул.
Наступил вечер, а состязание продолжалось.
Зрители разводили костры и готовили себе пищу, пили вино, спали, бегали в кустики поодиночке и парами. Наименее стойкие завалились спать. Не участвовавшие в состязании олимпийцы периодически отлучались на Олимп, чтобы подкрепить свои бессмертные силы.
Как ни странно, тяжелее всех приходилось не участникам соревнования, а Зевсу. С каждым разом ему было все труднее придумывать темы для песен, и вскоре он стал выдавать нечто вроде «песни о несчастной любви к некрасивой женщине» или «песни о гибели славного воина в несправедливой войне».
Песни становились короче. Притомившиеся участники порою выкидывали целые куплеты, следя только за сохранностью общего смысла.
Реджи с величайшим удивлением обнаружил, что хранит в своей памяти огромное количество текстов и мелодий песен из самых разных миров. Он всегда знал, что у него хорошая память, но чтоб до такой степени… Некоторые песни он слышал только по одному разу и все равно помнил их до последнего слова.
Это его не только удивило, но и испугало. Реджи раньше не представлял, сколь огромный объем практически бесполезной информации хранится в его голове.
Он даже не думал, что в какой-то момент все это может ему пригодиться.
В полночь весь его огромный багаж не подсказал ему ни одной песни про «человека, который утонул в реке в плохую погоду и при странных обстоятельствах», и Гермес со зловредной ухмылкой и песней «жуткая ночь хохотала потоками ливня»[12] вырвал для своей команды одно очко.
Догнать противника Гераклу и его партнерам удалось уже ближе к рассвету, когда тройка богов не сумела вспомнить ни одной песни про «нехороших, но обаятельных животных нестандартной для их вида окраски».
Что бы Зевс ни имел в виду этим заданием, его вполне удовлетворила песня «я — шоколадный заяц», которую исполнил, а точнее, проорал дурным голосом пьяный в сосиску Силен.
— Что-то я притомился, — сказал верховный бог Олимпа, когда Силен перестал убеждать всех и каждого в том, что он «ласковый мерзавец». — Давайте закругляться. Предлагаю блицтурнир. Оглашаю условия. Тема будет только одна. Кто вспомнит больше песен по этой теме, тот выиграл.
— Какая именно тема? — спросил Геракл.
— Давайте о бабах! — крикнул Дионис, который своим состоянием очень быстро догонял Силена. Амазонки зааплодировали.
— Ни за что, — отрезал Аполлон. — Так мы еще неделю тут проторчим.
Амазонки поникли.
— Может, о богах? — предложил Силен и запел, заглядывая Зевсу в глаза:
Ты — мой бог, ты сам об этом знаешь…
Ты мне один сумел внушить любовь,
И тебя я боготворю!
— Уважил, голубчик, — сказал Зевс, смахивая скупую мужскую слезу. — Но петь мы будем о другом.
— Лично я, — сказал Дионис заплетающимся языком, — ни одной песни про другого не знаю.
— Мы будем петь… — сказал Зевс. — Точнее, вы будете петь…
— О старом, — предположил Геракл.
— О главном, — рискнул Аполлон.
— О новом и главном, — сказал Гермес.
— О бабах! — настаивал Дионис.
— О дорогах, — сказал Зевс. — О дорогах, которые мы выбираем. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое дороги? Это не просто утоптанные ногами и укатанные колесами направления. Это дуалистический символ перманентного… Так, я смотрю, что меня никто не слушает. Ладно, тогда пойте.
Горлогориус стиснул зубы и извинился перед Мэнни за свое недостойное великого и мудрого мага поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.
— Вы с Негориусом были давними приятелями? — спросил Мэнни, закуривая трубку мира.
— Не так чтобы приятелями, — сказал Горлогориус. — Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.
— Должно быть, это было очень давно, — сказал Мэнни.
— Да уж, не вчера, — подтвердил Горлогориус. — В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.
— Я тоже удивляюсь, — сказал Мэнни. — Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.
— Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, — признал Горлогориус.
— В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, — заметил Мэнни. — У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…
— И длинные руки, — закончил за него Горлогориус.
— А разве не чистые?
— Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, — сказал Горлогориус.
— А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?
— С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это — аксиома, — сказал Горлогориус. — Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.
— Похоже на некролог, — сказал Мэнни.
— А это и есть некролог, — ответил Горлогориус. — Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?
— Давай.
— Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?
— Лучше ты, — сказал Мэнни. — У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!
— Букет я сам составлял, — сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. — Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!
Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.
