Г. Зотов - Элемент крови
Человек в черном вздохнул. В столь опасном деле, в котором они замешаны, не следует испытывать подобного радужного оптимизма. Молодежь, что с нее взять.
– Знаешь, у меня к тебе просьба – когда я сегодня закончу, позвони этим людям опять и договорись относительно доставки свежего курьера. Может случиться так, что новая транспортировка эликсира и инструкций для исполнителя потребуется уже послезавтра, а у нас под рукой не будет нужного человека. Я понимаю, что курьер может и не найтись так быстро. Но, по крайней мере, пусть они имеют в виду нашу просьбу.
– Я могу им позвонить прямо сейчас, – мальчик с готовностью полез в карман.
– Нет-нет. Сделаешь это позже. Сейчас нужно помочь нам спуститься в подвал.
Тонкий рот курьера снова дернулся, верхняя губа искривилась, но он не произнес ни звука. Купленный на рынке костюм сидел на нем, словно влитой, однако галстук неряшливо сбился набок. Он пошевелил рукой, словно что-то разыскивая вокруг себя, пальцы с глухим стуком ударились о стол. Человек в черном и мальчик оглянулись, на полуслове прервав беседу. Их тревога оказалась напрасной – лицо курьера, разгладившись, приобрело обычное безмятежное выражение.
– Смотри-ка, этот парень нетерпелив, – улыбнулся человек в черном и посмотрел на часы. – Ладно, мне уже пора приступать к его экипировке. Времени меньше, чем обычно: ранним утром он должен передать свой груз связному в условленном пункте. Но ничего, я справлюсь. На улице уже стемнело – мы можем пригласить курьера перейти в подвал.
– Мне помочь вам? – услужливо осведомился мальчик.
– Это было бы неплохо. Но после сразу же возвращайся обратно – тебе надо следить за безопасностью дома и вежливо отвечать на телефонные звонки. Как только я закончу с курьером, ты можешь считать себя свободным и отправляться спать.
…Сидя в оборудованном для него подвальном закутке, Гензель увидел, как все трое медленно, цепляясь за каждую ступеньку, спустились по расшатанной лестнице. Лицо курьера не вызвало у него особых эмоций – эти типы все как один похожи друг на друга. Как однажды справедливо заметил связной, «их выращивают в лабораторном инкубаторе». Точнее не скажешь. Куда деваются курьеры после того, как доставляют ценный груз, Гензель не знал – их дальнейшая судьба его не особенно волновала. Возможно, они просто больше ни на что не годятся.
С лязгом закрывая подвальную дверь за мальчиком, человек в черном обернулся и вновь осмотрел развязно развалившегося на стуле курьера: тот не пошевелился. Дождавшись, пока затихнет скрип шагов вверх по ступенькам, он поманил пальцем в темноту. Щурясь от света лампочки, Гензель бесшумно выступил из тени.
– Я обещал тебе показать, как курьеру удается носить эликсир, – сказал хозяин подвала. – Думаю, этот час пришел. У нас мало времени, а одному мне быстро не справиться. Тебе придется помочь, если ты не особенно возражаешь. Возьми капсулы, только осторожно.
Вампир задохнулся от счастья и хрипло закашлялся.
– Кх… кх… тьфу… извините… Я не верю своим ушам, господин. Какая честь для меня.
Человек в черном, присвистнув, недовольно перекосил лицо.
– Давай обойдемся без лести. Меньше слов – больше дела.
Он снял с курьера темные очки и тщательно вгляделся в его мутные глаза. Тот выдержал взгляд, однако через некоторое время его веки чуть-чуть дрогнули. Гензель готов был поклясться, что курьер издевательски подмигнул хозяину подвала.
– Все в порядке, – произнес человек в черном. – Мы можем начинать.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВЕ ПЕЧАТИ
Если на Земле хреновая жизнь, то почему в загробном мире она должна быть лучше?
Капитан Дэйви Джонс, «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца»Глава первая
Связной
(23 часа 52 минуты)
Пожилой офицер в зеленом мундире вертел между пальцами авторучку, постукивая ею по рабочему столу. Лак, покрывавший обшарпанную столешницу, начал трескаться.
Он еще раз привычным жестом поправил очки в тонкой оправе – на переносице осталась бледная вмятина. Подошло время, но курьер так и не появился. Он дважды звонил своему человечку в «транзит», но тот сам находился в растерянности. Прежде столь значительных перерывов в транспортировке эликсира еще не было. Грешным делом, он начал предполагать про себя, что заказчик передумал. Но если так, то что делать с исполнителем?
Все, что киллеру о нем известно, – это телефонный номер. Поменять? Нет, вряд ли это поможет. При желании исполнитель легко найдет на любом рынке ДВД с полной базой городских мобильных номеров и выяснит, кому принадлежит этот номер сотового. Если он уже этого не сделал. Впрочем, офицера не сильно волновала вероятность, что киллер узнает его имя. Если убийцу и поймают, то этот человек проглотит капсулу, оставив преследователям тлеющие частички пепла. Сеть, связывающая его, исполнителя, Гензеля и заказчика, не должна рассыпаться – это понимал каждый из них, посвященный в тайну.
…Хлопнула дверь – офицер вздрогнул, ручка, треснув, сломалась. В кабинет ворвался вихрастый белокурый красавчик с чашкой, до краев наполненной кукурузным кофе. Не сбавляя оборотов, он запнулся о пыльный ковер, часть черной жидкости выплеснулась на пол. Густой аромат заполнил комнату – даже с десяти метров любой определил бы, что это подкрашенный спирт. Офицер широко развел руки в стороны:
– Ба-а-а, Серега! Сто лет тебя не видел – как дела, пропащая душа?
Красавчик пошлепал прокуренными губами, метко сплюнув в угол сгусток жвачки.
– Шутишь, что ли? Как в этом проклятом месте могут идти дела? Вчера опять поместили в психушку двух парней из китайского отдела – нервный срыв. У кого получится контролировать черный рынок, если каждый день эти сволочи лезут в город десятками тысяч? Подобными темпами у нас половина всех жителей будут китайцы! Я тебе так скажу – Шефу надо что-то делать с их рождаемостью на Земле. Если в этом гребаном Китае произойдет гражданская война или случится какая-нибудь эпидемия, нам придется пахать в три смены. А мы еще от позапрошлогоднего цунами не отошли.
«Еще бы, – злорадно подумал офицер. – Волнуешься, сволочь? Это тебе не стишки пописывать, романтик хренов. Здесь люди ночами вкалывают, а не бумагу марают. Хорошо бы и тебя в психушку с нервным срывом отправить. Тебе не привыкать».
К счастью для пожилого офицера, поэт Сергей Есенин не умел читать чужих мыслей. Впрочем, поэтом его называли скорее по привычке – складывать стихи он давно разучился. Есенину удалось получить сравнительно легкое наказание: попавшие через двенадцать лет после его смерти в город сотрудники ГПУ подтвердили, что он был убит, а не повесился в припадке похмельной депрессии, вскрыв перед этим вены. Это был существенный плюс, ибо самоубийцам из века в век Учреждение придумывало изощренно жестокую кару – последние три года, например, они задом наперед пели «Лучшие хиты» Верки Пердючки. На протяжении получаса исполнив «Меавипс олесев ым, пог-пог-пог», люди были бы рады тому, чтоб их рвали на части раскаленным железом.
В городе Есенин чувствовал себя не так уж плохо. Узнают на улицах, девушки подходят за автографами, лысые мужики в ресторанах, заливая слезами и без того разбавленное пиво, надрывно поют «Будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож», от журналистов – отбоя нет. Главный Суд не стал включать графу «забвение» в его приговор, а то бы ремонтировал сейчас текущие унитазы на индийских окраинах, как неосмотрительно отравивший Моцарта завистливый композитор Сальери.
«Жаль, что заказчик тобой не интересуется, – кивая в нужные моменты головой, думал офицер, сочувственно улыбаясь Есенину. – Осточертел мне уже, скотина пьяная. И зачем таких держат? Целый день спирт хлещет и на служебных бумагах голубков рисует».
Вслух он ласково сказал, прикрепляя ржавым степлером один бланк к другому:
– Да ладно, братан, расслабься. Какие-нибудь пять-десят тысяч лет, и ты сможешь подать прошение о смягчении наказания. Не исключено, что тебя переведут из чиновников нашей конторы в корреспонденты той же «Смерти». Поди плохо! Будешь сидеть, худо-бедно стишки ко дню рождения Шефа кропать. А что? Все ж не за китайцами бегать.
– Не знаю, – кисло ответил Есенин, машинально сделав приличный глоток спирта. – Я вот думаю – может, и не подавать ничего? Привык тут за восемьдесят два года. Сидишь, бумажки перекладываешь, тепло, светло и мухи не кусают. Боюсь, сменю шило на мыло – и буду потом, как суслик, по пресс-конференциям без передыху носиться.
Офицер был воспитан на стихах Есенина, считая его божеством. Он никогда не предполагал, что они могут встретиться лицом к лицу, а потому мещан-ское поведение именитого поэта его раздражало. Все-таки хлипкий народ эти творческие люди. Легко быть популярным, когда у тебя вокруг никаких конкурентов. А попробуй так, влезешь в автобус – Пушкин билетики продает, зайдешь в забегаловку – Цветаева подносы с пивом разносит, остановился сигарет купить – Лермонтов из киоска «Житан» протягивает. Таким представишься по имени, они, свиньи эдакие, еще и переспросят – «Кто-кто?».
