Терри Пратчетт - Цвет волшебства (сборник)
Как только он прикоснулся к ней, створки немедленно, с обескураживающей бесшумностью распахнулись.
В волосах Двацветка тут же затрещали искры. Мимо пронёсся внезапный порыв горячего сухого ветра, который не потревожил пыль, как поступил бы обычный ветер, но на мгновение взбил её в неприятные, наполовину живые формы. В ушах туриста раздался пронзительный щебет Тварей, запертых в далёких Подземельных Измерениях, вне хрупкой решетки пространства и времени. Тени появлялись там, где их нечему было отбрасывать. Воздух гудел, точно улей.
Короче, вокруг Двацветка бушевал мощный ураган магии.
Открывшееся за дверью помещение было освещено бледным зеленоватым сиянием. По стенам, каждый на своей мраморной полке, были рядами расставлены гробы. В центре, на возвышении, стояло каменное кресло, в котором размещалась обмякшая фигура.
— Заходи, молодой человек, — произнёс дребезжащим старческим голосом сидящий.
Двацветок шагнул вперед. Фигура в кресле, насколько он разглядел в сумрачном свете, принадлежала человеку, но в её неуклюжей позе присутствовало нечто очень жуткое. Двацветок только порадовался тому, что из-за царящего здесь полумрака фигуру видно не очень чётко.
— Я, знаешь ли, мёртв, — донёсся непринужденный голос из того места, которое, как надеялся турист, являлось головой. — Полагаю, это заметно.
— Гм, — сказал Двацветок. — Да.
Он попятился назад.
— Это очевидно, не так ли? — согласился голос. — А ты, вероятно, Двацветок? Или это случится позже?
— Позже? — переспросил Двацветок. — Позже чем что?
Голос его сам собой затих.
— Понимаешь ли, — сказал голос, — одно из преимуществ пребывания в мёртвом состоянии заключается в том, что ты высвобождаешься из пут Времени. Поэтому я одновременно вижу то, что случилось, и то, что случится. А ещё мне теперь точно известно, что Времени как такового не существует.
— По-моему, это совсем неплохо, — вставил Двацветок.
— Ты правда так думаешь? Представь себе, что каждое мгновение начинает вдруг казаться и отдаленным воспоминанием, и неприятным сюрпризом. Тогда ты поймешь, что я имею в виду. Во всяком случае, я вроде бы припоминаю, что собирался тебе сказать. Или я уже всё сказал? Кстати, очень красивый дракон. Или я опять не вовремя влез?
— Да, дракон ничего. Он просто взял и появился, — объяснил Двацветок.
— Появился? — переспросил голос. — Ты его вызвал!
— Да, ну, в общем, я всего-навсего…
— Ты обладаешь Силой!
— Я всего-навсего подумал о нём.
— Сила в том и состоит! Я уже сказал тебе, что я — Грейша Первый? Или это потом? Прости, я ещё не успел разобраться, что за чем следует. В общем, да — Сила. Она, знаешь ли, вызывает драконов.
— Кажется, ты мне это уже говорил, — заметил Двацветок.
— В самом деле? У меня было такое намерение, — подтвердил покойник.
— Но при чем тут Сила? Я думал о драконах всю свою жизнь, однако они не появлялись.
— Видишь ли, суть дела такова: в том смысле, который вкладываешь в них ты, драконы никогда не существовали. Хотя, надо признаться, что я тоже заблуждался на этот счёт, пока меня не отравили. Как ты догадываешься, я говорю о благородных драконах, драко нобилис. Болотные драконы, драко вульгарис, — это низменные существа, не заслуживающие нашего внимания. Настоящие драконы — настолько изысканные и утончённые создания, что они только в том случае обретут форму, если их породит на свет в высшей степени искусное воображение. Мало того, это воображение должно попасть в место, которое было бы обильно насыщено магией, что помогает ослабить стены между мирами видимого и невидимого. Тогда драконы, так сказать, прорываются через барьеры и отпечатываются на матрице возможностей нашего мира. Когда я был жив, у меня это здорово получалось. Я мог вообразить до пятисот драконов зараз. А вот Льесса, самая способная из моих детей, едва ли может представить пятьдесят довольно невзрачных тварей. Вот вам и прогрессивное образование. На самом деле она в них не верит. Вот почему её драконы несколько скучноваты, в то время как твой почти так же хорош, как некоторые из порождений моего воображения. Одним словом, отрада для усталых очей, хотя вряд ли сейчас стоит поминать мои глаза.
— Ты всё время повторяешь, что ты мёртв… — торопливо перебил Двацветок.
— Ну и что?
— Ну, мёртвые, э-э, они обычно не столь разговорчивы. Как правило.
— Я был исключительно могущественным волшебником. Но моя дочь-таки отравила меня. Это общепринятый метод престолонаследия в нашей семье. Однако… — Труп вздохнул. То есть в воздухе в нескольких футах над телом раздался вздох. — Однако вскоре стало очевидным, что ни один из троих моих детей не обладает достаточной силой, чтобы одолеть конкурентов и взять власть над Червбергом. Крайне неудовлетворительное положение. В таком государстве, как наше, должен быть один правитель. В общем, я решил неофициально побыть в живых ещё немножко, что, разумеется, невероятно раздражает моих наследников. Но я не позволю похоронить себя, пока на престол не взойдет кто-то один.
Послышался омерзительный сипящий звук. Двацветок решил, что этот сип должен означать смешок.
— Стало быть, нас похитил кто-то из твоих наследников? — уточнил он.
— Льесса, — ответил голос мёртвого волшебника. — Моя дочь. Понимаешь, она обладает наибольшим могуществом. Драконы моих сыновей не успевают пролететь и нескольких миль, как начинают таять.
— Таять? Я и в самом деле заметил, что зверь, на котором мы прибыли, просматривался насквозь, — сказал Двацветок. — Я ещё подумал, что это немножко необычно для дракона.
— Конечно, — подтвердил Грейша. — Сила действует только поблизости от Червберга. Обратно-квадратичный закон. По крайней мере, мне кажется, что он тут замешан. Чем дальше драконы отлетают от горы, тем прозрачнее становятся. Иначе моя маленькая Льесса уже правила бы всем миром — насколько я её знаю. Но не буду тебя задерживать. Полагаю, ты захочешь спасти своего друга.
Двацветок разинул рот.
— Хруна? — изумился он.
— Нет, не этого. Тощего волшебника. Мой сын Льо!рт пытается разрубить его на куски. Честно признаться, я пришел в искреннее восхищение от того, как ты его спас. То есть спасешь.
Маленький турист выпрямился во весь рост. Что было весьма несложно.
— Где мне его найти? — спросил он, направляясь к двери вроде бы героическим шагом.
— Следуй по протоптанной в пыли дорожке, — сказал голос. — Льесса иногда приходит ко мне. Она ещё навещает старика-отца, моя дочурка. У неё одной достало силы воли убить меня. Вся в папочку. Кстати, удачи тебе. Но, впрочем, этого я тебе уже желал. Вернее, сейчас пожелаю.
Несвязно бормочущий голос затерялся в лабиринте глагольных времён, а Двацветок, за которым легкими прыжками следовал дракон, бросился бежать по пустым туннелям. Однако очень скоро он выдохся и привалился к какой-то колонне. С тех пор, как он последний раз ел, прошли многие века.
«А почему бы нам не полететь?» — спросил у него в голове голос Девятьстеблей.
Дракон расправил крылья и сделал пару пробных взмахов, слегка приподнявших его над землей. Двацветок с минуту смотрел на него, а потом, подбежав, вскарабкался дракону на шею. Вскоре они парили в воздухе, легко скользя в нескольких футах над полом и оставляя за собой клубящиеся облака пыли.
Дракон, за шею которого отчаянно цеплялся Двацветок, пронесся по анфиладе сменяющих друг друга пещер и взмыл вверх по спиральной лестнице, на которой вполне могла разместиться отступающая армия. Поднявшись, они очутились в обитаемой части горы — зеркала на каждом повороте были отполированы до блеска и отражали бледный свет.
«Я чувствую запах других драконов».
Крылья Девятьстеблей слились в одно неясное пятно, и Двацветка дёрнуло назад — это дракон круто развернулся, помчавшись, точно помешанная на комарах ласточка, по боковому коридору. Ещё один крутой поворот — и они вылетели из туннеля в просторную пещеру. Далеко внизу торчали скалы, а наверху перекрещивались широкие лучи света, падающие из пробитых в потолке огромных туннелей. Под сводом что-то происходило… Девятьстеблей, молотя крыльями, завис в воздухе, а Двацветок воспользовался моментом, чтобы вглядеться в силуэты драконов и крошечных человекообразных фигурок, которые каким-то образом ходили вниз головой.
«Это спальный зал», — удовлетворенно произнёс Девятьстеблей.
На глазах у туриста одна из виднеющихся далеко вверху фигурок отделилась от потолка и начала расти…
* * *Ринсвинд смотрел на бледное лицо Льо!рта, которое быстро проваливалось вниз. «Вот чудно, — пробормотала крошечная часть его мозга, — почему это я вдруг поднимаюсь?»
Потом он закувыркался в воздухе, и действительность вступила в свои права. Он падал на далекие, покрытые пятнами помета скалы.
