Сергей Костин - Легион Безголовый
Из оружия Машка берет с собой штатные пистолеты, гранатомет и хорошее настроение. Для удобства подсадной конфеты затаскиваем в клетку диван, переносной телевизор и книжку про героического русского разведчика, проведшего во вражеских застенках всю войну.
Пока Мария обживается на новом месте, объясняю на правах режиссера задачу массовке:
— Головой не вертеть, снимаем скрытой камерой. Дублей много, так что не останавливайтесь. Проходим по переходу, отмечаемся и возвращаемся обратно. Все повторяем в аналогичной последовательности, только с другой стороны. У клетки не задерживаться, артиста конфетами не кормить, пальцы в окошко, во избежание несчастных случаев, не пихать. Где у нас сотрудники церкви?
Группа священнослужителей с инвентарем терпеливо ждет в сторонке своей очереди.
— Спасибо, что согласились сотрудничать с нашей кинокомпанией, святые отцы. Покажем всех крупным планом обязательно. О чем кино? О нечистой силе, конечно. Попрошу встать вот здесь, поближе к клеточке. Не бойтесь, что там рычат. Это наш артист песни поет. Покажите инвентарь. Отлично. Ваша задача — при появлении отрицательного героя изгоняете злой дух с помощью прихваченного инвентаря. Узнаете, куда денетесь. У нас отрицательного героя известный артист играет. По лицу сразу и узнаете.
Попы занимают указанные места, разжигают кадила и навешивают на грудь кресты.
— Внимание всем! Прошу тишины!
Подземный переход замирает, с восторгом глядя на строгого, почти знаменитого, но такого молодого режиссера.
Достаю рацию, чтобы наложить последние штрихи на картину ловушки:
— Ласточка, ласточка! Я — Первый! Доложите о готовности.
Рация хрипит, но справляется с помехами:
— Хрюк. Я — Ласточка. Снег плотно накрыл саван. Повторяю, снег плотно покрыл саван. Прием. Хрюк.
Кто не понял, перевожу. Вертолетчики удачно забросали все кладбища, расположенные в радиусе ста километров от города, листовками баобабовско-го содержания.
— Отлично. Возвращайтесь на базу. Конец связи. Хирург, Хирург! Я — Первый. Что у вас?
— Хрюк. Я — Хирург. Технологические отверстия объекта под контролем. Ни одна гадость без разрешения не выползет. Прием. Хрюк.
— Добавьте очкариков на господствующие высоты. Без приказа огонь не разжигать.
Спецназ на месте. Вход-выход подземного перехода под контролем. Снайперы на крышах протирают прицелы.
— Мышка! Мышка! Я — Первый. Ты готова?
Вместо ответа клетка сотрясается от мощных ударов готовой на все Баобабовой. Прапорщику не сладко. Рисковать своей головой ее, конечно, учили, но нахождение в замкнутом, хоть и хорошо защищенном пространстве вызывает у вольной души приступы клаустрофобии и нелюбви к напарнику по отделу.
— Отлично! Гримеров, провожающих и просто любопытных просьба покинуть съемочную площадку. У тех, кто не успел застраховаться, имеется последний шанс. На автобусной остановке вас ожидает страховой агент.
Подземный переход освобождается от людей, далеких от мира искусства. Остаются лишь самые преданные, а также заключенные в клетку. Я волнуюсь. Операция проходит без согласования с руководством, и если что-то пойдет не так, голову открутят не Баобабовой, а мне, за самодеятельность и самоуверенность.
— Иного пути у нас нет, — шепчу я и, вспоминая шестой класс средней школы, добавляю: — Если не Баобабова, то кто же?
Ответа ждать не от кого. Капитан Угробов со спокойной душой ловит своих гражданских бандитов. Садовник, с не менее спокойной совестью, отдыхает в психушке. Лицом к лицу с опасным противником оказываюсь лишь я, молодой лейтенант Леша Пономарев.
— Внимание еще раз всем. Внимание! Плееры из ушей повынимали быстро! Вы не на концерте в опере, а на съемках широкобюджетного драматичного фильма. Граждане массовики, начинаем! Напоминаю, что двадцать скрытых камер и одна контрольная у меня на шее следят за каждым вашим движением. Будьте талантливы и не плюйте на пол. Скрытые камеры! Мотор! Начали! Массовка пошла!
Пошла массовка!
Прыгаю на заранее подготовленное рабочее место. Расхлябанная раскладушка. На брезенте беспорядочно навалены газеты и журналы двухлетней давности. В пластмассовой банке из-под майонеза мелочь и дымовая граната на всякий случай. Под раскладушкой полный набор молодого лейтенанта. Наручники, резиновая дубинка и медицинская аптечка. Мало ли кто в чем нужду испытывать станет. Студенты и студентки, воодушевленные участием в особо кассовом фильме, бегают по переходу. Указания режиссера выполняют тщательно. Не плюют, по сторонам не пялятся, друг друга не толкают. У каждого свой маршрут. Шаг в сторону означает лишение бесплатной стрельбы из настоящего пистолета и цепкие тиски медвежьих капканов. Сурово, но необходимо.
Пока все идет по плану. Пора и мне вживаться в роль.
— Кто читает “Комсомолку”, от того нет в жизни толку! Кто читает “За рулем”, спит тревожным жутким сном! Прессу желтую купите, про артистов посмотрите. Я не знаю, как у вас, а у нас в Гвинее стар и млад читает Костина Сергея. Если кто на женку злой, покупайте здесь “Плейбой”. От газеты жесткой “Труд” мухи прям до смерти мрут.
В майонезную банку щедро падают как металлические, так и бумажные деньги разного достоинства. Работаю без сдачи. Подсчитывать в уме мелочь некогда, тщательно слежу за переходом. Маньяк может появиться в любую секунду. А то и всю банду разом накроем. Случайно заблудившийся в переходе иностранный гражданин, коварно проникший через заградительные заслоны спецназа, выложил за потасканную матрешку без деревянных внутренностей сто долларов. К раскладушке, привлеченные лейтенантскими зазывами, потянулись служители церкви в поисках специальной литературы. Но взяли исключительно не церковную. Скучно им стоять в холодном переходе без развлечений.
Через час, когда нераспроданной осталась одна раскладушка и сборники разгаданных кроссвордов, я понял, что тщательно продуманная операция приближается к логическому провалу. Маньяк, хоть и безголовый, почувствовал засаду и решил не рисковать. Наплевал практически в душу сотрудникам отдела “Пи”.
Массовка устала, спецназовцы по рации просятся на обед, снайперы на крышах жалуются на бессовестных ворон, Баобабова в истерике.
Поднимаюсь с тяжелым сердцем, чтобы дать всем службам и массовке отбой. Но не успеваю.
В подземный переход врывается с улицы ледяной ветер, неся с собой осязаемый ужас и страх.
Слышу, как наверху испуганно трещат автоматы спецназа, как визжат неподготовленные к шумовым и природным эффектам студентки театрального училища. Там, наверху, взрывы, паника и буйное летнее солнце. Кто-то уже не почувствует его ласкового тепла. В короткий миг все смешивается, массовка оказывается прижатой к стенам. Все с расставленными по ширине плеч ногами упираются руками в квадратную плитку. Центральная часть перехода освобождается от лишних тел. Холодный ветер срывает с места раскладушку и, переворачивая конструкцию из алюминиевых трубок и брезента, швыряет ее по полу, уносит по подземному коридору на выход. Самопроизвольно захлопываются, щелкая металлическими пастями, капканы. Только священнослужители, занятые разглядыванием далеко не церковной литературы, не замечают перемен. Столпились кружочком, забыв должностные обязанности.
— Началось! — кричу я, вытаскивая из-за пазухи кинокамеру, одолженную в ломбарде. Бросаюсь к клетке, чтобы сообщить напарнице радостную весть.
Машка готова к торжественному захвату. Широко расставленные ноги, губа нервно дергается, гранатомет на плече опасно покачивается. Если бы не мое запоминающееся лицо молодого лейтенанта, непременно с нервов выстрелила бы.
— Ты его видишь? — По голосу напарницы определяю — Баобабова само спокойствие.
— Не вижу, но чувствую, — прижимаюсь спиной к стальным листам и пристально, насколько позволяют две единицы на оба глаза, всматриваюсь в страшную даль перехода.
Обложенная белой плиткой подземка наполняется странным дымом. Стелется холодным туманом, завораживая игривыми клубами. И слышу, как будто где-то далеко-далеко грохочет копытами таинственный всадник с острым режущим предметом в руках, запачканный кровью лысых, но в большинстве своем невинных жертв.
— Ой, я дура! Дура! — воет Баобабова. Даже прапорщики со стальными нервами способны сломаться под грузом обстоятельств. Короткий взгляд, брошенный внутрь клетки, подтверждает — у Машки приступ. Коллега по кабинету пытается укрыть тщательно выбритую голову. Но надежных мест в клетке не было, нет и не предусматривалось.
— Я с тобой.
Не совсем уверен, что я с Марией. У меня шевелюра надежная, курчавая. Ни один безголовый не позарится.
Сильнейший порыв воздушных масс бросается мне на грудь. Удержаться на ногах трудно, но возможно, благо за спиной надежная опора. Однако чувство самосохранения подсказывает, что в целях безопасности лучше переползти за клетку. Оно, может, и не так героически, но руководитель операции должен остаться в живых и запечатлеть в памяти все, что произойдет на месте засады.
