Ант Скаландис - Мышуйские хроники (сборник)
Перед ночным походом на пруд они сделали еще один перерыв на чай с бутербродами, ничего более серьезного не готовили – не до того. Но об Анюте Шарыгин все-таки вспомнил и позвонил ей, чтоб не беспокоилась. Для простоты наврал, конечно, что из-за аварии на сервере его во второй раз подряд на ночную смену поставили. Нет, разумеется, потом все расскажет, как есть, но не сейчас, по телефону…
– …Я еще вот о чем хотел предупредить вас, Михаил. Вы Борьки-то моего не пугайтесь – он вовсе никакой не свирепый мамонт, а наоборот, очень разумный слон, поразумнее людей, между прочим, я бы сказал, говорящий.
– Вы это серьезно? – не понял Шарыгин.
– Абсолютно серьезно. Помните, я рассказывал о побочном, точнее, попутном действии моего эликсира. В новой формуле я сумел избавиться от влияния на интеллект, да и концентрацию основного компонента уменьшил, подобрав правильный растворитель. Но слоники-то мои искупались в том, самом первом составе. И мозги у них заработали – дай Бог каждому. Даже речевые способности прорезались. Вот только голосок… отвратительного тембра, высокий, скрипучий, а тихо говорить они не умеют, ревут, что твоя иерихонская труба. Меж тем, обиднее всего другое: по наследству, как выяснилось, отлично передается мохнатая шерсть, но не интеллект. Дети у моих слонов полнейшими дебилами выросли, а уж следующее поколение и того страшнее – массовое озверение началось. Так что родители, перехитрив всех, из этой бешеной популяции сбежали. Полутайга, она большая, конечно, на всех хватит, но Борьке с Машкой хотелось обратно в Африку вернуться. Однажды ночью решили прийти на городской пруд – ни для чего, так, ностальгия замучила по тем местам, где однажды они стали совсем другими. Ну, поплескались, поныряли, да и обнаружили в глубине туннель, ведущий в Бездонное озеро. А дальше – больше: из Бездонного нашли выход то ли в Байкал, то ли в Каспий, Борька в названиях путался поначалу, но в любом случае, до океана добраться уже не проблема…
– Ну и что дальше? – несколько рассеянно спросил Шарыгин.
– Что дальше, не знаю, а Машка теперь уже в Кении живет постоянно, и Борька с нею, но он по Мышуйску дюже тоскует, да и без меня грустно парню. Какими-то своими путями, раз или два в год приходит, приплывает. Есть у нас условленные дни, вот сегодня как раз такой, а если меняется что-то, он мне бросает мышагу по мылу.
От этого молодежного жаргона Шарыгин как-то совсем приуныл, верить Пимушину перестал абсолютно, даже чуть-чуть испугался – не то за него, не то за себя – и хотел рубануть с плеча, мол, не пора ли вам, Гурий Серафимович, обратно к Вольфику? Но тут они как раз и пришли.
Тихо было над городским прудом и очень темно. Потом на удачу из-за облака полная луна выглянула, и в этот самый момент задрожала поверхность воды, заволновалась, и поднялось из пучины сказочного вида чудовище – лохнесское, не лохнесское, но впечатляющее. Огромный, местами облезлый, но все еще очень лохматый слон. Подошел к берегу, присел, как человек, на ступени променада, и Пимушин стал с ним разговаривать. Шарыгин смотрел скептически, не очень-то и слушая, какие слова шепчет профессор в огромное волосатое слоновье ухо. А Борька реагировал все больше движениями хобота, голоса не подавал, чтобы всю округу не перебудить, а глаз его в темноте да за мохнатыми бровями было не разглядеть толком.
– Молодой человек, – окликнул вдруг Пимушин. – Я специально задал ему ваш главный вопрос – как отсюда на Рижское взморье попасть? Вот, послушайте, точнее, посмотрите, что он ответит.
Шарыгин послушно оглянулся на слона. А тот поискал вокруг хоботом что-нибудь пишущее, потом, не найдя, по-хамски, передней ногой развалил столбик балюстрады, подхватил обломок кирпича и принялся тщательно выписывать им на гранитных плитах:
«Мне-то известен путь отсюда к морю, но я умею очень долго не дышать, а у вас не получится, нужен запас воздуха часов на шесть. Если к следующему году подготовитесь технически, готов взять вас с собой. Удачи, Михаил! А теперь мне пора».
Шарыгин был сражен наповал этой информацией. Он больше ни слова не сказал профессору Пимушину. Только молча кивнул и пошел себе, пошел по притихшим в ночи аллеям парка куда-то к центру…
Собственно, оставалось у него теперь два пути: либо – домой к любимой жене (так ведь, черт, уже третий час, спит она, и не ждет его!); либо к друзьям-полуночникам в «Пену дней» (а как раз этим летом владелец пивбара Марио Абдуллашидзе сделал свое заведение круглосуточным).
Если подумать, второй вариант представлялся более логичным.
АНГЕЛ В МЕТРО
Свет в шахте погас неожиданно.
Аварийное питание не включилось, и вообще вся техника разом смолкла: отбойные молотки, транспортер, вентиляционные вытяжки… Тишина, навалившаяся на Африканыча, оглушила не меньше, чем рев турбореактивного двигателя, посредством которого по большим зимним праздникам сдували наледь с центральной площади Мышуйска.
Первой мыслью было: «Ну, вот и накрылось наше метро!» Права оказалась бабка-колдунья, которая еще полгода назад вынесла дерзкому проекту градостроителей смертный приговор. Африканыч тогда посмеялся: что может понимать старуха в современной жизни? А теперь было не до смеха. Отбойники, лента, подъемник, вытяжка… Еще какого-то звука не хватало… Ну, конечно! Водонасос.
О нем знали только двое. Но даже бригадир не понимал до конца, чем грозит остановка насоса, ведь Африканыч молодому начальнику всех подробностей не докладывал. Сам же понадеялся, как обычно, на авось. Грунтовые воды к вечеру обещали отсечь от туннеля полностью, а до конца смены оставалось всего ничего. Кто ж мог подумать, что именно теперь случится авария. Пять минут без электричества, и вода пойдет в шахту. Полчаса – и всех затопит – никому не выбраться. Африканыч один понимал это в полной мере, и если б уже не был белым как лунь, наверняка поседел бы. Вот почему и случилось с ним то, что случилось: душа благополучно отделилась от тела и воспарила к потолку недостроенного туннеля...
Все говорят, мол, при демократах только в столицах жизнь лучше стала, а поедешь в глубинку, повсюду нищета, запустение и безобразия всяческие. Так ничего подобного! Глубинка глубинке рознь, и к тому же именно в новые времена у провинции маневр появился. Возьмите для примера метро. При Советах где его рыли? Только в городах-миллионерах, и с этим было строго. А теперь, если местный бюджет позволяет, делай себе хоть циклотрон, хоть космодром. И даже бюджетные средства – не главное, любой человек с деньгами может профинансировать любой проект.
Вот так и получилось в Мышуйске. Самый богатый в городе человек – банкир и нефтяной король Кузьма Собакин объединил свои усилия с сибирским золотопромышленником Федотом Зубакиным да и запустил строительство первой очереди получастного метрополитена. Почему полу? Да потому что местная власть поддержала: глава администрации Никодим Поросеночкин и денежки кое-какие пробил из федерального округа, и людей выделил, и территорию под стройплощадки организовал, даже транспортные потоки велел перенаправить на время. А надо заметить, что общественный транспорт в городе работал отвратительно, так что население и трудящиеся идею подземки приветствовали и готовы были мириться с неудобствами. В общем, когда на торжественном митинге по поводу закладки первой секции туннеля выступал уполномоченный Президента России по Мышуйску господин Худохрунов, собравшиеся не подтрунивали над ним втихаря, как обычно, а искренне приветствовали все заявления.
Мышуйцы – это ведь маленький, но гордый народец. Диковин всяких у себя насмотрелись, чем похвастаться есть – хоть перед Москвой, хоть перед заграницей. Однако на достигнутом останавливаться здесь не привыкли, и все новое традиционно воспринимают с энтузиазмом.
Куда тянуть самую первую ветку местного сабвея, решали всем миром, был даже проведен городской референдум, и только после этого начали прокладывать туннель – с двух сторон открытым способом – от района старых дач, мимо городского пруда, через центральную площадь, где церковь, и от Вернисажа в лесопарковой зоне вдоль проспекта Героев Мира. Пожалуй, и впрямь именно в этих местах максимум народу передвигалось в одну сторону утром, а в другую – вечером.
Так же, все вместе придумывали названия станциям. У старых дач для конечного пункта лучше всего годилось название «Большая Мышуйка», там ничего примечательного, кроме реки, и не было. Следующую остановку, где пруд городской, предлагали назвать «Волосатослоновской», потому что именно на пруду чаще, чем в других местах, можно было повстречать этих диковинных обитателей полутайги. То ли волосатые слоны на водопой по ночам приходили, то ли они, как лох-несское чудище, в этом пруду и жили... В самом центре выбирали из трех вариантов: «Филармония», «Храм Божий» и «Университет», к окончательному выводу не пришли. Так же долго ломали голову, что важнее для города: «Стадион Юннатов» или соседствующий с ним «ДК пивзавода». И только в двух названиях не сомневались: «Больница имени Мессинга» и «Вернисаж» – другая конечная станция.
