Терри Пратчетт - Пирамиды
– И ты пользуешься этим фокусом, расплачиваясь с людьми? – уныло спросил Птаклюсп.
– Это не фокус! Я даю им настоящие деньги, – резко ответил 2-а. – Что с ними потом происходит – уже не моя забота.
– Не нравится мне все это… – протянул отец.
– Не переживай, в конце концов все сходится, – вмешался один из Птаклюспов 2-а. – Каждый получает то, что ему причитается.
– Этого-то я и боюсь, – буркнул Птаклюсп-старший.
– Таким образом, твои деньги работают на тебя, – укорил еще один сын. – Возможно, это тоже заслуга квантовой механики.
– Ладно, ладно, – слабо согласился Птаклюсп.
– Не волнуйся, сегодня ночью мы положим последнюю плиту, – сказал один из 2-б. – Как только она начнет отдавать энергию, все само собой уладится.
– Но я сообщил царю, что мы кладем последнюю плиту завтра!
Все Птаклюспы 2-б разом побледнели. Несмотря на жару, в палатке стало заметно холоднее.
– Сегодня ночью, отец, – проблеял один из них. – Ты оговорился – сегодня ночью.
– Завтра, – твердо повторил Птаклюсп. – Я заказал большой навес, и люди будут бросать в царя цветы лотоса. Приглашен оркестр. Цимбалы, колокола и трубы. После речей – чай и закуски. Мы всегда так делали. Это привлекает новых заказчиков. Им нравится все осматривать.
– Отец, но ты же сам видел, как она впитывает… видел иней…
– Ну и пусть впитывает. Для нас, Птаклюспов, завершить пирамиду – не то что поставить садовую ограду. Такие вещи ночью не делаются. Люди ждут торжественной церемонии.
– Но…
– И слушать не желаю. Я и так уже вдоволь наслушался всей этой новомодной чепухи. Завтра значит завтра. Я заказал бронзовую табличку, бархатное покрывало и много чего еще.
Один из 2-а пожал плечами.
– Что проку спорить с ним? Я из будущего – из того, что случится через три часа. И я помню этот разговор. Нам так и не удалось переубедить его.
– А я из двухчасового будущего, – высказался один из двойников. – И я помню, что ты говорил то же самое.
За стенами палатки пирамида шипела, исходя накопленным временем.
* * *В сверхъестественных свойствах пирамид нет ничего сверхъестественного.
Пирамиды – это плотины в потоке времени. Выверенный и сориентированный в соответствии с паракосмическими измерениями временной потенциал огромной массы камня может на небольшой площади ускорять или обращать время вспять, подобно тому как гидравлический насос способен гнать воду против течения.
Первые строители – древние, а потому мудрые – прекрасно это знали, и вся суть правильно построенной пирамиды заключается в том, чтобы достичь в центральном покое абсолютного временного нуля – так, чтобы лежащий в этой тесной келье покойный царь мог жить вечно или, по крайней мере, никогда не умирать до конца. Время, протекающее там, откладывается во всем огромном теле пирамиды и позволяет ей ярко вспыхивать каждые двадцать четыре часа.
Однако утекла не одна вечность, люди позабыли об этом и решили, что того же эффекта можно добиться: а) с помощью особого обряда; б) консервируя людей и в) храня их внутренности в специальных сосудах.
Это редко срабатывает.
И вот искусство настройки пирамид было утрачено, и великое знание обратилось в горстку переиначенных правил и смутных воспоминаний. Древние были достаточно мудры и слишком больших пирамид не строили. Ведь иначе могли начаться странные вещи, по сравнению с которыми временные отклонения – незначительная ерунда. Кстати, вопреки распространенному мнению, никакие бритвенные лезвия пирамиды не затачивают. Пирамиды лишь переносят их назад, в тот момент времени, когда те еще были острыми. Возможно, дело и тут не обошлось без квантовой механики.
Теппик возлежал на горе перин и подушек, внимательно вслушиваясь в ночную тишину.
Два стражника стояли за дверями спальни, еще двое – снаружи, на балконе, и один – тут Теппик не мог не подивиться предусмотрительности Диоса – на крыше.
Он даже не мог толком воспротивиться. Если злоумышленники стали пробираться во дворец, то, само собой разумеется, царю требуется усиленная охрана. Что можно возразить на это?
Теппик выскользнул из-под толстой перины. В спальне было полутемно. Он на цыпочках проследовал в угол, к статуе Баста, Кошачьего Бога, оглянулся и достал спрятанный там костюм убийцы. Наскоро одевшись, проклиная отсутствие зеркал, он мягкими шагами вновь пересек комнату и притаился за колонной.
Главная трудность заключалась в том, чтобы ненароком не засмеяться. Быть солдатом в Джелибейби отнюдь не считалось рисковым занятием. Внутренним мятежом и не пахло, а поскольку любой из двоих соседей за считанные минуты мог раздавить царство силой оружия, то не было и особой нужды подбирать отважных, умудренных в своем ремесле воинов. Но меньше всего жрецы хотели видеть в солдатах пламенных энтузиастов. У солдата-энтузиаста, сидящего без дела, скоро появляются опасные мысли: а почему бы самому не попробовать поуправлять страной.
Вместо настоящих вояк на службу брали крупных, солидных мужчин, способных часами стоять навытяжку по стойке смирно и при этом не скучать, – мужчин, грузных, как волы, и мысливших соответственно. Желательно, чтобы и с мочевым пузырем у них был полный порядок.
Теппик осторожно ступил на балкон.
Еще в Гильдии он выучился не передвигаться крадучись. За миллионы лет, на протяжении которых людей пожирали существа, передвигавшиеся исключительно крадучись, люди научились распознавать крадущуюся походку. Перемещаться бесшумно тоже вряд ли имело резон, поскольку краткие, двигающиеся мимо тебя паузы тишины всегда вызывают подозрение. Весь фокус заключался в том, чтобы скользить сквозь ночь спокойно и уверенно, как ветер.
Обойдя стоящего за дверью стражника, Теппик осторожно вскарабкался по стене. Стена была украшена пышным барельефом, изображающим триумфы монархов прошлого, так что волей-неволей Теппику пришлось воспользоваться родственной помощью.
Он перебросил ноги через парапет и бесшумно пошел по крыше, еще обжигающей босые ступни. Легкий ветерок дул со стороны пустыни. Пахло кухней и специями.
Странное это было чувство – пробираться по крыше собственного дворца, прятаться от собственных стражников, затевать дело, прямо противоречащее собственному же указу, и осознавать, что если тебя поймают, то в соответствии с этим же указом ты будешь брошен на растерзание крокодилам. Во всяком случае, он лично отдал инструкции – не проявлять к себе никакого снисхождения, если его вдруг поймают.
Так или иначе, это придавало ощущениям дополнительную остроту.
Здесь, на крыше, можно держаться свободно – единственная свобода, доступная царям долины. Теппику не раз приходило в голову, что даже безземельные крестьяне дельты пользуются большей свободой, чем он, хотя мятежная, отнюдь не царственная сторона его натуры возражала: да, конечно, у них есть свобода умереть по своему выбору от любой болезни, а также свобода голодать вволю и в конце скончаться от какой-нибудь болотной лихорадки. Но и такая свобода – свобода.
Слабый звук, донесшийся в великом молчании ночи, привлек его внимание. Джель медленно катил свои воды в лунном свете, широкая поверхность воды маслянисто блестела.
Посередине реки он увидел лодку, она плыла со стороны некрополя. Ошибиться в том, кто сидел на веслах, было невозможно. Отсветы пирамид играли на лысой голове.
«Как-нибудь, – подумал Теппик, – я прослежу на ним. Надо узнать, чем он там занимается».
Только, конечно, днем.
При дневном свете некрополь выглядел просто мрачно, словно в один из тех дней, когда магазины и вся вселенная закрываются раньше времени. Теппик пару раз исследовал некрополь, бродя по улицам и аллеям, безжизненным и пыльным, какая бы погода ни стояла на другом, живом берегу. Перехватывало дыхание, и, казалось, лучше не задумываться над всяческими несоответствиями. Убийцы предпочитали ночь – по общим соображениям, – но ночь в некрополе совсем иное дело. Или, скорее, это все та же ночь, только ночь вдвойне. И кроме всего прочего, некрополь – единственный город на всем Плоском мире, где убийца вряд ли может рассчитывать на работу.
Теппик подобрался к световому колодцу мастерской бальзамировщиков и заглянул вниз. Спустя мгновение он легко приземлился на пол и проскользнул в комнату, где стояли заготовки для саркофагов.
– Здорово, приятель.
Теппик открыл крышку. Саркофаг был по-прежнему пуст.
– Поищи в одном из тех, сзади, – указал царь. – Она всегда плохо ориентировалась на местности.
Дворец был поистине огромен. Даже днем Теппику с трудом удавалось не заблудиться. Он прикинул, каковы его шансы отыскать что-либо в такой колодезной тьме.
– Знаешь, это семейная черта. Твой дед вообще писал на сандалиях «правая» и «левая». Тебе еще повезло, что в этом смысле ты пошел в мать.
