Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере
Цыбульник, раскопав вход в склад, подошел к аэросаням и призывно махнул рукой, вызывая Добрынина.
Павел нехотя выбрался на холод. Подошли они вместе к расчищенному входу. Перед ними была тяжелая железная дверь.
— Я один не смогу, — объяснил комсомолец. — Надо сильно потянуть ее на себя. Только вам надо что-то на руки одеть.
Откуда-то из-за пазухи вытащил Цыбульник большущий носовой платок, разорвал его надвое и помог Павлу обмотать им ладони.
— Теперь взялись?! — скомандовал комсомолец, ухватившись за длинную железную ручку. — Ну! Беритесь, и на «три» потянем! Раз… два… три-и-и!
Они дернули дверь на себя, и она поддалась.
Вход в склад был похож на вход в обычную землянку, и вообще удивило Добрынина то, что склад оказался таким маленьким. Ведь даже их колхозный склад зерна был раз в пять больше по площади, не говоря уже о высоте.
Когда зашли в темноту склада, наклонившись, чтобы не расшибить лбов из-за низкого потолка, комсомолец достал из кармана фонарик. Луч осветил серый коридор и еще одни двери, наполовину открытые. Прошли туда. Спустились по бетонным ступенькам и оказались в довольно просторном помещении, заставленном большим количеством деревянных и железных ящиков с различными трафаретными знаками, сделанными фиолетовой краской. Десятка полтора вскрытых ящиков лежали просто на бетонированном полу.
Цыбульник подошел к ближайшему, приподнял не полностью отодранную крышку и посветил внутрь. Потом сплюнул недовольно. Добрынину ничего не сказал. Подошел к следующему и, заглянув в него, довольно улыбнулся. Ногой оттолкнул ящик от других чуть в сторону.
— Этот захватим в аэросани! — произнес он деловито. Еще раз медленно осветил стены склада, и в луче фонарика промелькнула надпись на сером бетоне, надпись на каком-то странном нерусском языке.
— Че это? — вырвалось у контролера.
— Это? — повторил комсомолец. — Это два солдата, что замерзли здесь, написали. На узбекском что ли… не знаю, что оно значит…
После осмотра главного помещения склада оттащили Цыбульник с Добрыниным большой и длинный, в рост человека ящик к выходу и вернулись назад, чтобы заглянуть еще в три маленьких комнатки. Но и там никого не было, и даже нельзя было понять: приходили ли на склад летчик и Федор.
Цыбульник был спокоен, он, казалось, не думал о товарищах Павла.
Когда погрузили ящик в аэросани и комсомолец завел двигатель, Добрынин спросил его:
— Так что с ними? Где они могут быть? Только после этого вопроса, на который комсомолец только пожал плечами, лицо его стало чуть мрачнее и суровее.
— Поглядим, — сказал он негромко.
Снова летели аэросани стрелой по снежной пустыне. Иногда Цыбульник приостанавливал их на минутку и внимательно осматривал белые поля, но всюду было одинаково бело, и снова мощнее становился шум пропеллера, разрезавшего хрустальный морозный воздух своими острыми лопастями.
Павел совершенно потерял ориентиры, которых, собственно, только и было два: склад и аэродромная изба. Он тоже крутил головой по сторонам, не совсем представляя себе, что он может увидеть в этих местах. Конечно, самое радостное было увидеть двух бредущих по снегу товарищей, но на таком ровном месте люди были бы видны издалека, да и то, что Цыбульник так внимательно всматривался в белые снега, где ну совершенно ничего не лежало, озадачивало и огорчало народного контролера.
И вдруг комсомолец резко дернулся, погасил скорость и, развернув аэросани, дал им по инерции пробежать еще несколько десятков метров назад.
Добрынин не понял причины происшедшего и смотрел на Цыбульника вопросительно.
— Там что-то было… — ответил комсомолец на вопросительный взгляд пассажира.
Выбрались из кабины, и тогда зашагал Цыбульник к свежим следам полозьев, только что оставленным их машиной. Павел шел за ним.
Дойдя до двойной колеи следов, комсомолец пошел По ней, ступая вперед осторожно, оставляя всегда тяжесть тела на нешагающей опорной ноге.
Пройдя не больше двадцати шагов, Цыбульник остановился и опустился на корточки. Потом обернулся, махнул рукою Павлу, стоявшему чуть поодаль.
Вдвоем они высвободили из-под снега сани от собачьей упряжки, поломанные аэросанями. Рядом в снегу виднелся кусок брезента. Это был большой брезентовый мешок, в которых раньше сбрасывали на парашютах доставляемые грузы. В нем лежала одна-единственная банка пряной свинины, приплюснутая с одного края.
— Ну вот, — замедленно произнес комсомолец. — Значит были они на складе. Давай ходить от этого места кругами, только осторожно ступай!
Павел не совсем понял, как это можно ходить кругами от какого-то места, и пришлось комсомольцу показать пример. И так, «наматывая» клубок снежных следов, уложенных плотно один за другим, пошли по расширяющемуся кругу комсомолец и Павел, оба мрачные, в неприятном, вызывающем дрожь ожидании.
— Стой! — крикнул вдруг Цыбульник, сам остановившись. — Давай сюда!
Вместе они раскопали из снега Федора. Федор лежал на спине с раскинутыми в стороны руками. Лицо его непривычного красно-желтого цвета застыло со странным прищуром, собравшим много морщинок вокруг глаз.
Подняв замерзшего товарища, отнесли его в центр круга к саням, потом вернулись и продолжили кружение.
Делая маленькие, ступня за ступней, шаги, Павел думал об этой ужасно глупой смерти и о том, что именно из-за коня поднялись в дорогу летчик и Федор. И вот теперь, когда стало ясно, что товарищи его погибли, и конь Григорий убежал, и тоже наверняка не пережил эту страшную пургу, показалось Добрынину, будто кто-то острым ножом перерезал длинную дорогу его жизни, по которой шагал он с детства в будущее, перерезал, а точнее — вырезал из этой дороги кусок, и получилось так, словно та дорога, дорога прошлого, оказалась перерезана в час, когда ушли на склад Валерий Палыч и Федор, а новый кусок, совершенно другой и больше похожий на начало чьей-то чужой дороги, появится когда-нибудь потом. Ато, что происходило с ним сейчас, в этой снежной пустыне, казалось путаницей или даже ошибкой, из-за которой он находится совсем не там, где ему надо находиться, и делает совсем не то, а если и тут быть точнее — то вообще ничего не делает, тратя свои силы на совершенно бесполезную борьбу со стихией, борьбу, в которой уже погибли двое его товарищей.
Вдруг Павел почувствовал, как нога его наступила на что-то неровное. Он позвал комсомольца, и, разрыв снег руками, они вместе вытащили тело Валерия Палыча. Молча оттащили летчика туда же, в центр круга.
— Я аэросани подгоню, — проговорил Цыбульник и пошел к стоявшей невдалеке машине.
— Надо ж похоронить по-человечески, — сказал со слезой в голосе Павел, глядя в спину Цыбульнику.
Цыбульник не ответил.
Когда аэросани остановились у вытоптанного круга, комсомолец попросил Павла помочь разгрузить большой ящик, взятый на складе. В ящике находились квадратные консервные банки из промасленной жести. Сложили их в кабине за сиденьями — места там было много, а пустой ящик сбросили на снег.
— Сюда их положим и закроем, — проговорил Цыбульник.
— А похоронить? — спросил Павел.
— Похороним, — комсомолец кивнул.
Сначала на дно ящика решили положить Федора, но в толстом оленьем кожухе да еще и с раскинутыми в стороны руками, которые никак не ложились по швам, в ящик он не лез. Пришлось помучиться, стаскивая с него кожух, буквально примерзший к темно-зеленому вязаному свитеру.
Уложили его туда, а потом, сняв кожух и с Валерия Палыча, положили летчика сверху. Крышка у ящика не снималась полностью из-за жестяных полосок, набитых на доски в двух местах поперек. Поэтому сначала ее просто отогнули, а потом, когда ящик уже стал гробом, ее снова опустили, и на всякий случай Цыбульник стянул ящик поперек вытащенной из кабины желтой проволокой. С большим трудом вставили этот ящик между кабиной и двигателем и укрепили его там.
— Теперь поехали, — сказал комсомолец и полез на свое место за штурвалом.
Остался позади вытоптанный в снегу круг, остались поломанные сани, брезентовый мешок с банкой пряной свинины и два оленьих кожуха. А аэросани разгонялись, и, не зная, куда они теперь едут, поглядывал Павел на лицо комсомольца и хотел спросить его, но, понимая, что и Цыбульнику сейчас тяжело, молчал. Чего его спрашивать — раз куда-то едет, значит, знает куда.
Аэросани остановились около входа в военный склад, где они уже были и откуда начинали поиски пропавших, но теперь уже найденных товарищей.
Стащили ящик вниз, протянули его с передышками по серому коридору, потом, придерживая снизу, спустили по бетонным ступенькам и уже в главном помещении склада отдышались.
— И что потом? Их потом заберут отсюда? — спросил Павел, уже чувствуя, что устал за последнее время очень сильно и даже замерзшие руки дрожат.
— Может, и заберут… — ответил Цыбульник, водя лучом фонарика по левой стене, под которой стояли один на другом такие же ящики. — Давай его вон туда поставим, видишь, там только один в углу, — сказал он, показывая лучом место.
