Terry Pratchett - Море и рыбешки (пер. Е.Александрова)
– В этом году Испытания вызвали большой интерес, барышня… хозяйка Громс-Хмурри.
– Это хорошо.
– Сказать по правде, создается впечатление, что ремесло ведьмы в Бараньих Вершинах переживает своего рода возрождение.
– Чего? Возрождение? Ага.
– Это дает молодым женщинам прекрасную возможность проявить себя, вы не думаете?
Маманя знавала не одну мастерицу срезать собеседника острым словом. Но бабаня Громс-Хмурри умела убийственно внимать. Ей достаточно было услышать что-нибудь, чтобы это прозвучало глупо.
– У вас хорошая шляпа, – заметила бабаня. – Бархат, верно? Видать, пошив не местный.
Летиция потрогала поля и деликатно усмехнулась.
– Это от Киккиморо Болотти, из Анк-Морпорка.
– Как? Готовую купили?
Маманя Огг поглядела в угол комнаты, где на подставке высился обшарпанный деревянный конус. К нему были пришпилены куски черного коленкора и ивовые прутья – каркас бабаниной весенней шляпы.
– Шила на заказ, – ответила Летиция.
– А булавки какие, – продолжала бабаня. – И полумесяцы, и коты, и…
– Эсме, у тебя ж у самой есть брошка-полумесяц, забыла? – вмешалась маманя Огг, решив, что пришла пора дать предупредительный выстрел. Когда на бабаню накатывало желание язвить, она много чего могла наговорить ведьме про ее украшения.
– Верно, Гита. У меня есть брошка-полумесяц. И держу я ее исключительно ради формы. Полумесяцем очень удобно закалывать плащ. Но этим я ни на что не намекаю. Между прочим, ты меня перебила, как раз когда я собиралась похвалить госпожу Мак-Рицу за отличный подбор булавок. Совсем как у ведьмы.
Маманя, резко развернувшись всем корпусом, точно болельщица на теннисном матче, воззрилась на Летицию, желая узнать, поразила ли цель отравленная стрела. Но Летиция самым натуральным образом улыбалась. Есть, есть все-таки люди, которым и десятифунтовым молотом не вобьешь в башку очевидное!
– Кстати о ведьмах, – сказала Летиция, в манере прирожденной председательницы переводя разговор в нужное русло. – Я подумала, что стоило бы обсудить с вами ваше участие в Испытаниях.
– Ну?
– Вам… э-э… вам не кажется, что побеждать из года в год несправедливо по отношению к остальным?
Бабаня Громс-Хмурри задумчиво осмотрела пол, потом потолок.
– Нет, – наконец сказала она. – Я лучше их.
– А вам не кажется, что это отбивает у других участниц охоту состязаться?
Вновь последовал внимательный обзор пола и потолка.
– Нет, – сказала бабаня.
– Но все с самого начала знают, что первого места им не видать.
– Я тоже.
– Да нет же, вы наверняка…
– Я имела в виду, я тоже с самого начала знаю, что первого места им не видать, – уничтожающим тоном перебила бабаня. – А надо им браться за дело с уверенностью, что победы не видать мне. Нечего удивляться проигрышу, если не умеешь верно настроиться!
– Но это охлаждает их пыл.
Бабаня, казалось, была искренне удивлена:
– А что им мешает бороться за второе место? Летиция не сдавалась.
– Вот в чем мы надеемся убедить вас, Эсме: примите почетную отставку. Вы вполне могли бы произнести небольшое напутственное слово, вручить приз и… и, пожалуй, даже… э-э… войти в состав судейской коллегии…
– А будут судьи? – удивилась бабаня. – У нас никогда не было судей. Просто все знали, кто победитель.
– Ага, – подтвердила маманя. Ей вспомнились сцены в финалах одного или двух Испытаний. Когда побеждала бабаня Громс-Хмурри, всем это было ясно как день. – Истинная правда.
– Это был бы очень красивый жест, – продолжала Летиция.
– Кто решил, что должны быть судьи? – поинтересовалась бабаня.
– Э-э… комитет… то есть… ну… нас собралось несколько человек. Дабы не пускать на самотек…
– Ага. Понятно, – кивнула бабаня. – А флажки?
– Простите?
– Вы, конечно, развесите гирлянды таких маленьких флажков? И, может быть, организуете продажу каких-нибудь яблок на палочках?
– Разумеется, мы по мере сил украсим…
– Хорошо. Не забудьте про костер.
– Ну, если все пройдет славненько и гладенько.
– Ага. Что ж. Все пройдет очень славненько. И очень гладенько, – пообещала бабаня.
Госпожа Мак-Рица не сумела подавить вздох облегчения.
– Значит, все замечательно устроилось, – сказала она.
– Разве? – спросила бабаня.
– Мне казалось, мы договорились, что…
– Да что вы? Неужто? – Бабаня выхватила из очага кочергу и яростно ткнула ею в огонь. – Я еще подумаю.
– Хозяйка Громс-Хмурри, могу я пойти на откровенность? – спросила Летиция.
Кочерга замерла на полдороги.
– Ну?
– Видите ли, времена меняются. По-моему, теперь я поняла, отчего вам кажется, будто непременно нужно быть властной и суровой, но поверьте мне, если я скажу вам по-дружески: вам станет гораздо легче, если вы капельку смягчитесь и постараетесь держаться чуточку любезнее – вот как присутствующая здесь наша сестра Гита.
Улыбка мамани Огг окаменела и превратилась в маску. Летиция как будто бы не заметила этого.
– Похоже, все ведьмы на пятьдесят миль в округе трепещут перед вами, – продолжала она. – И надо признать, вы обладаете многими ценными умениями, но, чтобы быть ведьмой, в наши дни вовсе не обязательно притворяться старой злючкой и пугать людей. Я говорю вам это как друг…
– Будете проходить мимо, заглядывайте, – оборвала ее бабаня.
Это был знак. Маманя Огг торопливо поднялась.
– Я полагала, мы обсудим… – заартачилась Летиция.
– Я провожу вас до дороги, – поспешно вызвалась маманя, выволакивая товарок из-за стола.
– Гита! – резко окликнула бабаня, когда компания уже была у дверей.
– Да, Эсме?
– Ты потом вернешься.
– Да, Эсме.
И маманя кинулась догонять троицу, уже шагавшую по дорожке.
Походку Летиции маманя определяла для себя как «решительную». Неверно было бы судить о госпоже Мак-Рице по пухлым щечкам, встрепанным волосам и дурацкой привычке всплескивать ладошками во время беседы. В конце концов, ведьма есть ведьма. Поскреби любую, и… и окажешься нос к носу с ведьмой, которую только что поскреб.
– Несимпатичная особа, – проворковала Летиция. Но это было воркование крупной хищной птицы.
– Вот тут вы попали в точку, – согласилась маманя, – только…
– Пора щелкнуть ее по носу!
– Ну-у…
– Она ужасно с вами обращается, госпожа Огг. Безобразно грубо! С замужней женщиной таких зрелых лет! На мгновение зрачки мамани сузились.
– Такой уж у нее характер, – сказала она.
– На мой взгляд, мелочный и гадкий!
– Ну да, – просто откликнулась маманя. – Так часто бывает. Но послушайте, вы…
– Гита, подкинешь чего-нибудь для буфета? – быстро вмешалась кума Бивис.
– Что ж, пожалуй, пожертвую пару бутылок, – ответила маманя, теряя запал.
– О, домашнее вино? – оживилась Летиция. – Славненько!
– Ну да, вроде того. Ну, вот уже и дорога, – спохватилась маманя. – Я только… я только заскочу обратно, скажу спокойной ночи…
– Как вы вокруг нее пляшете! Это, знаете ли, просто унизительно, – поджала губы Летиция.
– Да. Что поделаешь… Такая уж я привязчивая. Доброй ночи.
Когда маманя вернулась в избушку, бабаня Громс-Хмурри стояла посреди кухни, скрестив руки на груди, и лицо ее напоминало неприбранную постель. Одна нога выстукивала дробь.
– А сама выскочила за колдуна, – фыркнула бабаня, едва ее подруга переступила порог. – И не говори мне, что ничего такого в этом нет.
– Но ты же знаешь, колдунам можно жениться. Сдай посох и шляпу – и женись на здоровье. Нет такого закона, чтоб колдуну жить холостяком, если он бросил колдовство. А иначе считается, что они женаты на своем ремесле.
– Да уж, быть ее мужем – работенка не из легких. – Бабаня скривила губы в кислой усмешке.
– Много нынче намариновала? – спросила маманя, по ассоциации со словом «уксус», только что пришедшим ей в голову.
– Весь лук мушка попортила.
– Жалко. Ты любишь лук.
– Даже мушкам нужно есть, – философски заметила бабаня. Она бросила сердитый взгляд на дверь. – «Славненько»!
– У нее в нужнике на крышке вязаный чехол, – сообщила маманя.
– Розовый?
– Да.
– Славненько.
– Она вообще ничего себе, – откликнулась маманя. – Вон в «Локте скрипача» трудится как пчелка. О ней хорошо говорят.
Бабаня фыркнула.
– А обо мне тоже хорошо говорят?
– Нет, Эсме, о тебе говорят тихо-тихо.
– И отлично. Видела ее шляпные булавки?
– Честно сказать, мне они кажутся… славненькими.
– Вот до чего докатились ведьмы. Сплошные побрякушки и никаких панталон.
Маманя, которая считала, что и то, и другое – дело вкуса, попробовала воздвигнуть на пути поднимающейся волны гнева гранитную стену.
– А ты бы гордилась тем, что они нипочем не хотят допускать тебя до Испытаний!
– Очень мило. Маманя вздохнула.
– Иногда и «милое» кое-чего стоит, Эсме.
– Может, я не всегда могу помочь, Гита, но я и вредить не стану. Мне незачем казаться лучше, чем я есть.
