Светлана Захаров - Сказочники оптом и в розницу
— А может ваш супердвойник сделать вот эдак, — и я с невероятным напряжением помахал ушами, при этом лихо подмигнув полтора раза.
Никакой реакции. Что ж, видимо, там, откуда прибыла эта троица, немного туговато со старым, добрым соленым юморком.
— Ваша жена ни о чем не догадается. Средний срок эксплуатации двойника — пять лет, после чего он тихо скончается во сне, в своей постели.
— В МОЕЙ постели, между прочим! — вскинулся я. — Пять лет, это же надо! И пожить-то толком не успел, на пенсию перейти… Только-только срок годности понизили до сорока пяти лет…
— Это уже вас не касается, — сухо сказал скелет. — Вы сей же момент отправляетесь к господину Колобу. Он и займется вашим дальнейшим образованием и учебой.
— Я что, в школу пойду? — мне стало смешно.
Я представил, как здоровенный, уже изрядно поседевший дядька втискивается за парту, как первоклашка, и начинает, высунув язык от усердия, карябать в тетрадке различные палочки и колбочки.
— Неужели вам не хватило шести лет, проведенных за ленивым разбором простых предложений и зубрежкой четырех правил арифметики? — хмыкнул Кащей.
Его напарники внезапно поддержали его дружным "Гы-гы". Хоть что-то способно их пронять, подумалось мне.
— Вы же сами сказали про образование…
— Я имел в виду основы чародейства. Через три-четыре месяца из вас вполне может выйти неплохой сказочник первого, а то и полуторного разряда.
— Что, простите? Простите, что?
— Ска-зоч-ник, — раздельно произнес Кащей.
— Нет, какого, вы сказали, уровня? Я не разобрал.
— Он издевается, — произнес один из близнецов, слегка повернув голову к скелету.
— Это факт, — поддержал его второй.
— Ни в коем случае, — сказал я с самым простодушным выражением лица.
— Нам пора, — прервал словоизвержение напарников Кащей. — Отправляемся сейчас же. Все объяснения по прибытию на место.
— Все-все?
— Все.
— И нарисуют?
— И нарисуют.
— И выткут на коврике?
— Выткут? Ну, не знаю. Наверное, если будет необходимо… — человек-бульдог наконец-то допетрил, что над ним опять смеются, и смолк.
— А у вас кризис с Кащеями, — поведал я близнецам.
Напрасно. Кризис был и с близнецами, потому что локоть болезненно хрустнул, а в глазах немного потемнело. Ну, сейчас кое-кто у меня получит!
Я изловчился и пнул стоящего справа лысого в коленку. Тот с воплем выпустил мою руку и ухватился за потревоженную конечность. Его коллега попытался усилить захват, но я уже ухватил стоящую на полке банку с огурцами и попытался повторить трюк, в свое время так удививший одного из инспекторов — размахнулся и обрушил емкость на плешивую голову близнеца. Но к моему удивлению, ожидаемого хрюка я не услышал. Банка, что характерно, тоже не разбилась. Зато весь подвал наполнил звучный, сотрясающий стены голос Кащея:
— Мореволнуетсятрифигурынаместезамри!
Банка выскользнула из моих онемевших пальцев и, прокатившись по лысине все еще державшего меня близнеца, грохнулась на пол.
— Как? — спросил выкручивавший мне руку.
— Норма, — откликнулся растирающий колено. — Убить?
— Не стоит, — сказал Кащей, на тонких губах которого скользила усмешка. — Как мне кажется, он осознал.
— Ничего я не осознал, — пропыхтел я. — Отпусти руку, яйцеголовый! Заработаешь!
— Да, я забыл упомянуть, — обронил скелет, полируя длинные острые ногти рукавом плаща. — У вас же еще будет возможность значительно повысить свое благосостояние.
— Где?
— Там, куда мы отправляемся.
— А если я откажусь? — я прищурился. — Если сбегу, как только будет возможность?
— В таком случае мы будем вынуждены изловить вас и отправить Горынычу.
— К-кому?
— Змею Горынычу, а что?
— Нет, ничего, мне просто показалось — к Калинычу.
Честное слово, я сказал первое попавшееся слово, просто чтобы вновь позлить костоеду, но понял, что допустил какой-то промах: близнецы медленно переглянулись и одновременно сдвинули брови.
— Что? — удивленно спросил я.
— А откуда ты знаешь, — спросил свистящим голосом Кащей, — что его Калинычем звать?
— Кого звать?
— Его, — и бульдог указал на близнеца, того, что справа. — Это — Калиныч, а вон тот — Хорь.
— Шеф, — сказал бесцветным голосом Калиныч. — Он уже знает. Распылить на атомы?
— Он не может знать! — Кащей едва не сорвался в крик. — Он не в курсе! Я не мог допустить прокола!
— Правило номер четыре, шеф, — сказал Хорь. — Устранить возможного претендента, если выяснится его причастность к нашему миру, дабы не допустить междумирового коллапса.
Кащей поморщился и выдал несколько бессвязную, но тем не менее понятную тираду, смысл которой сводился к тому, чтобы взять все имеющиеся правила, сложить в старую рубашку, завязать ее узлом и засунуть в прямую кишку трехпалого ленивца. А потом сделал то, что мне со-овсем не понравилось: махнул в мою сторону длиннющим рукавом и отвернулся. Близнецы же синхронно навели на меня дула пистолетов.
— Стоп! Стоп! — заорал я. — Я не могу знать! Я не в курсе! Просто так про Калиныча сказал! В рифму чтобы! В рифму!
— Так ты у нас поэт? — Кащей обернулся. В его глазах вяло всплеснулся интерес.
— Не то чтобы! Но пошутковать-то каждому хочется! Не надо стрелять! Поехали лучше в эту вашу, как ее там…
— Шеф, я бы все же советовал… — начал было Хорь.
— Я не нуждаюсь в ваших советах! — рявкнул бульдог.
— Вот-вот, я бы тоже не принимал во внимание болтовню этих двоих, — доверительно сказал я Кащею. — Вы только в имена их вдумайтесь! Ну что это за имечко для нормального боевика — Хорь! И этот еще… Куда там — Калиныч! Нет, ребята, в этом мире надо слушать только людей с такими именами, как, к примеру, у меня — Глым!
Кащей замер. Затем триумфально поглядел на открывших рты близнецов.
— Глы-ы-ым! — протянул я со смаком. — Ну, как?
— Глым, — сказал Хорь.
— Ага, — кивнул и Калиныч. — Глым. Точно.
— Вот, — поднял палец с остро заточенным ногтем Кащей. — Глым. Как и было предсказано. Глым Харитоныч Чугунков.
— Това-арищи, — протянул я, — вы бы, перед тем, как чужие дома-то с инспекцией посещать, вначале уточнили бы, кто да что в них проживает и чем занимается.
— То есть мы можем быть абсолютно уверены, что вы не имеете ни малейшего понятия о мире под названием Царство-Государство?
— Даль? Почему же. Знаю. Это такой магазин сантехники. И хреновой, надо сказать.
— Что-то, Глым Харитоныч, куда ни кинь, все у вас хреновое, — скривил губы скелет. — И сок, и унитазы с раковинами.
Я лишь развел руками: что ж поделаешь, раз все вокруг так отвратительно.
— Вот вам и дается шанс устраивать все так, как хочется лично вам, — вновь прочитал мои мысли Кащей. — Так как? Вы с нами — или предпочтете новой, не в пример интересной карьере закончить жизнь на грязном полу пропахшего капустой подвала?
— А, да пес с вами, — я махнул рукой.
Кащей довольно склонил череп.
— Тем более, что я всегда смогу сбежать, — закончил я, желая хоть немного почувствовать троицу не в своей тарелке.
— После чего Горыныч сделает с тобой то же, что и с другими строптивцами, — еще немного продлил мою фразу человек-бульдог, сбив весь эффект.
— Он сделает их настоящими патриотами своей страны! — все трое как-то стали выше ростом, обняли друг друга за плечи, сдвинули головы и хором затянули душераздирающую песню. Душераздирающей она была не столько из-за текста, сколько из-за исполнения: при первых же звуках, производимых Кощеем и плешивой парой у меня начали потихоньку плавиться барабанные перепонки. Длилась эта какофония минут шесть, и оставалось только гадать, как этот чудо-вой не услышала моя старуха. Наверное, была чересчур увлечена моим двойником. Ничего, подумал я, двойники на то и нелюди, чтобы их при случае можно было отправить на хутор бабушек ловить, а старуху — верну на законное место. Эта мысль помогла мне смириться с дикими животными звуками.
Когда же торжественная песнь была закончена громогласным криком: "Слава добрым докторам!", я позволил себе испустить слабый вздох облегчения. Все-таки нет ничего приятнее тишины. И нового альбома группы "Синие Крохоборы", конечно же.
— В путь, в путь, — торопливо сказал Кащей. — Засиделись.
Он скинул плащ, и оказалось, что на костях скелета есть еще один, только потоньше, синего цвета и с неаккуратно пришитыми заплатами — видимо, костлявому бульдогу не хватало в жизни женской заботы. Тем временем Кащей достал из кармана сразу две вещицы: небольшую палочку, напоминающую указку, и мятую тряпку неопределенного цвета и назначения. Когда он развернул ее, оказалось, что это шляпа, вернее, колпак с острым верхом. Нацепив его на макушку и воздев палочку, Кощей стал здорово походить на циркового клоуна, готовящегося продемонстрировать, как его собачки умеют считать. В роли собачек я тут же представил Хоря и Калиныча, и чуть не подавился смехом. Кащей строго посмотрел на меня, но ничего не сказал. В мой адрес. А вообще-то сказал, правда, что-то непонятное.
