Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда
К тому же Тэсит не являлся главой бригадиров. Имя их предводителя выскользнуло у меня из памяти, и я не могу сейчас его назвать. Похоже, вожак этот не был выдающейся личностью, иначе я вспомнил бы, как его звали.
Он всего лишь упорно стремился к достижению своей цели — к переменам. Которые пошли бы на пользу лично ему, разумеется.
Правда ведь состояла в том, что бригадиры в конечном итоге стремились занять более заметное и выгодное положение в обществе, они жаждали, чтобы с ними считались, чтобы их признавали те, против которых и был затеян этот мятеж. По-моему, это типично для любой оппозиции. Стоило Граниту взять на вооружение подкуп и лесть, и восстание было бы подавлено в самом зародыше, как протесты девственницы в брачную ночь. Избавиться от врагов всего проще, превратив их в друзей или, по крайней мере, в союзников. Пока твой оппонент еще не нанес первый удар, к нему нетрудно подступиться с изъявлением приятельских чувств и добрых намерений. Выказать почтительность. Проявить щедрость. Господи, да эту бригаду Свободы можно было бы купить совсем задешево, клянусь! Да что там, их попросту можно было бы нанять на королевскую службу в качестве сборщиков налогов, и они наверняка наполнили бы казну доверху, посрамив прежних штатных мытарей Рунсибела.
Но старина Гранит ни о чем подобном даже и мысли не допустил.
Потому как он был вояка, а не дипломат. Вложите ему в одну руку меч, в другую щит, снарядите эскадрон отважных воинов, которые бы ему во всем повиновались, укажите направление — совершенно любое — и прикажите: «Убивай!» А потом поглядите, что из этого выйдет. О, до чего ж он был бесподобно красив и проворен в качестве одушевленного орудия убийства! Именно за это умение его и повысили в звании, и к трону приблизили. Да это и понятно. Поставьте, к примеру, себя на место короля. Прибывает он на поле сражения и видит горы трупов, разбросанных повсюду в живописном беспорядке, словно одежды в борделе, и посреди этого бесконечного моря убитых и раненых, слегка покачиваясь и жмурясь от усталости, высится Гранит, залитый кровью (разумеется, не своей) и с окровавленным мечом в руке. Королю только и остается, что признать в этом вояке непревзойденного мастера своего дела. Именно таковым и почитался наш Гранит в придворных кругах.
К сожалению, доброму нашему королю было невдомек, что если человек прекрасно зарекомендовал себя в подавлении мятежей огнем и мечом, если он готов без колебаний усеять всю округу внутренностями восставших, то другие методы усмирения беспорядков ему могут быть неведомы и недоступны. И когда Рунсибелу доложили о проблеме в Пелле, он ничтоже сумняшеся послал туда Гранита, одного из лучших своих людей, надежду и опору престола. Будь мятеж в Пелле серьезней и опасней, чем это оказалось в действительности, Гранит с честью справился бы с ним. Но ситуацию вполне еще можно было взять под контроль иными методами. Недоступными Граниту. Кинжал, неприметный и бесшумно пронзающий жертву, следовало предпочесть мечу, который со свистом рассекает воздух и крушит все окрест.
Гранит же дал волю именно мечу. Да еще какую! Он и его люди ворвались в город на всем скаку, окруженные клубами пыли и с таким шумом, словно в Пелл пожаловала собственная его величества Девятая армия, взяли в кольцо с дюжину первых встречных горожан и, пригрозив немедленно их обезглавить, потребовали назвать имена зачинщиков неповиновения. Обыватели, которых перспектива повышения налогов расстроила не настолько, чтобы рисковать жизнью, с боязливой готовностью выплюнули эти имена. Что ж, их можно понять: лучше, пусть и чуточку обеднев, пожить еще на белом свете, чем расстаться с ним навек ради сомнительной перспективы выгадать напоследок несколько лишних монет.
Гранит и его воины не долго думая окружили заговорщиков. И началось такое!.. Вопли, стоны, звон железа, истошные крики, мольбы… Все это было ужасно. Воины короля всех их изловили. По правде сказать, бригадиры вели себя совсем не по-геройски. Им достало смелости лишь на то, чтобы издалека посылать угрозы и проклятия в адрес властителя, называть его налоговую политику преступной и требовать облегчения участи граждан державы. Но стоило остриям мечей коснуться их глоток, как все забияки вмиг пересмотрели свои взгляды на политику. Риторика уступила место заботам о спасении собственной шкуры. Надо думать, они с плачем и причитаниями молили воинов пощадить их. Растирали по лицу слезы, пообделались со страху. В общем, осрамились перед смертью, что уж там говорить.
Тут для Гранита открылась блестящая возможность разрешить пеллскую проблему с наименьшим уроном для себя самого и для короля. Но старый осел, разумеется, упустил и ее. Недостойное поведение бригадиров задело его чувства мужчины и воина. Он был зол еще и на то, что король заставил его тратить драгоценное время на усмирение этой жалкой горстки трусов. От ярости у него в глазах потемнело. Надо было сорвать на ком-то злость. Лучшего объекта для этого, чем несчастные бригадиры, поблизости не оказалось. Таким образом, участь их была решена.
И он немедленно заколол несчастных идиотов, всех до одного. Всех, кроме Тэсита. Его и изловить-то не сумели. Хотя, надо думать, старались изо всех сил. Он вырвался из оцепления, проложив себе мечом дорогу к свободе. Он бился с людьми Гранита яростно и отчаянно, ведь речь шла о его жизни. И он ее отстоял, но дорогой ценой: лишился половины уха и одного глаза, несчастный сукин сын. Он сбежал из Пелла в Элдервуд — густой непроходимый лес, хорошо ему знакомый, — мы с ним когда-то провели там немало приятных часов. Очутившись в этой дремучей чаще, он стал неуловим и почитай что невидим, как призрак. Там он зализал свои раны и после возвратился в Пелл с повязкой на месте глаза и неукротимой решимостью продолжать начатое дело. Из потенциально сговорчивого противника он, будучи покалечен людьми Гранита, превратился в непримиримого врага короля и престола.
Он сумел увлечь за собой едва ли не все население Пелла, в одиночку осуществив то, что не удалось в свое время бригаде Свободы в полном составе: он превратил население городка ни много ни мало как в боеспособную армию. Все мужчины, женщины и дети Пелла стояли за него горой. Налогов они больше никаких не платили и требовали у короля голову сэра Гранита, а также интимные части его тела.
Гранит уступил этим просьбам: доставил в Пелл свою голову и интимные органы, хотя и вкупе с остальными членами могучего организма. На всякий случай прихватил он и вооруженных до зубов воинов и взял город в осаду. Через пару часов после его прибытия город пылал, подожженный сразу с нескольких концов. Процентов шестьдесят горожан сгорели заживо, еще процентов двадцать получили смертельные ожоги.
Естественным следствием такого хода вещей стало то, что королевская казна лишилась как минимум восьмидесяти процентов податей, выплачиваемых городком Пеллом. Из-за которых, собственно, и начался весь сыр-бор. Но Гранит как-то упустил это из виду.
Чего ни в коем случае нельзя было сказать о короле Рунсибеле.
В ярость он не впал, такое за ним и вообще-то почти не водилось, а просто с кислой миной сообщил Граниту, что он огорчен. Да, очень и очень огорчен подобным исходом событий. Гранит стал просить у его величества прощения и что-то мямлить в свое оправдание, пытался убедить себя и остальных, что иного решения проблемы просто не существовало.
— Нам придется все это как следует обдумать, — процедил Рунсибел. Именно эта фраза всегда служила для него выражением крайнего неудовольствия. Граниту же было приказано отправляться на защиту одного из внешних рубежей государства.
Я сам лично присутствовал при отдании нашим славным Рунсибелом этого приказа — стоял не шелохнувшись за спиной сэра Умбрежа, владельца Пылающего Испода, престарелого рыцаря, при котором мне «повезло» состоять оруженосцем. Остаться незамеченным, стоя позади сэра Умбрежа, было легче легкого — этот старый сукин сын настолько был никому не интересен, что ни один из присутствующих на него даже мельком не взглянул. Высоченный худой старикан стоял себе молча, опираясь обеими руками на рукоять меча и слегка сутулясь, и то и дело кивал седой головой, отчего его козлиная бородка попеременно вскидывалась кверху и снова опускалась на иссохшую грудь. Это чтобы со стороны могло показаться, будто он следит за разговором, хотя на самом деле сэр Умбреж наверняка, по своему обыкновению, витал мыслями где-то в далеком и славном прошлом.
Как только его величество отдал Граниту приказ, тот молча с глубоким поклоном удалился.
Я же, отъявленный плут и проныра, почувствовал в сердце своем жгучую радость — мне предоставлялась лишняя возможность насладиться ласками леди Розали. Дождавшись, когда Гранит ускакал прочь на своем могучем жеребце, я отправился прямехонько в покои, которые он делил со своей прелестной супругой. Розали, да благословит ее Господь, словно прочла мои мысли — она оказалась в спальне, на ложе, совершенно обнаженная. Она меня ждала, а между делом поглядывала на магический кристалл, который держала в руке.
