Ирина Боброва - Между ангелом и бесом
— Да, — просипел ангел.
Воспитание не позволяло ему обидеть собеседника, поэтому он мучился, не решаясь выплюнуть жгучую массу.
Видимо, в шутнике заговорила совесть — он сунул парню свой недоеденный бутерброд и приказал:
— Ешь!
— Спасибо, — промычал Бенедикт, — я сыт. Туча силой заставил ангела повторить попытку и от души рассмеялся, когда страдальческое выражение на лице сотрапезника сменилось блаженно-восхищенным.
— Деспот твой дядюшка, вот что! Тебя не сюда, тебя в детский сад надо было отправить. Или в психбольницу.
— Это что, тоже параллельные миры?
— Ну… можно сказать и так, — уклончиво проговорил черт.
Он плеснул на дно стакана немного прозрачной жидкости и протянул собрату по несчастью. Тот отхлебнул и замер, выпучив глаза — жидкость обожгла пищевод и лавой ухнула в желудок. Бенедикт закашлялся и обиженно посмотрел на старшего товарища.
— Привыкнешь, — утешил тот, — не всегда сладкое вкусно, иногда и горькое полезно.
— Совершенно нелогичное утверждение.
— Чудак, ты не анализируй, ты — ешь!
Ангел послушно захрустел огурцом, чувствуя, как по телу разливается тепло, куда-то испаряются застенчивость, страх и усталость.
— Оригинальный костюмчик. — Гуча окинул взглядом одежду ангела. — В реквизитной выдали?
— А что, разве у нас можно было взять одежду? Вот не знал! — удивился юноша. — Я попал в этот мир совершенно голый.
— Ну, обнаглел Босс, даром что дядя, — прокомментировал черт.
— Там было такое высокое строение…
— Башня, — подсказал черт-всезнайка.
— Точно, башня. Жуткое место — пыль, паутина, крысы. Страшно было, да еще и голый, неудобно. Вот я и подумал, может, хозяева дадут что-нибудь — прикрыть наготу, и вошел.
— Я вижу, хозяевам ты понравился, — съехидничал нечистый.
— Да не было там никого! Добра полно — сундуки разные вдоль стен понаставлены, а людей нет. Я думаю, ничего плохого не сделал, что взял одежду. — Ангел любовно погладил дорогую ткань камзола и вздохнул. — Хотя признаю, что поступил не совсем этично.
Черт рассмеялся.
— Ты не перебивай, — вдруг обиделся ангел. — Место в самом деле странное. Крыши нет, в центре зала — винтовая лестница, куда она ведет — непонятно, но конца ей не видно — теряется в клубах серого дыма. Я, конечно, подниматься по ней не стал — побоялся. Что с тобой? Гуча, ты в порядке? С чертом творилось что-то неладное. Он побледнел, потом покраснел, потом прошипел:
— Правильно говорят, что дуракам везет. Все пытаются попасть в башню волшебника Амината, а он просто взял и свалился в нее!
— А что, с ней связана какая-то легенда?
— С ней связано все могущество этого мира, дурень. Здесь можно из ничего сделать все и наоборот. Надо только знать — как. Каждый человек в этом мире — немного волшебник, но люди еще не умеют пользоваться тем, что так щедро предоставила им природа. А в башне собраны огромные знания, сосредоточена вся магия этого мира. Да любой волшебник полжизни отдаст, чтобы попасть в нее.
— И что, до сих пор никому не повезло?
— Повезло. Тебе. Я читал, что раньше у башни был хозяин — волшебник Аминат, но потом по неизвестным причинам он бросил свое жилище, а башню заколдовал так, что ни один человек не может в нее попасть. Она появляется и исчезает, как мираж в пустыне. Говорят, что предметы, находящиеся в ней, дают неограниченную власть. Слушай, ангелочек, а ты ненароком ничего не прихватил оттуда?
— Почти ничего, — смутился ангел.
— Почти или ничего?
— Там все такое красивое, сверкающее, что страшно в руки взять. Ну, взял узелок. Так там простые вещички, вряд ли ты найдешь в нем что интересное.
— Какой узелок? — вскинулся Гуча.
— Я ж тебе говорю — ничего волшебного. Деревянная кружка, палочка, ржавый ножик и монетка. Еще поясок. Все завязано в яркую тряпку. Мне оно не нужно, я даже не помню, как это взял. Да вон он в траве валяется, возьми, — сказал ангел и перевернулся на другой бок. Через мгновение он крепко спал, причмокивая губами, как младенец.
Гуча нашел узел, закатившийся при падении в кусты, подтащил к костру, дрожащими пальцами развязал — и ахнул: на яркой ткани лежали предметы, символизирующие силу четырех стихий — Огня, Воды, Земли и Воздуха. Предметы, дарующие власть над силами природы, наделяли человека, умеющего ими пользоваться, могучим даром волшебства, причем настоящего волшебства. Пошлые штучки наподобие телепортации и телекинеза, которыми баловались в Энергомире, не шли с ним ни в какое сравнение.
Гуча с благоговением взял в руки кубок и едва не выронил, почувствовав, как в него вливается таинственная сила. Черт, то есть теперь уже бывший черт, осторожно опустил волшебную вещь на тряпку, пододвинул поближе свою торбу, порылся в ней и извлек на свет стопку одежды. Он быстро скинул черный облегающий комбинезон, надел просторную белую рубаху и подпоясался серебряным пояском, найденным в узелке. Поясок походил на застывшую змейку, пряжка в точности повторяла змеиную головку, даже зеленые камешки глаз блестели словно живые.
Черт, впрочем, уже не черт, а человек, натянул черные штаны, потом длинные сапоги, расправил складки рубахи, ниспадающей до колен. Сверху накинул алый плащ с потайными карманами. Длинные, до плеч, черные волосы повязал лентой, собрав сзади в хулиганский хвост.
Опустившись на колени, Гуча снова взял в руки кубок.
— Любовь и страсть, — прошептал он, с радостью принимая подаренную силу.
Когда кубок перестал светиться и из серебряного снова стал деревянным, он опустил его в глубокий карман плаща.
Монетка оказалась динарием — золотым медальоном с изображением пятиконечной звезды. Гуча вытянул руку — кругляш попал в луч лунного света и засиял. Золото сверкало, радуя ладонь приятной тяжестью.
— Слава и богатство! — прозвучали в ночной тишине слова, и человек повесил медальон на шею, спрятав под рубахой.
— Разум и дело! — Взлетевший вверх ржавый нож стал сначала сверкающим кинжалом, потом — хорошо сбалансированным мечом, потом — опять старой кухонной рухлядью. Налетевший порыв ветра взъерошил Гучины волосы, с дыханием проник в кровь.
Черт поднял жезл.
— Желаю и повелеваю! — Тонкая палочка, обитая с двух сторон медью, в глазах постороннего не представляла ценности, но для знающего человека была бесценна. Где-то громыхнуло, чистое звездное небо прорезала молния. Жезл превратился в крепкий посох.
Гуча опустился на траву и, подбрасывая сухие ветки в костер, принялся размышлять, что же делать с нежданно привалившим богатством. Как пользоваться волшебными вещами, он не знал — информация, которую он раскопал в архиве канцелярии, была слишком скудна. Оставалось одно — найти волшебника Амината и расспросить его.
Он поднял с земли платок и, не заметив, как в траву упала маленькая книжка, пододвинул к себе торбу. Стараясь не тревожить спящего Бенедикта, Гуча перебрал и осмотрел провизию, сложил горкой на ткани и завязал концы платка крепким узлом. Потом приладил к длинной палке, чтобы удобнее было нести на плече. Он надеялся, что растяпа ангел осознает ценность того, что ему доверили нести, и не потеряет узел с запасами где-нибудь в лесу. Все остальное улеглось на дно серой торбы. Мешочек с золотом для расчета с местным населением перекочевал на пояс, туда же Гуча прицепил фляжку со спиртным. Закончив дело, он прислонился спиной к дереву и задремал.
Утро вступило в свои права. Яркое солнце осветило мир. Шустрые лучи пробились сквозь кроны деревьев и разбудили лес. Запели птицы, зашелестела листва. Где-то забарабанил дятел. Озорной лучик наткнулся на спящего человека, поиграл, переливаясь на золотом шитье одежды, добрался до лица, пощекотал нос, прыгнул в глаза. Бенедикт чихнул и проснулся. С удовольствием потянулся, разминая затекшие за ночь руки и ноги. Медленно открыл глаза и замер: напротив сидел человек, ничем не напоминающий Гучу — въедливого и ироничного черта, который сделал хорошую карьеру в преисподней.
Нет, теперь это был мужчина лет тридцати с черными, как смоль, волосами. Лицо, спокойное и умиротворенное во сне, все же было лицом хищника. Нос с горбинкой напомнил ангелу клюв большой птицы. Тонкие губы были плотно сжаты. Квадратная челюсть говорила о том, что человек решителен и опасен. Брови черной полосой взлетали к вискам. Даже ресницы показались ангелу оружием — они были похожи на обломки иголок.
Незнакомец открыл глаза и пригвоздил Бенедикта к месту взглядом угольно-черных глаз.
— Не бойся, свои. — Брюнет усмехнулся, и на его щеках появились знакомые ямочки. Ангел вздохнул с облегчением.
Немного поплескавшись в протекающем по дну оврага ручье, Бенедикт присоединился к спутнику — тот уже с аппетитом уплетал хлеб. Присев рядом, юноша сначала с опаской посмотрел на еду, потом осторожно взял маленький кусочек сыра и, распробовав, во второй раз удивился приятности этого способа восполнения энергии. Минуту спустя он уже с удовольствием уплетал за обе щеки все, что лежало на салфетке — жевал хлеб и сыр, хрустел огурцами и редиской, надкусывал чеснок, уже не боясь его жгучести. Гуча, открыв рот от изумления, смотрел, как с молниеносной быстротой исчезает еда, а Бенедикт, прикрыв от удовольствия глаза, шарит руками по салфетке, хватая то одно, то другое.
