Терри Пратчетт - На всех парах
Не прошло и двух минут как Его светлость снова забрался в карету и дал сигнал кучеру ехать дальше, как ни в чем не бывало.
Чуть позже, из явного любопытства Стукпостук спросил:
— Что случилось на этот раз, милорд? Я ничего не слышал.
— Они тоже ничего не слышали, Стукпостук, - сказал лорд Ветинари. - О боги! Остается удивляться, почему они не научились читать. Тогда они узнали бы герб на карете, который достаточно информативен.
Когда карета вернулась к тому, что можно было бы назвать чудаковатой манерой передвижения, Стукпостук сказал:
— Но ваш герб черный, сэр, на черном фоне, и сейчас очень темная ночь.
— Ах да, Стукпостук, - сказал лорд Ветинари с мимолетной улыбкой. - Знаешь, я как-то не подумал об этом.
Что-то неотвратимое ощущалось в замке леди Марголотты. То, как медленно, скрипя каждым шарниром, открывались большие двери. В конце концов, существует такое понятие, как социально приемлемая атмосфера. В самом деле, что за вампир позволит себе жить в замке, который не скрипит и не стонет на каждом шагу? Игори не представляли себе ничего иного, и сейчас дворецкий Игорь пригласил лорда Ветинари и его секретаря в пещероподобный зал с колышущейся завесой паутины, свисающей с самого потолка. А еще было ощущение, странное чувство, будто в подвале кто-то кричит.
Но, разумеется, отметил Ветинари, здесь была чудесная леди, которая заставила вампиров понять, что восставать из могилы с такой скоростью, что от этого начинает кружиться голова, довольно глупо, и которая убедила их хотя бы немного убавить свою ночную активность. Кроме того, она ввела в Убервальде моду на кофе, чтобы, по-видимому, вытеснить одну страсть другой.
Леди Марголотта была маленькой женщиной, и равно небольшим был разговор, случившийся за великолепным ужином несколько дней спустя.
— Это глубинники. Опять глубинники, да, Хэвлок? Столько времени прошло! Боги, это даже хуже, чем вы, мой дорогой, предполагали. Как вам удалось это предвидеть?
— Ну, мадам, Король Троллей спросил меня о том же самом, но все, что я могу сказать, - ответ лежит в неутомимой природе разумных существ. Короче говоря, они не могут быть довольны все одновременно. Вы же не думали, что флаги, фейерверки, рукопожатия, обещания после Кумской долины были подписью и печатью, положившими всему конец? Лично я всегда считал это просто антрактом. Короче говоря, Марголотта, мир – это то, что происходит, пока готовится новая война. Невозможно приспособиться ко всем и вдвойне невозможно угодить всем гномам. Видите ли, когда я говорю с Алмазным Королем, он является рупором всех троллей, он говорит от имени всех троллей. В своей своеобразной разумности они предоставляют ему решать все, что касается политики. С другой стороны, у нас есть вы, сударыня: вы говорите от лица своего народа в целом, и большинство соглашений, заключаемых вами, вполне приемлемы для остальных. Но гномы… Это настоящее бедствие. Когда вам кажется, что вы говорите с лидером гномов, из-под земли вдруг выскакивают какие-то глубинники с дикими глазами, и все договоры превращаются в ноль, все соглашения теряют силу, и нет никакой возможности кому-то доверять. Как вы знаете, в каждом руднике на Диске есть свой король – дезка-кник[2], как они его называют. Как можно вести дела с подобными существами? Каждый гном – сам себе тиран.
— Хорошо, - сказала леди Марголотта, - Рис Риссон неплохо справляется в сложившихся обстоятельствах, и верхушка общества Убервальда… - теперь Ее Светлость почти шептала, - во многом на стороне прогресса… Но да, как победить раз и навсегда – я тоже хотела бы это знать.
Его Сиятельство осторожно поставил свой бокал.
— Увы, навсегда этого не сделаешь. Звезды меняются, люди меняются, и все, что мы можем, - это помочь миру в будущем с осторожной и вдумчивой решительностью установиться в покое и равновесии, даже если это означает, что некоторые из особо серьезных угроз придется раньше времени препроводить в могилу. Хотя, я должен сказать, что тонкие и тщательные расспросы о вещах, происходящих в мире, позволяют мне предположить, что Низкий Король – с которым, как диктует протокол, я связался, прежде чем приехать к вам, - уже строит планы, а когда он вступит в игру, мы бросим все силы ему на помощь. Он делает большие ставки на будущее. Он считает, что время пришло, тем более что в Анк-Морпорке проживает самое большое гномье сообщество в мире.
— Но, мне кажется, его люди не слишком приветствуют преобразования. И должна признать, я понимаю, почему. Прогресс – такая беспокойная вещь, когда в одиночку пытаешься сохранить мир во всем мире. Такая… непредсказуемая. Могу ли я напомнить вам, Хэвлок, что много, много лет назад эфебские философы построили двигатель, очень мощный, очень пугающий. Если бы эти люди добились того, чтобы пар приводил машину в движение, вся жизнь сейчас могла бы быть совсем другой. Как управлять будущим, когда один идиот может построить механизм, способный изменить все?
Лорд Ветинари выплеснул последнюю каплю бренди в свой стакан и весело сказал:
— Мадам, только дурак будет стоять на пути прогресса. Глас народа – глас бога, разумеется, под чутким управлением вдумчивого правителя. Поэтому я считаю: если настало время парового двигателя, паровой двигатель придет.
— И что, по-твоему, ты делаешь, гном?
Молодой Магнус Магнуссон старался не обращать особого внимания на старшего гнома, чье лицо, насколько он мог видеть, отличалось выразительной мрачностью гнома, который сам никогда не был молодым, так что он пожал плечами и ответил:
— Без обид, о преподобный, но мне кажется, что я разгуливаю в одиночестве, обдумывая свои дела, в то время как другие, полагаю, обдумывают свои. Надеюсь, ты вкапываешься[3]?
Говорят, что кроткий ответ предотвращает гнев, но это утверждение имеет много общего с пустыми надеждами и сейчас признается откровенно неточным, поскольку даже тщательно обдуманный кроткий ответ с хорошо подобранными словами может привести неправильного человека в настоящую ярость, если он и так испытывал гнев, а это именно в этом состоянии старший гном сейчас пребывал.
— Почему ты носишь шлем задом наперед, молодой гном?
Магнус был беззаботным гномом и потому совершил опрометчивый поступок, который, впрочем, показался ему логичным.
— Ну, преподобный, я ношу на нем свой скаутский значок. Знаете, что такое скаутское движение? На свежем воздухе? Не приносящее никакого вреда и служащее для укрепления товарищеских связей?
Похоже, это перечисление благих намерений не помогло Магнусу обратить врага в друга, и его чувство опасности запоздало заработало в полную силу. Старший гном оказался очень, очень недоволен его словами, и, пока продолжалась эта короткая перепалка, несколько других гномов прогулочным шагом приблизились к ним, глядя на Магнуса вызывающе.
Магнус впервые был один в двойном городе Здец[4] и Шмальцберг, и он не ожидал такого приветствия. Эти гномы были не похожи на тех, рядом с которыми он вырос на улице Паточной Шахты, и он попятился, торопливо бормоча:
— Я приехал навестить свою бабушку, если вы не возражаете, она не здорова, я проделал весь этот путь из Анк-Морпорка на попутных телегах, ночевал в стогах сена и сараях, это был такой длинный путь…
А потом все это произошло.
Магнус бегал быстро, как и подобает Анк-Морпоркскому Крысолову[5], и на бегу он все размышлял, что же он сделал не так. В конце концов, он столько перенес, чтобы добраться до Убервальда, и он был гномом, и они были гномами…
До него дошло, что в газетах дома говорилось о некоторых гномьих сообществах, которые не желали иметь ничего общего с какой бы то ни было организацией, включающей в себя троллей - традиционных и исконных врагов. Ну, разумеется, в его команде тоже было несколько троллей, и они были хорошими спортсменами; конечно, они соображали медленнее, но время от времени он заглядывал к ним на чашечку чая, а они – к нему. Только сейчас он вспомнил, что старшие тролли и старшие гномы были расстроены потому, что, после сотен лет взаимных попыток убить друг друга, они должны были считаться друзьями из-за единственного рукопожатия.
Магнус всегда понимал, что Низкий Город Низкого Короля – довольно темное место, и что для гномов это хорошо, потому что гномы и темнота всегда прекрасно ладили, но сейчас он ощутил куда более глубокую тьму. В этот момент ему показалось, что в этом городе у него нет друзей, кроме бабушки, а от ее дома его отделяет целый сонм неприятностей.
Он задыхался, но все еще слышал звуки погони, даже несмотря на то, что он оставил позади глубокие коридоры и тоннели и уже выбегал наверх из подземного города Шмальцберга. Он понял, что ему придется прийти в другой день… или другим путем.
