Сергей Шкенёв - Пёс имперского значения
— Вот и говорю — хорошо. А мои по указу о разбеднячивании в совхоз загремели на голый оклад.
— Жёстко с ними…. Ладно, не грусти, это не на всю жизнь. Исправятся, осознают, работать нормально научатся….
— Неплохо бы, но ведь пьёт батя-то.
— А с чего он?
— Ну…, десять лет председателем комбеда был.
— Да, тяжело ему будет. А сколько дали?
— Прокурор сказал — пока на самолёт не заработает. Так и в приговоре записано.
— Нихрена себе!
— И я про то же. Думаешь, от хорошей жизни из поваров в спецстройбат попросился? Больше половины денежного довольствия отсылаю.
— Я слышал, — Евстигней Корнеевич понизил голос, — после сдачи плотины премию дадут.
— Точно?
— Вот тебе истинный крест с серпом и молотом. Не знаю, правда, по сколько, надо у капитана спросить. Слушай, а твоему отцу какой самолёт нужен, истребитель или бомбардировщик?
— Да не его самого, а деньги…., - Вася замолчал, привлечённый гулом над головой, а потом спросил: — Слушай, Корнеич, а вон тот, что над нами, дорого стоит?
— Нам с тобой лет двадцать работать, — старый солдат поднял лицо к небу. — Неплохая машина, хоть пассажиров катай, хоть десант выбрасывай.
Спецназовцы замерли, заворожённые красивым зрелищем — за летящим самолётом распускались белые купола парашютов.
— Это чего?
— Вроде бы десант, Васёк.
— Наши тренируются?
— Не похоже. Чего бы нашим тут делать, они все сейчас в бывшей Румынии. Газет не читаешь?
— Значит интервенты, дядя Евстигней? Бежать надо!
— Стой, придурок, не в ту сторону! Это наши трофеи летят. Эх, как подфартило-то! Пошли.
Василий не мог понять, почему надо бежать именно к парашютистам, а не от них, но послушал опытного товарища, попавшего сюда за излишнюю любовь к трофеям в недавнем Освободительном походе. Тем более и половина батальона бросилась туда же, не выпустив из рук инструмента. Таскать с собой бетономешалку было несподручно, а вот вовремя подвернувшаяся лопата оказалась как нельзя кстати. Вдруг тем, кто появится без инструмента, комбат не разрешит участвовать в разделе добычи? А деньги лишними не бывают….
Кузнецов немного не дошёл до естественного рубежа обороны участка — громадной лужи, перед которой автомобили предполагаемого начальства должны были непременно остановиться, как страшный, почти человеческий крик за спиной заставил его обернуться. На стройку опускались парашютисты, и кричал один из них, влетевший по пояс в незакрытый по извечному разгильдяйству битумный котёл. Рядом, неестественно ровно, и прислонившись щекой к окровавленному прутку, торчащему над ключицей, сидел ещё один неудачник. Слишком точное прицеливание и высокая скорость спуска сыграли с десантом злую шутку.
— Какого чёрта? — вслух возмутился капитан. — Мы тут делом заняты, а эти сволочи в игрушки играются?
Пистолетный выстрел был единственным ответом. Другого уже не требовалось — на плотине уже вовсю кипела схватка. Два бойца, один молодой, а другой постарше, тащили куда-то длинный зелёный ящик, по пути отмахиваясь подручными средствами от посланцев небес, одетых в серые комбинезоны.
— А ну бросьте! — грозно зарычал комбат, обращаясь ко всем сразу.
Но послушался только Вася — дисциплинированно выполнив команду, он выпустил добычу из рук. И лопату тоже бросил. Этим тут же воспользовался один из десантников, прямым ударом в челюсть сбросив спецназовца в воду. Потом вытащил из ножен на поясе громадный тесак с зазубренным обушком, и с угрожающим видом попытался подступить к Евстигнею Корнеевичу.
— Брось ящик, сволочь краснозадая!
Его напарник попытался обойти старого солдата слева. Но если слова капитана и пролетели мимо ушей, то кирка в руках опытного трофейщика такого себе позволить не могла. Она с хрустом врубилась точно посредине, пробив череп парашютиста насквозь. Времени на то, чтобы освободить инструмент не оставалось, и Корнеич, оттолкнув жертву ногой, подхватил с земли оброненную Васей штыковую лопату.
— Это ты кого краснопузым назвал, гнида? — острая кромка боевой лопаты хищно поблёскивала, дублируя вопрос.
— Да я вас на Дону сотнями вешал! — продолжал упорствовать противник. — Голота беспортошная!
— Красновец? Сука! Из-за вас мы в восемнадцатом…. Курва! Да я с самим Владимиром Оскаровичем…, - и чуть смутился, увидев спешащего на помощь комбата. — Да я с самим генералом Каппелем на выручку к товарищу Колчаку шёл!
— А сейчас большевикам продался, шкура! — выдохнул десантник и резко бросил тесак.
Тяжёлое лезвие ударило в левую сторону груди, и бывший каппелевец упал навзничь, схватившись за сердце. Предпоследней мыслью было — не придавить копошащегося где-то внизу Ваську. А последней — что скажет комбат, когда найдёт украденную у него на днях фляжку? Да ещё продырявленную застрявшим в ней здоровенным ножом.
Но враг недолго торжествовал. Через короткое мгновение удар ломом по шее перебил ему позвоночник, и парашютист рухнул в опалубку, где торчащая арматура милосердно прекратила мучения. Максим Фёдорович взмахнул оружием как саблей, и бросился в гущу боя с упоением истинного ценителя хождений по краю бездны. Да и благородное негодование подогревали раздающиеся то тут, то там крики: — "Наших бьют!". Горло перехватывало чувством горькой обиды за попранную справедливость — били не просто "наших", били ЕГО солдат, а настоящий командир такое никому не передоверит.
Редкие выстрелы нападавших заглушались матерными воплями с обеих сторон. Ещё реже кто-то их нападавших успевал дотянуться до спецназовцев в рукопашную — топоры, ломы, обрезки арматуры не давали приблизиться. Скоротечная свалка быстро переходила в избиение, когда на одного наваливались впятером, а шестой просто добивал. А винтовки, сброшенные с самолёта в первую очередь, так и остались лежать в длинных зелёных ящиках.
— Батальон, ра-а-а-авняйсь! Смыр-р-рна! — капитан по возможности твёрдым шагом направился к Сталину. — Товарищ Генеральный Секретарь, Отдельный батальон специального назначения имени Двенадцати Апостолов отразил нападение на вверенный объект. Потери убитыми составили четырнадцать человек, ранеными — двадцать девять, из них одиннадцать тяжёлых. Противник полностью уничтожен. Командир батальона капитан Кузнецов!
— Майор Кузнецов, — поправил комбата Иосиф Виссарионович.
— Простите?
— Вы что, считаете что товарищ Сталин ошибается?
— Никак нет!
— Вот и хорошо. Раненым помощь оказали?
— Так точно, товарищ Сталин. Лёгким сделаны перевязки, а тяжёлые отправлены в ближайшую больницу.
— На грузовиках?
— Никак нет! В батальоне нет автомобилей, пришлось погрузить на ваши.
Деникин, стоящий рядом с вождём, рассмеялся:
— Придётся нам пешим маршем топать.
— Здесь подождём, — решил Иосиф Виссарионович. — Вот видите, Антон Иванович, и я могу ошибаться.
— В чём?
— Я думал, что кадры решают всё. Но товарищ полковник доказал — кадры решают всё, и ещё немного больше.
— Полковник, не майор?
— Конечно полковник. А разве вы против?
Чуть позже, с удобством расположившись на ошкуренном бревне у костерка, в котором потрескивали обрезки досок, Деникин поправил на коленях котелок с остывающей кашей и признался:
— Всякого ожидал я от Петра Николаевича, но не такого же! Генерал русской армии на службе у англичан…. Каково? Вот свинья.
— Нехорошо так про покойников, Антон Иванович.
— Что Вы говорите!? И давно?
— Точно не могу сказать, но через недельку можете отсылать венок, к похоронам успеют доставить.
— Обойдётся без венка…. У меня страна бедная, экономить надо.
— Не любите Краснова?
— А он не красна девка, чтобы его любить. Я, в отличие от него, Родину не предавал. Я за неё и с Временным правительством воевал, и с вами…. Простите, с ними.
— С кем?
— С ними, с большевиками, — пояснил Великий Князь Литовский, выбирая из каши кусочки тушёнки.
— А я тогда кто?
— Это Вам знать лучше. Ведь знаете же? То-то и оно, а вслух сказать боитесь.
— Не время ещё, Антон Иванович.
Деникин пожал плечами, и принялся за чай. Осторожно подул в кружку, отхлебнул чуток, оценивая крепость и сладость, и спросил:
— А вот скажите — почему у ваших солдат оружия не было?
— Это же спецназ, — Сталин прищурился. — Такие звери, что им даже винтовки не выдают.
— Профессионалы, — уважительно кивнул Деникин. — Страшные люди.
Глава 13
А я живу в России,
В самой крайней точке бытия.
А я живу в России,
Просто это Родина моя.
Сергей Трофимов.
"Правда. 24 июня 1934 года.
Париж. (ТАСС) По сообщениям парижских корреспондентов "Таймс" и "Дейли телеграф", во Франции запрещено рекламирование масла, свиного сала, Бэкона и очищенного прованского масла.
