Алексей Лютый - Рабин Гут
Меня, если честно, такая перспектива не устраивала. Я, между прочим, не успел еще толком пообщаться с той московской сторожевой, которую встретил в «собачьем» магазине! К тому же у меня в нашем времени и еще кое-какие дела остались. Я, например, собрался уши пооткусывать тем двум восточноевропейским хамам, которые вечно над моим именем издевались!
В общем, домой следовало возвращаться, и как можно быстрее! Только я не представлял, как это сделать. Если, судя по всему, Мерлин застрял в нашем времени, то дожидаться мы его будем минимум до пенсии. Может быть, он уже сидит в психушке в смирительной рубахе и воет волком на луну, не в силах чего-либо наколдовать! Жди теперь, когда он ручки шаловливые освободить сможет и до нужных ему материалов доберется.
Мне-то было абсолютно ясно, что найти способ вернуться в свое время мы должны сами. Но объяснить прописные истины этим трем олухам я не мог. Ну не понимают они моей речи! Вот поэтому и сидел рядом с Каутой, чтобы ненароком не покусать тормозного Жомова, и теребил зубами кожаные ножны рыцарского меча. Чтобы челюсти были делом заняты и не просились оттяпать кусок чьей-нибудь ягодицы!
– А я тебе говорил, Сеня, что возвращаться нужно было как можно быстрее, – Попов едва не заплакал от расстройства. – А ты все свое: Мерлина нужно ждать. Дождались, блин, на свою голову. Вдруг вернемся теперь домой, а у меня рыбки все с голоду сдохли?
– Дождешься от них! – усмехнулся Рабинович. – Они скорее из аквариума повылезают и маму твою съедят.
– Ни фига, – не согласился Жомов. – Его мама круче моей тещи. От нее даже Мурзик под стол прячется. Она сама сначала рыбок слопает, а потом за соседей примется!
– Ну, спасибо. Утешили, – обиженно проговорил Андрюша. – А я, между прочим, к вашей родне не цепляюсь. Хотя именно по вашей милости и помрем тут все. Так вам и надо!
– Нет уж, господа! – заголосил Горыныч своим мерзопакостным трио. – Я помирать не согласен. Или вы найдете способ вернуться назад, или я вас зажарю, чтобы лишить возможности функционировать ваши органические субстанции. Может быть, тогда все и нормализуется.
– Я тебе зажарю! – снова замахал Жомов пистолетом. – Я на тебя огнетушитель быстро найду. Мыльные пузыри потом пускать задолбаешься!
В общем, препирались они таким образом еще довольно долго. Но куда бы ни начинал уходить их спор, возвращался он всегда к одной теме: нужно искать жилище Мерлина. Тоже хорошая задачка!
Дело в том, что старый колдун для создания таинственности вокруг своего собственного существования жил где-то в пещере, словно питекантроп. А может, просто недалеко еще от пещерных предков в развитии ушел.
Где находилось жилище Мерлина, мало кто знал. Некоторые даже считали, что старый чародей каким-то колдовством уменьшает свое жилье и постоянно таскает его в дорожной сумке. Истинное расположение пещеры колдуна знали только Артур и Ланселот. А они, как известно, тоже были в отлучке.
Был еще у Мерлина слуга, который носил ему пищу и делал по дому мелкую работу. Раньше он проживал в Каммлане, но после исчезновения своего сэнсэя пропал и сам. Говорят, что ему так не хотелось возвращаться на работу к старому брюзге, что слуга поспешил сбежать за пределы страны. Причем сразу, едва узнал о новой отлучке Мерлина. Надо думать, что в дорогу он захватил максимум полезных вещей. Так что колдун по возвращении кое-чего недосчитается!
Искать перепуганного мальчишку было делом неблагодарным. На это могли бы уйти многие месяцы (тем более при использовании здешних средств передвижения). Такого количества времени у нас не было. Поэтому мудрый Рабинович предложил вернуться в Каммлан и поспрашивать там. Может быть, кто-нибудь видел хотя бы, в какую сторону уходил слуга колдуна!
Лично я подозреваю, что причина для возвращения в город у Сени была несколько другая. Не думаю, что он действительно надеялся найти в окрестностях Каммлана неуловимую пещеру Мерлина. Скорее всего Рабиновича вела в Каммлан жажда наживы. Ведь обещанный гонорар за ликвидацию страшного зверя мы еще не получили!
Толп ликующих жителей, устроивших празднество по поводу их чудесного спасения, на улицах Каммлана мы не встретили. Несмотря на то, что Сеня уговорил Горыныча не разговаривать, изображая поверженного монстра, и даже нацепил на одну из его голов мой ошейник с поводком, при виде нас сборище людей на площади мгновенно разбежалось по разным углам. Как мартовские коты от берсерка-бультерьера!
С нашего постоялого двора немногочисленных посетителей и вовсе будто ветром сдуло. Даже хозяин, на что уж мужественный и принципиальный мужик, и тот скрылся на кухне и не желал выходить. Он истошно вопил из-за закрытой двери, требуя немедленно прекратить колдовство и прибить неприглядное чудище. На что Горыныч страшно обижался!
В ответ на столь неприкрытый расизм то одна, то другая голова чудища, не сдавленные ошейником, пытались начать с хозяином постоялого двора дискуссию о праве на существование любых жизненных форм. Пришлось Рабиновичу сунуть поводок Жомову (не Ваня, а просто какая-то палочка-выручалочка!) и заставить увести Горыныча во двор. Только после этого Катберт соизволил покинуть бомбоубежище и потребовать объяснений.
Не устану я поражаться тому, как мой Сеня мастерски умеет стрелки переводить! Ему бы на железную дорогу пойти, цены бы мужику не было. Ни один бы поезд графика не нарушил, но зато и куда нужно ни за что бы не пришел!
Рабинович, естественно, об обвинениях в колдовстве и думать не мог. Он-то человек просвещенный (особенно после общения с Горынычем). Умеет всему находить рациональное объяснение. Откуда же Сене было догадаться, что не поймут местные аборигены, почему огромный дракон, едва не спаливший полстраны, превратился в уродливого карлика! Ну, тупые они!
Это мы уже знаем, что у Горыныча физиология так устроена. Злится он – раздувается, как мыльный пузырь. А когда расстроен или боится, то на пересушенный изюм становится похож. Но аборигены к таким выкрутасам привыкнуть не успели. Поэтому досталась Рабиновичу вместо почестей, причитающихся великому рыцарю – победителю драконов, слава опасного колдуна. А ему это нужно?!
Вот мой Сеня и поступил мудро. Неожиданно для всех он пал ниц перед испугавшимся Поповым и начал превозносить святость этого человека (о которой и так уже ходила молва), при помощи слова божьего уменьшившего страшного зверя.
– Попробуй еще раз что-нибудь проорать! – прошипел Рабинович, не поднимая головы, почувствовав, что Попов наполняется божественным откровением и собирается исполнить во всю мощь своих легких что-то похожее на «Марсельезу».
– Не больно-то и хотелось! – фыркнул Попов, но отказать себе в маленьком представлении не смог.
– Встань с колен, сын мой, и лобызай крест, что спас тебя. И руку, этот крест державшую! – проговорил Андрюша густым дьяконским басом.
От такого предложения морда Рабиновича так перекосилась, словно ему в зубы килограмм зеленых лимонов запихали. Или мой собачий корм попробовать пришлось! Попов, едва сдерживая дикий хохот, епископским жестом протянул вперед свою пухлую ладонь. Сеня сам кашу заварил, поэтому ему ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться этому бредовому требованию Андрюши.
– Ладно, гад. Все тебе зачтется. И бритье, и поцелуйчик этот! Я-то тебя облобызаю, но и ты, братан, терпи, – прошипел Сеня и вместо поцелуя укусил Попова за палец.
Андрюша едва не заорал от боли, но сдержался. За что и был вознагражден! После убедительной речи Рабиновича в святость Попова поверили все. И Андрюше пришлось стоять полчаса в царственной позе и совать для лобызания свою клешню под нос всем домочадцам Катберта. Рабинович наблюдал за этой процедурой с хитрой улыбкой.
– Поздравляю, Андрюша! – проговорил он, едва последний из аборигенов отпустил руку Попова. – Теперь у тебя полный букет. Я уж не говорю о дизентерии, чесотке и прочих мелочах. Но вон у того индивидуума я заметил явные признаки проказы…
Попов в неописуемом ужасе посмотрел на свои руки и бросился прочь из постоялого двора. В течение часа после этого события Рабинович с глубочайшим внутренним удовлетворением наблюдал в окно своей комнаты, как бедный Андрюша песком, глиной, местным мылом и еще бог весть чем оттирает «инфицированные» руки. Отыгрался на глупеньком, называется.
Поначалу Катберт наотрез отказался пускать Горыныча внутрь своего постоялого двора. Он потребовал поместить чудище в хлев. Но, увидев, как взбесились там коровы и лошади, не желавшие терпеть в своем обществе такого урода, пошел на попятный.
– Хорошо, ведите свое чудище в дом, – сдался Катберт. – Только пусть святой человек от него ни на шаг не отходит! А то мало ли что случиться может…
А Попов и рад! То ли у него с обонянием большие проблемы, то ли Андрюша был согласен и тухлые яйца нюхать, лишь бы от мух избавиться. В общем, получился у них с Горынычем симбиоз. Монстр вокруг него своим дыханием мух уничтожает, а Попов не позволяет местным мальчишкам в Горыныча навозом кидаться!
