Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда
Поэтому, заметив со своего наблюдательного пункта людей Меандра — скитальцев, как их принято было именовать, — мы с Тэситом просто не знали, что и подумать. Какой только сброд не влился в его окружение за время странствований! Короля-скитальца и его подданных многие называли не иначе как вечно движущимся хаосом. Самому Меандру даже в голову не приходило требовать хоть какого-либо отчета от своих подданных, призывать их к порядку, к выполнению каких-либо правил, к соблюдению законов. Он вообще мало на кого обращал внимание. Казалось, после смерти королевы Тии его вообще ничто на свете не занимало и не заботило.
Многие считали, что Меандр попросту спятил.
Мне тоже так казалось. Во всяком случае, при виде десятка всадников из числа подданных этого безумца, огибающих Элдервуд, я ощутил в своей душе безотчетный страх.
— Что будем делать? — спросил я Тэсита.
Тот недоуменно пожал плечами:
— Делать? Да ничего не будем. В Элдервуд они не въехали, и лично для меня этого вполне довольно. Иначе у нас появились бы проблемы, это уж как пить дать. А так… — И он беззаботно махнул рукой.
Над нашими головами прогрохотал гром, по листьям застучали тяжелые капли дождя. Мы спустились вниз, забрались в одну из пещер и стали пересказывать друг другу все, что нам было известно о Меандре. Тэситу он был не по душе, мне же личность странствующего монарха, будь он хоть сто раз безумцем, казалась загадочной и не лишенной некой интригующей привлекательности.
— Может, и мне стоило бы к нему примкнуть, — вслух размечтался я. — Я ведь нигде еще на свете не был, кроме нашего Города и Элдервуда.
— И как только тебе могла прийти в голову такая глупость? — напустился на меня Тэсит.
— Вовсе не глупость. Может статься, он единственный из всех королей, кто сам живет и другим жить дает. И подданные, между прочим, им довольны.
— Меандр умалишенный, — насупился Тэсит.
— Это как посмотреть, — не сдавался я. — А вдруг он как раз самый что ни на есть нормальный, просто весь мир вокруг него спятил с ума?
Тэсит подтянул колени к подбородку и терпеливо возразил:
— Для Меандра не существует таких понятий, как справедливость, закон и порядок. Он и его люди — воплощенная непредсказуемость. Есть в этом свое обаяние, не спорю. Но ведь от них не знаешь, чего и ждать. Никогда не знаешь. А это, поверь, небезопасно.
Дождь усилился и вскоре обратился в настоящий ливень. В пещере было тепло и сухо, и мы с Тэситом болтали без остановки обо всем вперемешку, перескакивая с важных предметов на пустяки. День закончился, наступили сумерки, а за ними и вечер. Я сам не заметил, как заснул под убаюкивающую мелодию дождя.
Картина, которая мне привиделась, была такой яркой, словно предстала передо мной наяву.
Я увидел мать. Маделайн со мной говорила, но будто бы откуда-то издалека. Смысла ее слов я тогда в точности не уловил, да и до сих пор не могу их припомнить. Разумеется, она, как всегда, упомянула о моей великой судьбе и предначертанных мне подвигах. Но наряду с этим было и еще что-то — возможно, даже не в словах, а в ее интонациях, во всем ее облике, — что-то пугающее, жуткое.
Я даже во сне осознавал: она так говорит и так себя держит, словно видится со мной в последний раз.
Она вскрикнула, и я проснулся. Эхо ее жалобного вопля все еще отдавалось у меня в ушах, но его перекрыл громовой раскат, который раздался снаружи.
Просыпаясь, я здорово дернулся и разбудил этим Тэсита. Еще не вполне стряхнув с себя сонное оцепенение, я выпалил:
— Мне надо домой.
— Что случилось? — забеспокоился Тэсит.
Но мне некогда было объясняться с ним. Я опрометью бросился вон из пещеры. Дождь все еще лил, но мне было плевать и на это. Меня гнал вперед ужас, равного которому я еще никогда не испытывал. Я даже о своей хромой ноге почти позабыл, мчась во весь опор через лес по тропинке, с которой ни разу не сбился, несмотря на дождь и темень. К этому времени я уже знал Элдервуд не хуже Тэсита.
Он, кстати говоря, следовал за мной по пятам. Обнаружил я это не сразу, поскольку Тэсит неизменно передвигался по лесу без единого звука, как тень, даже если у него не было нужды ни от кого таиться. Лишь когда он коснулся ладонью моего плеча, я понял, что он решил меня сопровождать. Мне было все равно. Я откуда-то твердо знал, что мне сейчас надлежит быть в трактире, и торопился туда изо всех сил.
Распахнув входную дверь пинком ноги, я ввалился в общий зал, и первым, кто попался мне на глаза, был Строкер собственной персоной. Он грелся у очага, стоя ко мне спиной. Посетителей было мало — лишь несколько завсегдатаев, да и те держались против обыкновения скромно. Выглядели они все насмерть перепуганными. Они переговаривались о чем-то полушепотом, сбившись в тесный кружок у края стола. Стоило мне войти, и лица всех этих пропойц как по команде повернулись в мою сторону. В наступившем молчании, в бездонной глубине их расширенных от страха зрачков таилось нечто зловещее. И даже Строкер, прежде всегда относившийся ко мне хуже некуда, теперь всем своим видом выражал сочувствие.
Я обратился к нему таким тоном, как если бы продолжал давно начатый разговор:
— Где она?
Представьте себе, у меня, несмотря на весь мой ужас, на боль от невосполнимой потери, о которой я безошибочно догадался еще во сне, в пещере, мелькнула мысль: ну и дико же я, поди, выгляжу — со всклокоченными и слипшимися от дождя волосами, в измятой и порванной о ветки одежде, в грязи по пояс… Я-то сам, поверьте, плевать на это хотел, но то, что Строкер против обыкновения не сделал мне замечания по этому поводу, напугало меня едва ли не больше всего и стало последним, едва ли не самым весомым подтверждением моих наихудших опасений.
Строкер кивком указал на дальнюю комнату, я не мешкая бросился туда и распахнул дверь. Там служанка Астел горько плакала над телом моей матери.
Я стоял у порога как вкопанный, не в силах шевельнуться. В голове у меня не было ни одной мысли. Глаза Маделайн были открыты, но душа, судя по их выражению, успела уже покинуть тело, оставив ее веки распахнутыми. Так иные в спешке убегают из своих жилищ, не успев захлопнуть двери.
Тэсит положил мне руку на плечо. Я ее сбросил и подошел к Астел. Оцепенение мое внезапно прошло без следа, уступив место ледяному спокойствию, которое меня самого слегка удивило. Я одновременно говорил, двигался, словом — действовал и в то же время словно бы глядел на себя со стороны.
— Как это было?
— Это… это скитальцы… — с рыданием выдохнула Астел. — Один из людей Меандра. — Они друг на друга ужас как кричали — он и твоя бедная мать… Я хорошо слышала их голоса. Да и всем слышно было. Он требовал, чтобы она… на такую гадость ее подбивал, что и выговорить-то срамно… А она отказалась. Она ведь была достойной, порядочной шлюхой, бедняжка. Ей ли вытворять мерзости, которых от нее требовал этот… подонок этот. — Астел произнесла слово подонок с таким отвращением, что изо рта у нее во все стороны полетели брызги слюны. — Его приятели остались снаружи, а этот решил поразвлечься тут, с нею… — Голос Астел прервался, и я не стал ее торопить. Спешить теперь было некуда. — Мы слыхали, как он сшибал здесь лавки, как пытался стол перевернуть. И даже хруст, когда он ей сломал шею. Все, кто был в зале, это слышали.
— Его имя, — хрипло потребовал я. — Догадался ли кто-нибудь из вас узнать, как его зовут, чтобы я мог его отыскать?
— Нет. Но она, прежде чем умереть, успела его пометить, будь здоров как! По этим отметинам ты его сразу узнаешь!
— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил Тэсит.
Астел растопырила пальцы правой руки и, слегка их согнув, сделала вид, что кого-то царапает. Я сразу все понял. Ногти у моей матери были на удивление длинные и крепкие, она их любовно подпиливала и всегда за ними очень следила. И коли она решила воспользоваться ими как оружием — что ж, горе тому, против кого оно было обращено! Лично я не желал бы оказаться на его месте. Я скользнул глазами по ее мертвой ладони. Да, вот они, пятна крови на кончиках пальцев, ошметки чьей-то кожи под острыми ногтями. Она оставила на лице своего убийцы вечное, несмываемое клеймо, несколько глубоких шрамов…
Своего убийцы…
В душе у меня стала закипать ярость. Я протянул руку к мертвому лицу моей матери и закрыл ей глаза.
Прошелся взад-вперед по комнате. Надо было что-то предпринять.
Должен вам заметить, что в тот момент я меньше всего на свете думал о справедливости и чести, у меня и в мыслях не было рассчитывать на защиту закона и тому подобное. Я слишком рано и слишком хорошо узнал, как жесток и несправедлив мир вокруг меня.
Маделайн до последней своей минуты оставалась единственным живым существом на всем белом свете, которое целиком и полностью принадлежало мне. Она была моей матерью, которую я на свой лад любил, которой сострадал, в которой нуждался. Наверняка в огромном нашем мире существовали более достойные особы женского пола, но они не имели ко мне никакого отношения. Маделайн, трактирная шлюха, являлась тем немногим, чем я располагал на земле. И вот какой-то бродяга походя лишил меня даже этой малости. Он, ублюдок, распорядился тем, на что не имел никаких прав.
