Сергей Костин - Лысая голова и трезвый ум
Милиция давно разъехалась по домам. Только какие-то люди в желтых комбинезонах и противогазах утапливают в жидком бетонном фундаменте черную одежду Бэтмена и машину с расквашенным капотом.
Капитан Угробов ворчит под нос: — «Ничего, ничего» — и отправляет метким броском черное тельце летучей мыши в бетонное основание.
Человек в желтом комбинезоне делает по трупу мыши контрольный выстрел и утапливает тельце лопатой.
Хлюп. И никаких следов. Никаких улик.
— Товарищ капитан, — становлюсь рядом с капитаном. Баобабова пристраивается с другого бока. Утренний ветер обдувает наши мужественные лица. — Но вы же все видели? Вы же можете подтвердить?
Угробов не выдерживает молодого лейтенантского пылающего взора. Отводит глаза на людей в комбинезонах.
Баобабова понимающе вздыхает.
— Знаете лейтенант, — Угробов брезгливо обтирает ладони об штаны. — Я еще хочу доставить себе удовольствие видеть вас живыми и здоровыми. Так же, как и себя. Поэтому отвечу искренне. Я ничего не видел. Я ничего не знаю. Но с этого дня ваша группа получит все, что захотите. Это единственное, что могу сделать для вас и для отдела «Пи».
— Неужели все так и закончится? — нас с Баобабовой душит обида. — Выходит все зря?
— Почему зря? — удивляется капитан Угробов. — Митричу вашему медаль непременно выпишем. В вы, товарищи оперативные работники, работайте. Родина ждет от вас новых подвигов.
* * *Звонит, надрываясь, телефон. Бедняга. К нему никто не идет на помощь. Потому, что в нашем отделе не до надрывающихся телефонов.
Прапорщик Баобабова с утра получила порцию замечаний от начальства. Опоздание на работу, плюс превышение должностных полномочий. По дороге на работу, руководствуясь собственной инициативой, по старой привычке разогнала несанкционированный митинг. Двадцать человек со свернутыми знаменами в темной подворотне. После того, как подъехало подкрепление, выяснилось, что это дворники района с метлами проводили планерку на местности. После внезапного вмешательства Баобабовой улицы нашего города надолго погрязнут в мусоре, а врачам прибавится работы.
Мария переживает. Никогда раньше не доводилось видеть переживающих прапорщиков. Тупо глазеет на мусорную свалку за окном. Не глядя, вырывает из очередного любовного романа страницы и, комкая, разбрасывает по отделу. По личному опыту знаю, что сейчас Машку лучше не беспокоить. Двинет по морде с продыхом, два часа на полу валяться. Неинтересно.
Телефон выдает очередную протяжную трель. Кому-то не терпится пообщаться.
Без всякого интереса рассматриваю пустые шкафы. За две недели работы секретного отдела «Пи» на пыльных полках появилась только одна папка. С жирной единицей на обложке и с единственным целлофановым пакетиком внутри. В пакете кусок крыла гигантской летучей мыши неизвестного производства. Все, что осталось от нашего первого задания. Начальство приказало забыть славную разработку Бэтмена. Я понимаю. Государственные секреты превыше всего. Пусть все остается в голове. Непонятно только, на кой черт столько пустых полок?
Телефон заводит надоевшую трель. Баобабова не выдерживает. Выхватывает из кобуры пистолет и, не целясь, стреляет. Попадает в единственно ценную вещь в кабинете. В кактус, который подарил нам капитан Угробов после благополучного возвращения своего личного оружия.
— Глупо, — комментирую вспышку гнева коллеги, наблюдая, как жизнелюбивое растение отторгает из себя три кусочка свинца. Расплющенные пули звонко падают на блюдце с засохшими водяными разводами.
— Лесик! Только давай без нотаций! — морщится Баобабова. В ее глазах тоска и боль.
Пожимаю плечами. Можно и без нотаций. Но кактус не виноват в том, что кому-то в подворотнях видятся несанкционированные митинги. Сдержанней надо быть. И внимательней к трудовому народу, который необходимо защищать, а не разгонять при помощи кулаков.
Телефон звякает не так уверенно, как раньше. Недавно прочитал, что окружающие нас вещи чувствуют человеческие настроения. Наверно телефон тоже чувствует, что всех достал.
— Может, ответишь?
Можно и ответить.
Сдвигаю руку чуть правее, двумя пальцами поднимаю моментально успокоившуюся трубку. Мне не трудно.
— Але?
Тихий, до боли знакомый голос капитана Угробова долетает до ушей:
— Оба. Ко мне. Быстро. Пи. Пи. Пи.
Это гудки отбоя. Современные телефонные станции еще не научились пипикать, заглушая нецензурные выражения. И если в телефоне пипикает, значит не надо искать в этом какого-то скрытого смысла.
— Капитан?
По лицу Баобабовой легко догадаться, что она думает в данную минуту о капитане. Лицо Марии, вообще, как книга. Если прищурен глаз, скулы напряжены, а указательный палец неврастенически дергается, значит Угробов, в воображаемом плане, представляет разложившийся труп, прострелянный во всех возможных местах.
— Вызывает.
Нам ли обижаться на Угробова? Душевный человек и строгий начальник. Сразу же после завершения операции по Бэтмену вызвал нас в кабинет, где и сообщил радостную весть. Нашему отделу приказом свыше выделена индивидуальная машина. Без шофера, но хорошая. Конечно, Машка сразу же заикнулась о раздолбанном Запорожце, на котором будет стыдно выехать за ворота гаража. Но капитан Угробов успокоил. Придержал ручищами разбушевавшуюся Баобабову, после чего продемонстрировал в окошко выделенный транспорт. Машка, как только в окошко полюбовалась, сразу успокоилась.
Черный, сверкающий джип, конфискованный у какого-то барыги.
Вот-вот. У меня тоже дыхание перехватило.
После срочного заседания нашего отдела, при непосредственном участии самого капитана, было решено модифицировать модель под нужды отдела. Заднюю часть отгородить от водителя стальной перегородкой с зарешеченным окошком. Кожу, кресла и прочую дребедень заменить на долговечную жестяную обшивку из листового железа, приваренные к полу железные скамейки и дежурным плафоном из красного стекла.
В средней части, по просьбе прапорщика Баобабовой, решено было оставить отсек для оборудования, который, опять же по словам Марии, когда-нибудь должно было появиться в отделе. А пока свободное пространство Машка зарезервировала под свой ящик со всяким добром.
Капитан Угробов посоветовал прикрыть колеса дополнительными щитами Все стекла, кроме кабины, заварить к чертовой матери, а на передок, заместо ненадежных импортных дуг, поставить старый, проверенный временем и делами двадцать четвертый швеллер.
Он также собственноручно притащил в гараж стокилограммовую рацию, которую еле втиснули заместо выдранных со всеми потрохами магнитолы, телевизора, бара, вентиляции, микроклимата, подстаканников, под тарелочников и еще одной штучки с лампочками, назначение которой никто не знал.
Рация вписалась в обновленный интерьер салона словно была создана исключительно для этого. Красное, покрашенное кисточкой, дерево. Плавные изгибы и антенна на три метра высотой. Красота.
Начальник гаража, дядя Саша в отставке, когда выгонял машину после модификации, плакал от зависти. А я первые дни просто боялся подойти к броневику.
— Раз вызывает, значит надо, — прапорщик Баобабова, невзирая на личные обиды, поправляет заплаканный бронежилет, приглаживает стриженую голову и, подождав меня у дверей, первой выходит в коридор.
По дороге нас отлавливает начальник гаража дядя Саша. Сообщает, что пьяный слесарь Серега, посланный на круглосуточную заправку за горючим, сдуру перепутал машины и поехал на нашей машине. По дороге не справился с управлением и врезался на полной скорости в проезжающий по встречной железнодорожной ветке локомотив. И теперь железнодорожники предъявляют иск нашему отделению за разнесенный вдребезги состав.
Оставляем дядю Сашу в покое только после клятвенного обещания подкрасить содранную при столкновении краску на швеллере. А алкаша Серегу лично обещаю поставить к стенке гаража и расстрелять.
Старая добрая примета. Если у напарника день начался не слишком удачно, то остаток рабочего времени будет не лучше.
В приемной расстроенная секретарша Лидочка. При перепечатывании очередного приказа сломан ноготь. Наверняка самый нужный. На мизинце.
В отличие от прапорщика Баобабовой, которой чужое женское счастье по бронежилету, успокаиваю секретаршу Лидочку как могу. Оставляю ей на память стреляную гильзу. Милицейское поверье говорит, если в тихую погоду вставить пустую гильзу в ухо, можно услышать вой милицейской сирены.
Секретарша Лидочка искренне отмечает такое свойство моего характера, как дурость и советует поскорее предстать перед грозными глазами начальства, у которого уже два часа сидят дядьки в погонах с цветочками.
Давно замечено, что хуже всех в званиях разбираются секретарши и посудомойки.
— Разрешите? — Баобабова без стука, ну не научили человека, распахивает дверь. Также, не дожидаясь разрешения, проталкивает меня вперед себя.
