Дмитрий Емец - Великое Нечто
И услышали они голос его: помните, что я сказал!
И вдруг познали, где искать Нечто: увидели звездный путь к нему, увидели зарождавшееся светило и планету с дремлющей жизнью, но не могли идти, ибо души их были увязаны с материей, и возрыдали…
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Чистые пруды».
Услышав записанный на пленку голос, Лирда очнулась.
— Мы чуть не проехали, скорее! — закричала она и, схватив зазевавшегося Грзенка за руку, бросилась к выходу. Едва они выскочили, как двери захлопнулись. У Лирды защемило юбку, и лишь в последний момент она ее выдернула. Кнорс не успел вылететь, и ему пришлось просачиваться уже из тоннеля, где вдруг заискрили провода и послышался легкий скрежет. Похоже, его шарахнуло током, что привело хищника в состояние радостного обалдения. В черном сплошном облачке появился просвет в форме идиотской улыбки.
«Лу-бян-ка», — прочитал Грзенк надпись на перроне станции. — Зачем нам эта «Лу-бян-ка»?
— Папочка, где ты видел прямой поезд от «Университета» до «Беговой»? Нам нужно пересесть на «Кузнецкий мост»! — Лирда подхватила растерянного узбека за локоть и потащила его к переходу.
— Эй, кнорсик, за мной! Не отставай! — весело крикнула она.
Когда они спускались вниз на эскалаторе, шарахнутый током и прибалдевший кнорс разбил две большие лампы и погнул щит с рекламой.
— И какой от него толк! — пробормотал Грзенк. — Что он стоит рядом с майстрюком.
Внизу у эскалатора стоял сонный краснолицый сержант милиции Дорохвощенко и предавался меланхолии, размышляя о том, как все в нашей человеческой жизни хреново. Денег нет, башка после вчерашнего трещит, отпуск обещают в декабре…
Дорохвощенко совсем ушел в свою мерлюхлюндию, как вдруг сверху послышался грохот ламп. Осколки запрыгали вниз по наклонному скату. Приготовив дубинку, милиционер кинулся к эскалатору и увидел девушку в свадебном платье, а рядом с ней морщинистого узбека в тюбетейке и полосатом халате, явно замешанных в этом вредительском акте.
Не обращая на Дорохвощенко внимания, оба преспокойно направились мимо него к переходу. От такого нахальства у милиционера глаза на лоб полезли.
— А ну стоять! Эй ты, аксакал, очумел? — закричал он, загораживая Грзенку проход. — Зачем лампы бил?
Старичок рассеянно посмотрел на Дорохвощенку и остановился.
— А, вы об этом… Бедняга просто отсырел, — сказал он.
— Что? Ваши документы! — нахмурился Дорохвощенко, мрачно похлопывая дубинкой по ладони.
Грзенк снял тюбетейку и погладил себя по лысине.
— Что ему надо? — спросил он у Лирды. — Какие документы?
— Имеется в виду твое удостоверение с указанием социального статуса, — объяснила Лирда. — Вроде печати на хвосте у лапитян или татуировки между задних ног у мук-сов. У землян на этот счет существует даже пословица, довольно неприличная: «Без бумажки ты какашка».
— Не умничай! Давай документы! — побагровел Дорохвощенко. Не держите меня за идиота!
— Никто вас не держит. Это вы нас задерживаете, — терпеливо сказала Лирда. — Документов у нас нет, мы еще не успели их подделать. Но не волнуйтесь, с социальным статусом у нас все в порядке. Всего хорошего!
И они спокойно тронулись мимо сержанта к переходу.
— Куда? Стоять! — закипел Дорохвощенко, брызжа слюной. Он погнался за ними и хотел схватить узбека за халат.
Но не успел он даже дотронуться до старичка, как что-то ослепительно сверкнуло у него перед глазами. Вообразив, что в него выстрелили, Дорохвощенко потянулся к пистолету, но рука замерла на полпути к кобуре. Стрелять явно было уже не в кого.
Стены родного метрополитена, надоевшие до чертиков, исчезли. Сержант увидел, что стоит по колено в снегу. Услышав какой-то звук, он резко обернулся.
Несколько оленей разгребали копытами снег. Увидев в сотне метров от себя дым, Дорохвощенко, ежась от холода и матерясь, подбежал к костру. У чума, подобрав иод себя ноги, сидел чукча и курил трубочку.
— Вертолетка вчера улетел, начальник, — заметил он, не проявляя ни малейших признаков удивления.
— Где я?! — закричал Дорохвощенко.
— В тундре, однако, — невозмутимо сказал чукча.
— А, чтоб! До телефона далеко?
— Три дня, — чукча выпустил из трубочки клуб дыма. Сержант мешком осел в снег. Чукча сочувственно посмотрел на него:
— Замерзнешь, однако, начальник. Спирт кушать хочешь?
— А… Давай!..
Тем временем пришельцы перешли на «Кузнецкий мост» и, сев в последний вагон, поехали в сторону «Беговой». Кнорс мигом втиснулся в тоннель между рельсами, где его опять шарахнуло током.
Он заскрежетал, что служит у кнорсов признаком удовольствия, и опять сунулся. Всю дорогу, пока Грзенк и Лирда ехали до «Беговой», в тоннеле за поездом сверкали высоковольтные вспышки.
— Никогда не видела кнорса таким счастливым, — удивилась Лирда. — Он всегда мрачный, а теперь резвится, как котенок. И дедушке здесь тоже очень нравится. Это хорошая планета.
— Ерунда! — проворчал Грзенк, стараясь не вспоминать, как приятно было парить в вечернем небе и какие чувства вызывала жирная болонка.
— Не вредничай! Ты же знаешь, что не прав! — заявила Лирда. — Земля — такая планета, где каждый может найти себе развлечение по душе.
Словно подтверждая ее слова, в тоннеле заискрило. Кнорс втек в вагон через стекло и мутным облачком растянулся под потолком.
— Станция «Беговая». Будьте осторожны при выходе из последней двери последнего вагона…
Грзенк, собиравшийся вслед за Лирдой выйти именно из последней двери, насмерть перепугался и, на всякий случай раздумав вообще пользоваться дверьми, вылез через приоткрытое окно вагона, шлепнувшись у ног дочери.
— Ты что, пап?
— Привыкай к нестандартным решениям, дщерь моя. Только это поможет тебе избежать ловушек майстрюка, когда он появится, — вставая, назидательно сказал Грзенк.
Ранние прохожие косились на эту странную пару: старого узбека и невесту, — но, по обычаю москвичей, не задавали вопросов. Когда они проходили по тротуару вдоль газона, Лирда приостановилась и показала Грзенку на траву.
— Это здесь я видела ползонога, — сказала она.
— Ползонога? Они вымерли во всех первоначальных мирах! — не поверил Грзенк.
Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверь. В коридоре послышались шаги, и дверь открылась.
Лирда увидела Павла в растянутых спортивных штанах и с зубной щеткой. Павел некоторое время дико разглядывал ее, потом что-то промычал и бросился в ванную.
— Я зубы чистил! — крикнул он, взмахивая руками, как ветряная мельница, и исчезая в комнате. — Извините, Лидочка, я оденусь!
Грзенк и Лирда протиснулись в коридорчик. Узбек зачем-то поднял с пола домашнюю тапку, долго ее разглядывал, а потом попытался спрятать под халат, но Лирда шлепнула его по руке.
— Не трогай! — прошептала она. Грзенк вздохнул и выбросил тапку.
— Хотел исследовать, — пояснил он.
Кнорс просочился в коридор, и в коридоре сразу стало туманно.
— А ну брысь! — шуганул его Грзенк.
Кнорс печальной змеевидной ниточкой утек в комнату, где был Павел. Лирда с запозданием сообразила, что кнорс хочет сунуться в розетку. Она попыталась остановить его, но было уже поздно. В комнате что-то с грохотом обвалилось.
— Не волнуйтесь. Это книги свалились! — донесся голос Павла. — Я сейчас, только рубашку надену!
И, застегивая пуговицы, Павел вышел к гостям. За его спиной у розетки клубился розоватый восторженный дымок, доносилось еле слышное поскрипывание.
— Ирины сейчас нет, она вчера вечером поехала к маме, — сказал Павел, как-то странно поглядывая на Лирду.
— Вас смущает мое платье? — спросила Лирда, оправляя на плечах мокрые кружева. — Дело в том, что я вышла замуж, а потом попала под дождь. А может, и наоборот, уже не помню…
— Да, дожди, ужасные дожди. Все утро лило, а у вас даже зонтика нет… — закивал смущенный добряк, ухватившись за погоду, как за соломинку.
Неожиданно в тени вешалки он рассмотрел маленького старичка в халате.
— А это, простите, ваш муж? Очень-очень вам завидую. — Павел протянул Грзенку руку, но тот быстро спрятал ладонь за спину, чем совершенно смутил бедного хозяина.
— Я не муж! Я родственник! — Грзенк обиженно задрал к потолку бородку.
— Это дедушка жениха. У них, знаете ли, местные традиции. Ревность и все такое. Они часто посылают самого древнего аксакала сопровождать невесту, — торопливо заговорила Лирда, обнимая Грзенка и одновременно наступая ему на мозоль.
Павел понимающе заулыбался, кланяясь аксакалу:
— Очень хороший старинный обычай. Я рад, что вы почтили наш дом своим присутствием. Это большая честь для нас. А как вас по имени-отчеству?
Старичок замялся и зашевелил губами, косясь на Лирду.
