Людмила Астахова - НЧЧК. Дело рыжих
Наш. Фамильный. Герб.
На заднице этой… этой…
Почетный знак признания заслуг моей семьи, награда за кровь и раны, за сотни боевых вылетов и тайных операций, за верность и доблесть, за отвагу… Герб, дарованный моим родителям лично Владычицей. Честь моего рода… честь гвардии капитана Аэриэн и полковника Таурендила Анарилотиони… В буквальном смысле обосранная этой наглой иномирянской тварью!
Эру! Да неужели я это стерплю?
Кровь предков вскипела в жилах, красная пелена застила взор, рука машинально сжалась в кулак. Что-то хрустнуло. Я уже начинала вставать, когда чьи-то руки дернули меня обратно.
– Нолвэндэ! Немедленно сядь!
Я повернулась к тому, кто меня удерживал, не узнавая его. Кто посмел?! Что ж, отбросим досадную помеху.
Ментальный удар снес все его блоки и щиты, вломился в сознание и, дополнительно усиленный, должен был теперь полностью парализовать «жертву». «Таран» и полное подчинение. И мне плевать, кто это! Кто осмелится встать между нолдор и местью?
– Нол! Очнись!
Словив ментальную оплеуху, по меньшей мере, равную моему удару, я моргнула и сфокусировала взгляд.
Бледное лицо. Синие глаза. Струйка крови из носа.
Эринрандир ап-Телемнар.
Валар! Я только что напала на своего собственного шефа!
Я выдохнула и медленно разжала кулак, тупо уставившись на погнутую и сломанную мной вилку.
* * *
От ментального удара у Эринрандира едва мозги не спеклись. Напарница прошлась по ним, словно катком для укладки асфальта. Досталось, похоже, даже дыхательному центру. И не будь у энчечекиста вдоволь болезненного опыта подобных атак, и как следствие, сильнейшего иммунитета к ним, то валяться бы ему под столом до следующего утра. Кое-как устояв и восстановив способность ориентироваться в пространстве, Эрин что есть сил отбил подачу. Честное слово, очень жаль, что рыцарь не может поднять руку на разбушевавшуюся даму. Пускай даже по её милости у лорда капитана ап-Телемнара чуть не отвалились уши вместе со шпорами.
– Что ты делаешь, Враг тебя раздери? – хрипло прокаркал эльф, с трудом откашлявшись и спешно утерев салфеткой кровь.
– Милорд ап-Телемнар, прошу вас позволить мне воспользоваться вашим оружием, ответствовала Нолвэндэ. – Честь моего рода запятнана. Я должна смыть этот позор здесь и сейчас. Немедленно.
Эдаким тоном только обвинительный приговор зачитывать на военно-полевом суде – холодно, спокойно, сугубо официально. В глаза начальнику оскорбленная эльфийская дева не смотрела. Она внимала внутреннему гласу воинственных и гордых предков.
– Чего?! – опешил Эрин.
– Герб моей семьи – на заднице этой твари! Я не могу вызвать ее на поединок, но пристрелить могу. Этот закон еще не отменен. Я в своем праве, – продолжала в том же духе девушка.
Прямо не светлая эльфийка, а кровожадная дроу. Сейчас реки крови прольются и потекут навстречу морю слез.
– Отставить истерику, леди Анарилотиони! – гневным шепотом скомандовал Эринрандир. – Я вам покажу «в своем праве»! Вы служите закону и правосудию, а не мстите по закону нолдор!
– А Вы представляете себе, что будет, когда об этом узнают мои родители? Моя семья? А они узнают! Достаточно одной фотографии, двух строчек в какой-нибудь газетенке! Даже Владычица оправдает месть. Прецеденты были! – начала уговаривать Эрина напарница, словно и не слышала его железных аргументов.
– Дорогая, у вас что-то со слухом не в порядке? – спросил энчечекист. – Тогда я повторю еще раз: вы будете сидеть здесь, пить линдарское и молчать столько, сколько потребуется. Даже, если Мэйна с головы до ног разукрасит себя вашими фамильными гербами, девизами и семейными фотографиями. Это понятно? Или повторить еще раз.
– Но…
– Хочешь попасть под магический удар Сидоровой? А я потом буду сметать в совочек все, что от тебя, дуры ушастой, останется? Нет? Тогда сиди и не вякай.
Эринрандир ап-Телемнар разозлился, очень разозлился. А еще у него башка раскалывалась ну просто пополам.
* * *
Проклятье! Он прав. Со своей, правоохранительной, энчечекистской точки зрения – прав на все сто. Я не могу пристрелить эту тварь здесь и сейчас. Не имею права. Я не могу испортить ему все дело… ах, тис зеленый! Да ведь я уже все испортила! После того, как я ему вломила, удивительно, что он вообще что-то может говорить и соображать… Но и стерпеть такой позор я не могу!
Балрог! Сегодня они глумятся над нашими гербами и нашей честью, а завтра – осквернят могилы? А послезавтра, отхватив себе все гражданские права, пролезут во власть – и опорочат и изгадят все остальное?! Ведь с таких мелочей все и начинается. С глумливого хихиканья над священным, с опошления любого мало-мальски достойного деяния… Проклятье! Что смешного в том, что самодовольная, сытая, наглая дрянь намалевала на своей жопе эльфийский родовой знак?! Страна, позволяющая насмехаться над героями своих войн, обречена. Нельзя допустить, чтоб такое оставалось безнаказанным, иначе за одним потянется другое, и очень скоро не мы будем охотиться на сьючек, а они – на нас…
Все эти мысли я даже частично озвучила, но, заметив, что он не слушает, осеклась и оборвала сама себя. Ну, хватит! Если этот мой сородич не желает понимать, что Мэйна оскорбила не меня лично и не мою семью даже, а вообще всех, живых и ушедших, кто… А! Плевать! Я все равно ее пристрелю – а знаете, почему? Потому что как бы мы сейчас не выслеживали эту хитрую ведьму, как бы не пытались ее прищучить, она все равно выскользнет. Такие всегда выскальзывают. И вот тогда… после того, как Индульгенция ужом вывернется из рук правосудия, в силу вступят иные законы. Да-да, тот самый «закон нолдор», о котором он тут вещал! Именно! Не закон, а, скорее, обычай. И не только нолдор. Мерзость – уничтожить. Под корень, чтоб не плодилась.
* * *
Пока Нолвэндэ толкала проникновенную речь, Эрин неотрывно наблюдал за Мэйной, пытаясь рассмотреть её собеседника. Из-за мигания цветомузыки, пиротехнических вспышек и дичайшей пульсирующей боли в голове, сделать это было крайне затруднительно. Некто в дорогом темном костюме, и больше ничего не видно.
– Дай мне свой «Палантир», я попробую снять его с близкого расстояния, – приказал эльф, требовательно протянув ладонь.
– А вы пользоваться камерой умеете? – робко поинтересовалась Нол, но телефон отдала.
– Не дурней тебя, – огрызнулся энчечекист, вставая из-за стола.
* * *
Я все-таки извинилась, уселась поудобней, закурила снова и подозвала официанта. Линдарское так линдарское. Приказ есть приказ! Пить и молчать? Хорошо! Буду сидеть, пить и молчать… Выдав шефу свой телефон и пропустив мимо ушей его реплику, я осушила бокал и почувствовала, что меня, наконец-то, отпускает. Хм-м… любопытный эффект… А еще? Эринрандир куда-то исчез, и чем он там занимается, я не представляла… да и не слишком-то жаждала представлять. После сегодняшнего чудом будет, если мы с ним не расстанемся со скандалом. И вот еще вопрос, хочу ли я этого чуда, а? Может быть, я и впрямь не гожусь для этой работы? Куда он там делся, этот м-милорд шпороносный? О, а вот линдарское тоже… куда-то делось… Непор-рядок! Милейший, не были бы вы столь любезны повторить… Благодарю вас… Мерз-с-с-кая с-сьючка… Сьючка-сучка. Ненавижу. Я напишу брату, я ему напишу! Пусть знает, чем кончаются шашни с таким дерьмецом! И где этот л-легендар-рный? Его там убили, что ли? А! Пусть бы и убили! Мне плевать! Эру-у… Как я смогу жить с таким позоро-ом…
Как я при таком сумбуре чувств умудрялась сохранять выражение лица поистине ледяным, лучше не спрашивайте. Еще один фамильный секрет. Наверное, папин… мамочка же у нас горяча, как летний полдень в пустыне, и вспыхивает мгновенно, словно порох… Мамочка… Проклятье! Что же будет, когда она узнает?!
Она порвет эту сучку на лоскутки, которые не опознает даже добрый доктор Роин. И выставит себя на посмешище. Нет. Мама не должна узнать! Надо сделать все по-другому, тихо и скрытно… и…
Так. И где же он, все-таки? Может… может, ему стало плохо? Может, на него напали? А что я, в самом деле! У него же есть пистолет… а у меня пистолета нету… О-о-о… Нету пистолету… Плохо, как же плохо все это…
* * *
В другом конце зала, как раз за спиной у Сидоровой, Эрин приметил дверь, ведущую в туалет. Он, якобы снимая очередной экзотический танец, обошел сторонкой столик Мэйны и сделал так, чтобы незнакомец обязательно попал в кадр. Заодно эльф обратил внимание на разложенные между бокалов документы. Сидорова и её визави что-то деловито обсуждали.
«Силен мужик! – оценил Эринрандир чужую моральную стойкость. – Видимо, речь идет о по-настоящему больших деньгах, если он способен оторваться от созерцания выставленных на всеобщее обозрение грудей ведьмы. Ведь специально так вырядилась, стерва. Чтоб у мужика все мысли стекли в содержимое ширинки».
