Артем Тихомиров - Брачные игры чародеев
Вольфрам посмотрел на меня, как на говорящую сколопендру.
— Да кем вы меня считаете, Невергор? Воплощением тьмы?
— Ммм…
— Ваше «ммм» довольно оскорбительно! — фыркнул старик. — Что бы вы там ни вбили себе в голову и что бы ни болтали все эти угнетенные, вы ошибаетесь! Я совершил в жизни много неблаговидных поступков, но никогда не переступал черту. Книгу Слядена я намерен заполучить честным путем. Допускаю, что вы, Невергор, способны прибегнуть к вышеописанному методу убеждения, но я, Вольфрам Лафет Первый, сделан из другого теста.
Насчет теста я мог поспорить, но не стал. И насчет честных путей тоже. На эти темы можно было дискутировать до бесконечности.
— И тогда, — сказал я, — вы с Бруно состряпали заговор.
— Не заговор! Это взаимовыгодная комбинация.
— С разрушительными последствиями…
— Перестаньте, Невергор! Вы слишком вошли в свою роль рыцаря на белом коне и отрываетесь от реальности. Мир крутится по определенным правилам, нравится нам это или нет. Его шестеренки стоят на своих местах и делают свою работу как положено, а если им вздумается жить только личными интересами, как Леопольду или Фероции, разразится хаос!
— Но вы, насколько я понимаю, руководствуетесь как различным интересом. И только.
Старик чуть не полыхнул огнем из раздутых ноздрей. В его лице на миг появилось нечто такое, от чего простого обывателя, как правило, хватает кондрашка.
— Я, Невергор, старше вас и ваших подопечных и потому имею право управлять событиями и поступать по своей воле!
— Неплохо сказано, — дерзил я, рискуя составить компанию Леопольду в его застенках.
— Вы все такой же наглый юнец, — шикнул Вольфрам. — Когда-то я оттаскал вас за ухо и с удовольствием повторил бы это сейчас!..
— Но я тут не за этим? — уточнил я.
— К сожалению… Эх, Невергоры!.. Хорошо, оставим в стороне эмоции. Я хочу, чтобы вы знали все, тем более у меня к вам деловое предложение…
— Какое?
— Чуть позже.
Вольфрам некоторое время просто курил, заставляя меня нервничать. Хотя здесь было уютно, но дом старика не мог, по моей классификации, считаться местом, которое я назвал бы родным очагом. Помня рассказы Тристана о всяких странностях, о подземных казематах, о тайных комнатах, запертых на ключ, о порталах, ведущих неизвестно куда, я томился неясными предчувствиями. Как знать, может, все это ловушка! Может быть, любезность Вольфрама — только способ усыпить мою бдительность, чтобы потом, когда я растаю и отвернусь, трахнуть меня по башке? Одно ясно: с этим управлятелем событий нельзя терять бдительность.
Мне показалось, что старикан уснул.
— И что же мне оставалось делать? — спросил Вольфрам, когда я окончательно убедился, что наши переговоры зашли в сонный тупик. — Да, возможно, в глазах посторонних я поступаю неэтично, омерзительно и подло, но, поверьте, на моем месте вы сделали бы то же самое.
Я сказал, что не разделяю его точку зрения.
— У вас нет отпрысков, Невергор?
— Нет.
— Тогда и не пытайтесь строить из себя умника. Вам не понять, что значит устраивать жизнь единственного внука, который только и делает, что строит из себя законченного кретина. В конце концов, я чувствую ответственность. Его отец плюнул на семью и прохлаждается в далеких краях. В свое время мне не удалось повлиять на него, и вот результат. Если Леопольд женится, это будет хорошим ошейником для его склонности к разнузданным развлечениям. Фероция сумеет держать его в узде. Даже если Леопольд начнет брыкаться и пускать в ход магию, не думаю, что его ждет успех. У Бруно Зиппа железная хватка, он выработал ее в кровавых финансовых сражениях, и каждый раз она только крепчала, словно меч после новой закалки. Самый лучший вариант для Леопольда — это тот, где его посадят на цепь.
— А может, спросить непосредственно у него?
— А! — Старик махнул рукой. — Если спросить у него, рискуешь услышать нечто такое, от чего только изжога разыграется. Она всегда дает о себе знать, стоит Леопольду изречь какой-нибудь перл.
— Выходит, его судьба предрешена? — спросил я. — И до гробовой доски он будет ходить в скрученном состоянии и в строгом ошейнике?
— Я пытаюсь объяснить вам свою мотивацию, потому что, сдается мне, вы переступили порог моего дома с багажом разных возмутительных небылиц и неверных, мягко говоря, выводов!
Мы скрестились взглядами и чуть не подожгли ковер получившимися от их скрещивания искрами.
— Если бы все было решено окончательно, Невергор, я бы не позвал вас сюда. Знаете, что бы я сделал, если бы являлся чемпионом по злодеяниям среди волшебников-аристократов?
— Понятия не имею. Все мои знакомые чародеи — люди порядочные, — брякнул я.
Вольфрам с досады чуть не откусил мундштук своей трубки. Понимаю. Когда ты привык повелевать и пригвождать к полу внуков-кретинов одним междометием, чертовски трудно сохранять хладнокровие, общаясь с Браулом Невергором. Если бы он сказал, что со мной нужно адское терпение, то был бы совершенно прав. Моя родительница талдычила мне это каждодневно, а тетки и дядьки подпевали ей козлиными голосами, наперебой советуя, как лучше и через какое место вбить в меня хоть капельку ума. Нет, я не был столь же демоническим созданием, как Тристан Профитроль, но неприятностей доставил окружающим немало.
Взгляд, брошенный в меня, словно комок грязи, однозначно дал понять: подарка на день рождения от Вольфрама Лафета я не получу никогда.
— Я бы стер в порошок всех, кто только помыслил бы встать на моем пути! — сказал, вернее, прорычал зловещий старик. — Именно так и поступает злодей, не правда ли? Он не ведет беседы со своими недругами и не угощает их горячим глинтвейном. Следите за ходом моих мыслей?
— Как впередсмотрящий с орлиным взором.
— Прекратите паясничать!
— Да я и не начинал, — ответил я. — Вот моя родительница, волшебница…
— Замолчите! — выпучил глаза Вольфрам. — Замолчите, или я за себя не отвечаю! Вопросы мы обсуждаем важнейшие, а вы… вы…
Старика скрючило, и он стал похож на бублик. Я испугался, что вот сейчас и начнется — превращение в демонов и прочие фокусы.
Вольфрам справился. До сих пор оставалось загадкой, что он имел в виду ранее под словом «рецидив», но, похоже, нам обоим удалось его избежать.
Откашлявшись, старикан посмотрел в мою сторону — и, клянусь, умоляющим взглядом, который должен был пробудить в моем рыцарском сердце жалость к сединам. И пробудил, куда ж без этого. Мало найдется на свете людей, которые не смогли бы сыграть на струнах моей души.
— Продолжайте, Вольфрам, — сказал я. — Ваша повесть чрезвычайно важна для нас обоих.
— Короче, — прокаркал он, — будь я злодеем, мне бы не было нужды миндальничать. Это не в моем характере, Невергор!
Взяв со столика золоченый колокольчик, чародей позвонил в него, и вскоре гостиную почтил визитом двухголовый людоед. С должным почтением громадина пересекла комнату и остановилась неподалеку. Два глаза смотрели на хозяина, а два — на меня. Я получил возможность рассмотреть чудо вблизи.
Не знаю, какую одежду носят эти милые парни на своей исторической родине, но сейчас Гамб был облачен в вельветовые коричневые штаны, черные гольфы и безобразные ботинки с квадратными носами, каждый величиной с кофр. Чтобы штаны не спадали, людоед применил к ним широкие подтяжки, которые выглядывали из-под распахнутой куртки в черно-голубую вертикальную полоску. Кто шил ему туалет, я не берусь предположить, но мастером этот тип точно не был. Возможно, впрочем, что его смутила сама комплекция людоеда. Верхняя одежда для двухголового клиента весьма отличается от такой же для одноголового, и, видимо, портной не имел достаточно опыта, чтобы решать столь сложные задачи. Когда Гамб стоял, опустив руки, было заметно, что рукава не равны по длине, а пуговицы пришпандорены на таких местах, где им быть не положено, если они все-таки намерены застегиваться, а не только служить украшением.
Иными словами, глаз резало не столько это исполинское кряжистое туловище с двумя головами — одна свекольного оттенка, другая почему-то фисташкового, — а полнейшее дурновкусие. Ни в одном приличном доме Гамб не задержался бы ни секунды. В лучшем случае ему бы выдали нотариально заверенный запрет приближаться к дому ближе чем на тысячу шагов.
Сообщив людоеду нечто секретное при помощи странных звуков, Вольфрам махнул рукой. Гамб развернулся и ушел. Когда его чудовищные ботинки касались пола, тот принимался дрожать, словно осиновый лист. Глядя людоеду вслед, я подумал, что бы сказала Фероция Зипп при виде этого милого парня. Уж он-то был точно больше ее.
Старик молчал, пока Гамб не вернулся. Знаете, когда на вас вдруг падает тень от таких субъектов, даже в самой отважной душе нет-нет да и проснется страх. Чего уж говорить о моей? Вольфраму стоит лишь указать на меня и скомандовать своему протеже: «Фас!», — как через миг от Браула не останется ни рожек, ни ножек, ибо, как известно, людоеды склонны употреблять человеков целиком и редко кто из них умеет готовить из homo sapiens пикантные блюда.
