Кир Булычев - Встреча тиранов (сборник)
Он поглядел сквозь стеклянную стену в зал. Мария Павловна сидела прямо и смотрела перед собой. Она ждала. Ей было страшно, куда страшнее, чем ее мужу. Дети спали.
— Ей страшно, — сказал Мик. — Она не знает, чем это кончится. Но я теперь надеюсь, что мы уедем в тихий город, ведь теперь не арестовывают, не убивают?
— Нет, — твердо сказал я. — Теперь этого не бывает.
— Все кошмары кончаются, — сказал Мик. — Я всегда знал, что тот кошмар тоже кончится. По крайней мере, я спокоен за детей. Они будут учиться… Я тоже могу преподавать физику в школе. Я не так уж отстал от школьного уровня.
— Разумеется, — сказал я.
— Мы возьмем билеты в Мелитополь и затеряемся… Знаете, может, даже мы сойдем на какой-нибудь станции и я скажу, что потерял документы. Что мне за это будет?
— Не знаю, — сказал я. — Наверное, выдадут новые. Только трудно будет проверить…
— До встречи с вами я был в каком-то шоке, — сказал Мик. — Я вам очень признателен. От вас исходит какое-то спокойствие, уверенность в себе. Я позвонил в справочное… А, вы слышали? Я позвонил и думал спросить, не дожил ли кто-нибудь из нас… Глупая мысль.
— Нелепая мысль, — сказал я. — Получается, что вас двое. А этого быть не может.
— А вы где будете ночевать? На вокзале?
— Нет, — сказал я. — У меня здесь живет знакомая. Одна из моих тетушек. У нее отдельная квартира.
— Счастливец.
— И у меня есть к вам предложение. Детям плохо на вокзале. И жене вашей нехорошо. Я думаю, что у тетушки мы поместимся. Мы скажем ей, что вы мои мелитопольские родственники.
— Вы с ума сошли. Это же такое неудобство…
— Если вам не накладно, — сказал я, — то вы утром ей заплатите. Немного. Она на пенсии, и лишние пять рублей ей не помешают.
— Разумеется, у меня значительно больше денег. И у Маши остались еще кольца. Это было бы великолепно…
— Вот и решили, — сказал я. — Собирайте свою гвардию, а я пойду ловить машину.
— Такси?
— Такси вряд ли, — сказал я. — Поглядите, какая очередь. Это часа на полтора как минимум. Я думаю, что отыщу левака. Частника.
— А это можно?
— У нас многое можно, — улыбнулся я.
— Так я пошел?
— Давайте. Встречаемся здесь.
Я поглядел ему вслед. Он бежал через зал к своей жене. Он был счастлив — длинные зубы наружу в дикой улыбке. Он махал руками и, нагнувшись к жене, начал ей быстро, возбужденно что-то говорить…
Когда они выползли всем семейством к выходу, голубой «рафик» уже стоял неподалеку. Шофер выглянул из окошка.
— Поторапливайтесь, — сказал он. — Тут фараоны не дремлют.
— Он согласился, — сказал я. — Он еще одну семью взял, их отвезет к площади Маяковского, а потом нас, дальше, на Ленинский.
— Мы на этой машине поедем? — спросил Ося. — Я такой не знаю.
— Привыкнешь, — сказал Мик. — Ты еще не такие машины увидишь.
Сначала в машину Мария Павловна внесла спящую девочку. Потом забрались Мик и мальчик. Я последним.
Я поздоровался со средних лет четой, сидевшей на заднем сиденье. Мария Павловна уложила девочку на сиденье.
— Все в норме? — спросил шофер.
Машина ехала по Садовому кольцу, и Мик не отрываясь глядел по сторонам. Ему все нравилось. И яркое освещение, и движение на улицах. И даже рекламы. Мальчик все время спрашивал: «А это что? А это какая машина?» Мать пыталась его оборвать, но я сказал:
— Пускай спрашивает.
Перед площадью Маяковского машина свернула в переулок.
Мы сидели с Миком на переднем сиденье, и поэтому, когда я наклонился к нему и начал тихо говорить ему на ухо, его жена ничего не слышала.
— Мик, — сказал я, — только не надо шуметь и устраивать истерику. Сейчас мы приедем в одно место, и вы тихо выйдете из машины. Там нас ждут.
— Кто? — прошептал он, тоже стараясь, чтобы жена не услышала. — Кто может ждать… здесь?
— Мик, — сказал я, — вы ведь думаете только о себе. Мы вынуждены думать о более серьезных вещах. Путешествия во времени невозможны. Успешное путешествие во времени может нарушить, как говорил поэт, «связь времен». Вы исчезли в прошлом, образовав там опасную лакуну. От вашего отсутствия нарушается баланс сил в природе. Вы же физик, вы должны были это предусмотреть.
— И ждать, пока нас убьют и отправят куда-то наших детей?
— Ваши товарищи не избегли этой участи. Поймите, Мик, я не имею ничего против вас и вашей семьи. Я искренне вам сочувствую и надеюсь, что обвинение против вас будет снято. Известно множество случаев, когда людей отпускали на свободу.
— В каком году умер академик Крупинский? — спросил вдруг Мик в полный голос.
— Не знаю, — сказал я. Хотя знал, что в 1938 году.
Мария Павловна почувствовала что-то в его голосе.
— Что случилось? — спросила она. И, когда ей никто не ответил, сказала очень тихо: — Я так и знала.
Машина въехала во двор управления, железные ворота закрылись за ней. Не замедляя хода, она нырнула в знакомые мне ворота и резко затормозила во внутреннем зале. Два наших товарища уже ждали. Один из них открыл дверь.
Два других наших товарища, которые сидели на заднем сиденье, спрятали оружие, и женщина средних лет — я ее знал только в лицо — сказала:
— Выходите спокойно, товарищи.
Они вышли совершенно спокойно. Я хотел взять девочку из рук Марии Павловны, чтобы помочь той. Но Мик оттолкнул меня. Я не обиделся. Я понимал, что, с его точки зрения, я кажусь коварным человеком, заманившим его в ловушку.
— Куда нас денут? — спросил он визгливым голосом. Я подумал, что с облегчением забуду это длинное сплюснутое лицо и эти длинные желтые зубы.
— Назад, — сказал один из наших товарищей.
— Но ведь этого нельзя делать, — сказала Мария Павловна. — Они там нас ждут.
Товарищ пожал плечами.
В низкую железную дверь вошел Степан Лукьянович. Он быстро взглянул на беглецов, потом пожал мне руку и поблагодарил за работу.
— У меня были данные, — сказал я. — Остальное лишь опыт и наблюдательность.
— Скажите, — Мик так и не выпускал из рук девочку, — а вы знали? Давно?
— Это третий случай, — вежливо ответил Степан Лукьянович. — Все три нам удалось пресечь.
Он немного лукавил, мой шеф. Второй из этих случаев кончился трагически. Тот человек, который попался, имел при себе яд. Но эти наверняка яда не имеют. Совсем другие люди.
— А мы куда поедем? — спросил мальчик.
— Я вас очень прошу, — сказала вдруг Мария Павловна. — Ради наших детей. Посмотрите на них. У вас же тоже есть дети?
— Я вам искренне сочувствую, — ответил Степан Лукьянович. — Но, простите за народную мудрость, каждому овощу свое время.
— Не надо, Маша, — сказал Мик, — не проси их. Они те же самые.
— Ну тогда оставьте детей. Мы вернемся, мы согласны! — кричала Мария Павловна. Она старалась вырвать ребенка у своего мужа, он не отпускал девочку, одеяло развернулось и упало на пол, девочка верещала. Это была тяжелая сцена.
Мик первым побежал к открытой двери, но его остановил один из наших товарищей.
— Не сюда, — сказал он.
И показал на другую дверь, которая как раз начала открываться.
Можно попросить Нину?
— Можно попросить Нину? — сказал я.
— Это я, Нина.
— Да? Почему у тебя такой странный голос?
— Странный голос?
— Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
— Не знаю.
— Может быть, мне не стоило звонить?
— А кто говорит?
— С каких пор ты перестала меня узнавать?
— Кого узнавать?
Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.
— Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу.
— Наверное, вы все-таки ошиблись номером, — настаивала Нина. — Я вас не знаю.
— Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
— Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
— Простите, — извинился я и повесил трубку.
Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?
Я отыскал на столе пачку кубинских сигарет. Крепких, как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.
Я позвонил Нине.
— Нина? — спросил я.
— Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?
— 149-40-89.
— А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.