Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)
— Да, — подтвердил Ом. — Вот это настоящая философия.
— Но они же дерутся!
— Полный и свободный обмен взглядами, не более.
Присмотревшись повнимательнее, Брута уловил некоторую разницу между дерущимися. У одного была борода короче и очень красное лицо, и он яростно грозил пальцем другому.
— Ты обвинил меня в клевете! — орал он.
— Ни в чем я тебя не обвинял! — не менее громко орал другой.
— Обвинял! Давай, расскажи всем, что ты мне наговорил!
— Ничего такого я не говорил! Просто предположил, чтобы обозначить возникший парадокс. Если Зенон Эфебский заявляет, что все эфебы — лжецы…
— …Видите, видите?! Он снова за свое!
— …Да ты дослушай… Но Зенон сам эфеб, и это означает, что он — тоже лжец, таким образом…
Зенон предпринял отчаянную попытку освободиться. Четверо других философов потащились за ним по полу.
— Ну, парень, сейчас я тебя приложу!
— Прошу прощения… — попытался привлечь к себе внимание Брута.
Философы замерли, а потом повернулись к Бруте. Они несколько расслабились, раздался хор смущенных покашливаний.
— Вы в самом деле философы? — спросил Брута.
Тот, кого назвали Зенон, сделал шаг вперед, поправляя тогу.
— Верно, — сказал он. — Мы действительно философы. Мы думаем, значит, мы существую.
— Существуем, — машинально поправил его неудачливый выдумщик парадоксов.
Зенон быстро повернулся:
— Я уже вот посюда сыт тобой, Ибид! — взревел он и снова взглянул на Бруту. — Мы существуем, значит, мы существую, — заявил он уверенно. — Именно так…
Несколько философов с интересом переглянулись.
— Это действительно любопытно, — изрек один из них. — Свидетельством нашего существования является факт нашего существования, ты это хочешь сказать?
— Заткнись, — велел Зенон не оборачиваясь.
— Вы здесь что, дрались? — спросил Брута.
На лицах собравшихся философов отразились разные степени потрясения и ужаса.
— Дрались? Мы? Мы же философы! — с пафосом воскликнул потрясенный Ибид.
— Подумать только! — покачал головой Зенон.
— Но вы… — начал было Брута.
Зенон махнул рукой:
— Просто оживленный спор.
— Тезис плюс антитезис равняется истерезис, — добавил Ибид. — Обязательная проверка вселенной. Молотом интеллекта по наковальне фундаментальной истины…
— Заткнись, — перебил Зенон. — Чем можем помочь, молодой человек?
— Спроси у них о богах, — подтолкнул его Ом.
— Э… Мне хотелось бы узнать побольше о богах, — сказал Брута.
Философы переглянулись.
— О богах? — переспросил Зенон. — Боги нас не интересуют. Ха! Пережитки устаревшей системы вероисповедания.
По ясному вечернему небу прокатились раскаты грома.
— Кроме, конечно, Слепого Ио, что повелевает громами, — не меняя тона, произнес Зенон.
Небо распорола вспышка молнии.
— И Кубала, Бога Огня.
Задрожали стекла от порыва ветра.
— Бог Ветра Плоскостопий тоже неплохой парень, — отозвался Зенон.
В воздухе материализовалась стрела и воткнулась в стол рядом с рукой Зенона.
— А Посланец Богов Федекс велик во все времена, — поспешил заметить Зенон.
В дверях появилась птица. По крайней мере, это существо чем-то напоминало птицу. Фут ростом, черно-белое, с изогнутым клювом и выражением на морде, подразумевающим, что самое плохое в жизни с существом уже случилось.
— Что это? — спросил Брута.
— Пингвин, — раздался в его голове голос Ома.
— Богиня Мудрости Патина? О, одна из лучших, — сказал Зенон
Пингвин каркнул на него и уковылял во тьму.
Философы выглядели несколько смущенными.
— А Фургул, Бог Снежных Лавин? — спросил Ибид. — Где находится линия снегов?
— В двухстах милях от нас, — ответил кто-то.
Философы немного подождали. Ничего не произошло.
— Пережиток устаревшей системы вероисповедания.
Стена ледяной белой смерти не спешила обрушиться на Эфеб.
— Глупая персонификация силы природы, — сказал один из философов уже несколько громче.
Все явно расслабились.
— Примитивное поклонение.
— Не дал бы за него и ломаного гроша.
— Простая рационализация неизвестного.
— Ха! Грубый вымысел, пустая болтовня устрашения слабых и глупых!
Слова уже готовы были сорваться с языка Бруты, и он не сдержался:
— А здесь всегда так холодно? Я почему-то начинаю замерзать.
Философы разом отодвинулись подальше от Зенона.
— Хотя, если подумать, — сказал Зенон, — одного у Фургула не отнять, очень отзывчивый бог. Любит пошутить, как и всякий хороший… человек.
Он быстро огляделся. Спустя некоторое время философы успокоились и, казалось, совсем забыли о Бруте.
Только сейчас он смог по-настоящему осмотреть зал. В таверну он попал впервые в жизни, а это была именно таверна. Вдоль одной из стен тянулась стойка, а позади нее располагались обычные для эфебских забегаловок украшения: ряды кувшинов для вина, стеллажи с амфорами и веселые изображения весталок на картонных коробочках для соленого арахиса и козьего вяленого мяса, пришпиленных к стене в надежде на то, что в мире найдутся люди, которые начнут в массовом порядке скупать коробочки с орехами только ради того, чтобы посмотреть на картонный сосок.
— Что это такое? — прошептал Брута.
— Откуда я знаю? Выпусти меня, тогда скажу.
Брута открыл короб и вытащил черепашку. Слезящийся черепаший глаз осмотрел зал.
— О, типичная таверна, — подвел итог Ом. — Замечательно. Закажи мне блюдце того, что все здесь пьют.
— Таверна? Здесь пьют алкоголь?
— Очень на это надеюсь.
— Но… но… Семикнижье не менее семнадцати раз категорически призывает нас воздержаться от…
— Понятия не имею почему, — перебил его Ом. — Видишь человека, который протирает кружки? Просто подойди к нему и скажи: «Дай-ка мне…»
— Но вино делает разум человеческий бесплодным, так сказал пророк Урн. И…
— Повторяю еще раз! Я никогда не говорил ничего подобного! А теперь скажи этому человеку…
Но тут человек сам заговорил с Брутой. Словно по волшебству, он возник напротив него с другой стороны стойки, все еще протирая свою кружку.
— Добрый вечер, господин. Что желаешь?
— Я хотел бы выпить воды, — отчетливо произнес Брута.
— А для черепашки?
— Вина! — раздался голос Ома.
— Не знаю… — протянул Брута. — А что обычно пьют черепахи?
— Те, что живут у нас, обычно пьют молоко с крошками хлеба, — ответил хозяин таверны.
— И у вас здесь много черепах? — спросил Брута, стараясь не обращать внимания на отчаянные вопли Ома.
— Очень полезное с философской точки зрения животное. Обгоняет метафорические стрелы, побеждает зайцев на бегах… Крайне полезное животное.
— Гм… Но у меня… у меня совсем нет денег, — смущенно признался Брута.
Хозяин чуть наклонился к нему:
— Знаешь, что я скажу… Декливитий только что поставил всем выпивку. Он и не заметит.
— Хлеб и молоко?
— О, спасибо, большое спасибо.
— У нас здесь все собираются, — сказал бармен откидываясь назад. — Стоики. Циники. Циники любят выпить. Эпикурейцы. Сохастики. Анамаксандриты. Эпистемологи. Перипатетики. Синоптики. Все виды. Я лично всегда придерживался следующего мнения, — он взял очередную кружку и принялся ее протирать, — для создания мира все пригодятся.
— Хлеб и молоко! — заорал Ом. — Ты еще ощутишь на себе гнев божий, это я тебе обещаю. А теперь спроси у него о богах.
— Слушай, — нерешительно промолвил Брута, потягивая воду из кружки, — кто-нибудь из них разбирается в богах?
— С этим лучше обратиться к священнослужителю, — ответил бармен.
— Нет, я имею в виду… Кто такие боги… Как они появляются… В этом кто-нибудь разбирается? — спросил Брута, стараясь подстроиться под манеру речи хозяина таверны.
— Боги это не одобряют… — ответил тот. — Здесь уже случалось такое, когда кто-нибудь пропустит пару-другую кружечек. Космические размышления о том, существуют ли боги. А в следующий момент крышу пробивает молния. Ба-бах — и пара дымящихся сандалий. И еще записка: «Да, мы существуем». Подобные случаи отбивают всякий интерес к метафизическим размышлениям.
— Хлеб даже не свежий, — пробурчал Ом, погрузив нос в блюдце.
— Да нет, я знаю, что боги существуют, — поспешил развеять сомнения Брута. — Просто мне хочется побольше узнать о них.
Хозяин пожал плечами.
— Тогда отойди-ка вот от этих бутылок — они очень дорого стоят. А вообще, какая разница. Ничего не меняется — хоть сто лет пройдет, хоть двести.
Он взял очередную кружку и принялся ее полировать.
— Ты тоже философ? — удивился Брута.
— Пристает. Через какое-то время, — ответил хозяин таверны.
— Молоко кислое, — возмутился Ом. — Говорят, в Эфебе демократия. Черепахи здесь имеют право голоса?
