Михаил Успенский - Кого за смертью посылать
— Ну… — богатырь растерялся. — Ну, раб… пленник…
— Жихарь-багатур правду плетет, — кивнул Сочиняй. — Кошчи — пленник, на продажу… Молодой пленник, совсем отрок — старого кто купит?
— Вот! — гордо сказал Дрозд. — Степняк, а лучше тебя соображает!
Он вытащил кляп изо рта пленника. Но вместо проклятий слышалось все то же мычание — язык во рту затек.
— Блым-блым-блым-блым, — сказал юноша. — Вот же изверги седатые! Взяли обманом, огрели на выходе дубиной! Я не воды испугался — мне заморских портков жалко стало… Опять же кафтан твидовый — память о родине…
— Про портки потом, — нетерпеливо сказал Жихарь. — Говори, кто ты таков?
— Ну, Кощей, — неохотно сказал Кощей. — Руки-ноги-то развяжите, не убегу, некуда бежать…
— Позвольте, достойнейшие лорды и визарды! — воскликнул Яр-Тур. — Это же вечно юный сэр Питер Пэн!
— Йес, ай эм, сэр! — воскликнул юноша. — Дернула же меня нелегкая посмотреть на здешние края! Сразу туземцы прилепили мне эту дурацкую кличку, стали обвинять черт знает в чем…
— Это, что ли, твой подданный? — спросил Жихарь. — Тогда извини…
— О нет, — сказал король. — Питер Пэн ничей не подданный, он сам правитель своего чудесного острова…
— Блин поминальный, одни правители собрались, — сказал богатырь. — Только что нам до него? Хороводы вокруг него водить?
— Какие хороводы? — обиделся Кот. — Он же Бессмертный!
— Нынче мы все бессмертные, ты дело говори…
— А вот и дело, — сказал Дрозд. — Смерть-то у него где? В яйце. Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, дуб на острове Буяне.
Ну, как до острова добраться, он нам сейчас скажет. Пошлешь туда Симеона Живую Ногу — от него никакой заяц не убежит. Принесет гонец зайца, достанем яйцо, и снова заживем как люди…
— Погоди, — сказал Жихарь. — Что с яйцом-то делать?
— А ты не догадываешься? Молод еще? Яйцо мы подложим под курицу — их немало уцелело. Хохлатка нам и высидит за милую душу новую, молоденькую Смертушку… Она, матушка, у нас окрепнет, заматереет, пойдет сызнова косой помахивать…
— Старый, ты чего гонишь? — Кощей стряхнул разрезанные веревки. — Там, в яйце, только моя смерть, личная. К вам она никакого отношения не имеет.
Ведь в яйце нет ни белка, ни желтка — только иголка, да и то это не иголка, а символ. Сколько ни высиживай, из нее даже лом не вырастет… Да и не скажу я вам про остров, хоть на куски порежьте…
— Он говорит правду, добрые сэры. Мерлин рассказывал мне историю этого мальчика, и весьма печальную… Он никогда не повзрослеет…
— Зато сам он живет беспечально! — вскричал Кот. — Молодушек ворует!
— Дед, да ты сам подумай, — с бесконечным, вековечным терпением сказал Кощей. — Для чего мне их воровать, когда они сами приходят? А мужу или родителям об этом ни за что не скажут. Будут плакать: похитил, похитил…
— Отчего же тогда тебя представляют старцем? — нахмурился Жихарь.
— Да чтобы чести мужней не уронить. Дескать, старец — что он может? Так только, вприглядку… Муж и утешится… И никакого золота у меня нет, разве что сундук-другой…
Кот и Дрозд поглядели друг на друга с ненавистью и разом вскричали:
— А ты куда смотрел, старый слеподыр?! На меня понадеялся?
— Благодарю за службу, отцы, — сказал Жихарь. — Понятно, что вы хорошего хотели. Да не вышло.
— И ты ему веришь? — взвился Кот.
— Потому что правда, — сказал Кощей. — Я, может, не меньше вашего переживаю. Был я Бессмертный, а теперь не пойми кто… А самое обидное, что… — Тут голос его предательски дрогнул.
— Зато юный сэр Питер обладает умением летать, — сказал король.
Кощей вздохнул, невысоко подпрыгнул и повис над полом.
— Тяжеловато, — сказал он. — Должно быть, и с этим у меня тоже разладилось…
— Ну ты не сердись на стариков, — сказал Жихарь. — Свободен. Лети куда глаза глядят…
— Тоскливо мне одному, — признался Кощей и опустился. — В такие времена лучше быть поближе к людям…
— К девкам да чужим бабам, — уточнил ревнивый Перебор Недосветович.
Кощей только рукой махнул и заплакал. Из одного глаза полились, что вода, скорые детские слезы, на другой наворачивались скупые мужские.
— Успокойтесь, сэр Питер, — сказал Яр-Тур. — И, кстати, расскажите нам, где и при каких обстоятельствах вы встретились со Смертью, чтобы заключить договор?
Слезы на красавце мгновенно просохли.
— Никакого договора я не заключал, — испуганно сказал он. — Вы хоть у ребят спросите… Да я ее в глаза не видел! Нужна она мне — одни кости! Сдуру сказал один раз — не хочу, мол, взрослеть… Это еще давно было…
— Отвяжитесь от ребенка, — подал голос Колобок. — Его просто поймали на слове, так иногда бывает… Просто ради забавы исполнили его желание, а потом забыли…
Кощей, не разжимая губ, закивал: угу, угу. Потом попросил выпить.
— Еще чего! Молодой, обождешь! Успеешь еще отравы этой нахлебаться! — зашумели потаенные мужи.
— И вот так всю жизнь! — снова заплакал Кощей.
— Сэр Бабура, не найдется ли у вас детского зля? — обратился Яр-Тур к кабатчику.
Бабура посмотрел на короля как на заговорившую табуретку.
— Хотя что это я, — сказал Яр-Тур. — Но помяните мое слово — из парня выйдет добрый оруженосец!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Те, которые были,
Те, кого уже нет,
Те, которые жили
Много ли, мало ли лет,
Те, кого уж забыли,
Может, где-то живут.
Но не тут.
Борис Смирнов— …На третий день въезжает Дурак-царевич в темный лес. Глядь — навстречу ему лежит в гробу, насосавшись кровушки, сам граф Дракула. Взмахнул царевич осиновым колом, как его Яга Прекрасная учила, а граф взмолился человеческим голосом:
— Не бей меня колом. Дурак-царевич, без меня все сочинители с голоду пропадут, а я тебе в трудный час пригожусь!
Пожалел Дракулу царевич, засунул вместе с гробом в торбу и дальше поехал.
Едет-едет и видит — сидит Немал-человек, весь из чужих кусков сшитый суровой ниткой, ищет погубить своего батюшку, доктора Франкенштейна.
Дурак-царевич и его пожалел, хотел добить, чтобы не мучился, а чудовище его просит:
— Не трогай меня. Дурак-царевич, без меня никакого романтизму не будет, все лицедеи без работы останутся! А я тебе в досужий час пригожусь!
Помиловал царевич и его, посадил в торбу и дальше двинулся. Выезжает на поляну, а там какой-то неопознанный злодей гулящих девок острым ножичком потрошит, на печенки и селезенки разбирает.
Вытащил Дурак меч-кладенец, хотел снести Потрошителю безумную голову, так тот возражает:
— Нельзя меня рубить, Дурак-даревич, меня Джеком зовут! Без меня сыщикам нечего делать станет, начнут они сами дела придумывать да невинных привлекать! Я тебе, когда понадобится, помощь окажу!
— Блин с тобой, полезай в торбу, да никого там не трогай…
Ехал, ехал царевич и приехал в город Голливуд. У ворот стоит Великий Немой и кричит…
…Жихарь подошел тихонько сзади и рявкнул. Апокалипсия Армагеддоновна полетела с завалинки, а Ляля и Доля, слушавшие сказку, рассмеялись и заступились за гуверняньку:
— Батюшка, Дурак-царевич — это не про тебя!
— Сколько тебя, злокачественная старушка, предупреждать? — вздохнул богатырь. — Ну зачем ты детей пугаешь?
Гувернянька с достоинством поднялась.
— Дневные сказки избывают ночные страхи! — важно сказала она, хотя Жихарь так и не понял, кто кого избывает.
— Сходите, дочери любезные, проведайте братца — он проснулся, хочет вас видеть… Ляля и Доля умчались.
— Спит по-прежнему, — сказала Апокалипсия Армагеддоновна, не дожидаясь вопроса. — Вы там до чего досоветовались?
— Перегонный котел от натуги взорвался, — ответил богатырь. — Головы уцелели, умы прояснились. Сейчас решаем, кого за Смертью посылать.
— Все равно же сам пойдешь. А куда хоть, знаешь?
— В Костяные Леса, конечно, — сказал Жихарь. — Только как теперь туда проникнуть, живому-то? Не отравишься, не удавишься… Разве что… — Он задумался.
— Вот слушай, — сказала гувернянька. — То есть больше никого не слушай, кроме меня. Людей с собой не бери, прихвати одного Колобка — невелика тяжесть. Поезжай прямо сейчас, чтобы никто не знал, не то начнут отговаривать. А когда вернешься, они, поди, и не заметят…
— А на что мне Колобок?
— Он многое знает, если потрясти как следует. Значит, слушай… Только больше меня злокачественной не обзывай!
— Не буду, — кивнул Жихарь.
— Сыну на всякий случай имя оставь…
— Нет, — сказал Жихарь. — Когда вернусь с победой, тогда и нареку. А иначе ведь все равно он не вырастет, так и будет младенец…
— Как хочешь… Стало быть, сгоняла я нынче Симеона Живую Ногу в одно место…
