Инесса Ципоркина - Дерьмовый меч
- Ну вот, – занудила я, – заходи кто хочет, бери что хочешь… Чё за дела, чуваки?
- Ой, простите, ваше величество, – заюлил сукин кот Абрашенька. – Мы с профессором читаем предсказание насчет Рака. Рак, видите ли, есть членистоногое, чей ротовой аппарат совершенно не приспособлен для свиста, но если ему дать свисток…
- Свисто-о-ок… – простонали мы с Менькой.
Только сейчас я вспомнила про подарок Розамунда, которым его всегда – ну почти всегда – можно было призвать из любой дали, где бы он ни был, мой раскосоухий, мой незабвенный и неподражаемый.
- Слышь, профессор! – непочтительно обратилась к Лёдду Мене-Текел-Фарес: – А у тебя от девичьей памяти ничего нет? Ничего нет хуже, чем девичья память нашей монархини! Лучше склероз, чем такая память!
- Отставить лечить монархиню! – рявкнула я. – Всем вспоминать, кто и когда последним видел мой свисток для эльфов!
- Этот, что ли? – лениво поинтересовался сидящий в углу (и почему-то связанный уже по-другому) Деанус фон Честер. – Занятная штучка… – В руке его вращался, как живой, наш мобильник… наш инструмент связи с Розамундом. Последний и единственный. – А я все гадал: зачем тому красавчику свисток? И почему он ни разу не пытался в него дунуть? – И гнусный фон Честер поднес мою драгоценную реликвию к своим гнусным губам.
Дунул раз, дунул другой… и ничего. Свисток был мертв и безгласен.
Потуга двадцать первая
- А он вообще работал когда-нибудь? – пробормотал все тот же Лёдд, после того, как каждый из нас дунул в свисток (некоторые так даже и по два раза). – Такое ощущение, что он заблокирован злым заклятьем.
- Или отключен за неуплату! – вылез умник Финлепсин.
Я потрясла свисток, как будто из него могло послышаться «Абонент временно недоступен» – и как будто это могло нам помочь. Побывав в аду, мой самый ценный артефакт лишился всей своей артефактической силы и мне оставалось только сделать самое важное и необходимое, что требуется в подобных случаях. А именно – сесть на пол и поплакать.
- Ну не надо, не надо, ваше величество, – поморщился весь мужской пол, находящийся в помещении. Мужчины! Где им понять оздоровляющий эффект хорошей, не ограниченной в средствах истерики… – Мы что-нибудь придумаем, попробуем его расколдовать, обратимся к ректору Шамбл Д’Ору…
И тут профессор Лёдд произнес свое холодное, веское «гм-гм». Или даже «ГМ-ГМ», настолько веским оно было. Все, разумеется, замолчали и заинтересованно уставились на Лёдда. Тот явно что-то знал – и, судя по невыразимо глупому виду профессора, это было очень значимое и очень таинственное что-то. Никогда мужчины не выглядят такими тупыми индюками, как тот в момент, когда собираются раскрыть чью-то тайну.
- К ректору обращаться не советую, – процедил Лёдд.
- А почему? – слаженным хором спросили мы – чего профессор, собственно, и ждал, с наслаждением затягивая театральную паузу.
- Потому что, собственно, нет никакого ректора. – Театральная пауза.
- Как нет?!! – Слаженный хор.
- А вот так. – Театральная пауза.
- Но как же?.. – Слаженный хор.
- Да вот так уж. – Театра… Ну всё, хватит!
- Профессор!!! – рявкнуло мое величество. – Приказываю рассказать все как есть! Иначе лишу это заведение королевских дотаций на перманентную реставрацию!
Лёдд побледнел и перестал изображать звезду Малохудожественного театра.
- Когда-то, давным-давно, – начал он тоном сказочника, оскорбленного в лучших чувствах, – тогда еще довольно молодой мужчина по имени Шамбл Д’Ор очень сильно боялся смерти. А поскольку умереть он, человек мирный, ученый, мог только от старости, то старости он тоже боялся. Конечно, никому не хочется становиться седым, лысым и морщинистым, поэтому самые популярные магические средства – те, которые помогают сохранять первую, вторую и прочие свежести. Одно время Шамбл мечтал о волшебных мирах, где люди молодели с помощью чудесной пластической хирургии, но что-то заставило его отказаться от перемещения в те края. Он начал искать средств остаться молодым, не покидая нашей вселенной.
- Расценки, небось, не понравились, – пробормотала Менька – и мне оставалось только кивнуть. Кто знает, сумел бы попаданец без документов, с диким именем «Шамбл Д’Ор» реализовать в моем мире здешние сокровища и накопить на приличную пластику в хорошей клинике? И хватило бы у него мозгов отсудить эти деньги назад, придравшись к паре не рассосавшихся морщинок?
- И вот профессор – тогда еще, повторюсь, довольно молодой профессор стал искать мифически-мистически-артефактическую вещицу под название «харякрус», которая разделяет человеческую сущность на две составляющих: одной достается весь запас гламура, положенный человеку от природы, второй – вся правда о том, каков человек на самом деле. Первая составляющая называется Крус, вторая – Харя. Ту часть, которая Крус, можно всем показывать: она всем нравится, тот, кто готов жить ее жизнью, всегда в шоколаде. – Профессор не удержался и снова сделал паузу, ожидая требовательных вопросов, а не дождавшись, злобно скривился и продолжил: – А с Харей все не так гладко, как с Крусом. Харю можно отпустить на волю – увы, но тогда она может очень и очень портить жизнь не только себе, но и другим. Но можно и запереть – в каком-нибудь специально построенном заведении типа лабиринта, а то и просто в волшебной вещи. Например, в портрете…
При слове «портрет» у меня появилось смутное подозрение, что какую-то похожую, но очень скучную историйку я уже слышала… или читала… или смотрела. Пока не вырубилась и не пропустила конец. Интересно, чем все кончилось для Шамбла Д’Ора?
- Очень хорошая, полезная штука эта харякрус, – всё бубнил профессор. – О ней ходили легенды не только в нашем мире, но и в сопредельных измерениях. Но ничего достоверно узнать не удалось, поэтому Шамбл предпринял несколько опасных вылазок в разные вселенные и наконец добыл именно то, что ему требовалось. А когда ритуал разделения себя на части и запирание Хари в парадный портрет прошли успешно, случилось страшное: Харя, впитывая в себя все неблагоприятные особенности натуры профессора, впитала и многие его способности. Поскольку способности, как правило, неразрывно связаны с негативной стороной личности и вместе с нею плавно перетекают…
- Та-ак, – хлопнув в ладоши, прервала я этот поток ненужных разглагольствований. – Больше аванса, меньше декаданса, профессор! То есть старикан ничего не может, пока не воссоединится обратно?
- Практически ничего, – покладисто согласился Лёдд.
- Выходит, он у вас со всех сторон импотент, откуда ни глянь, – приуныла Мене-Текел-Фарес. – Эх, придется старого хрыча реанимировать, а как?
- А ты меня спроси, куколка. – Наглый тягучий голос, раздавшийся из угла, мог принадлежать только мерзавцу Деанусу (я не поверила глазам, но за время рассказа Лёдда он опять успел развязаться и перевязаться – ну что за неугомонный тип!). – Там, где я пребывал последние годы, чего только с человеческой сущностью не делают. Делят и на два, и на семь, вгоняют в вещи и в зверушек, отпускают в другие реальности и заставляют там прожить сто, тысячу жизней с полной амнезией, не понимая, что ты здесь делаешь, вообще.
- Какой. Ужас. – Я старалась говорить равнодушно и презрительно – не хватало еще показывать врагу, что у меня бывают минуты слабости, а не только деловые истерики, помогающие заставить окружающих всё делать за меня.
- Ад! – пожал плечами фон Честер. – Чего вы хотите, королева?
- Мужа своего назад хочу, – прошипела я. – Все за мной. К Шамбл Д’Ору. Строем. И адского педрилу захватите, пока он сам тут всё не захватил!
Кабинет ректора был вполне ректальным: много дубовых панелей на стенах, кожаной мебели на полу, потрепанной литературы на стенах, тикающих фиговин и черепов на столах. Не хватало лишь феникса, который бы при виде нашей компании сгорел синим пламенем. А еще в кабинете висела куча картин, серо-буро-черных, точно их писали, стараясь не привлекать лишнего внимания к изображаемым объектам. Искать среди этих неразличимых харь ту самую – да мы бы и за год не управились. К счастью, искать не пришлось, потому что один из портретов оказался аккуратно засунут за спинку дивана и замотан плотным покрывалом, серым от пыли. Просто удивительно, что это произведение искусства не было отправлено украшать аллею Водолазов. Или еще куда-нибудь к чертям на кулички.
Не церемонясь, Финлепсин полоснул по пропыленным тряпкам своей боевой заколкой, занавес открылся. И…
И ничего. То есть портрет под покрывалом таки был, но ничего криминального в том портрете не было. Я приготовилась обнаружить на портрете монстра, оборотня, вурдалака, а вовсе не бородатого дядьку с масляным ртом, сальными глазами, потной лысиной и запотевшей рюмашкой. Больше всего воплощение компромата, страшный-ужасный харякрус напоминал говнофоточки с корпоративного банкета и семейного ужина, добавленные на стены соцсетей после Нового года. Да каждый праздник миллионы юзеров вешают точно такие же портреты в свои блоги – и никто не пытается прятать морды, соловеющие над салатиками-селедочками, под пыльные покрывала!
