Кира Измайлова - Пятый постулат
Сторож снова обретался на завалинке, рядом с ним лежала пустая бутыль из-под наливки, а вторую, еще наполовину полную, он надежно сжимал в объятиях. И храпел пуще прежнего! «Ох и влетит ему от хозяйки!» — невольно пожалела Маша беднягу.
— Думаю, он ничего не вспомнит, когда проспится, — сказал Весь. Он поглаживал лошадь по умной морде. — Давай-ка, возьми мешок овса из конюшни и поехали, и так сколько времени потеряли!
По Машиным ощущениям, потеряли они около получаса, не больше, но спорить с белобрысым было бесполезно.
— А зачем овес? — спросила она.
— А чем ты лошадь кормить будешь? — нахмурился тот. — Некогда ее днем на выпас пускать! Надолго не хватит, ну да где-нибудь еще купим…
Вздохнув, Маша послушалась. Беглецы взгромоздились на облучок, переглянулись… Весь взял в руки вожжи, неуверенно хлопнул ими по крупу лошади. Та осталась неподвижна. Весь хлопнул сильнее. Кобыла повернула голову, насколько позволяла упряжь и недоуменно посмотрела на седока. Морда ее выражала глубочайшее презрение.
— Давайте я лучше! — предложила Маша.
— А ты умеешь? — удивился тот.
— Ну, когда мы в обхоз ездили на картошку, то возили ее на телегах, когда горючки не хватало, и мне два раза давали править, — похвасталась Маша. — Значит, умею!
— Это значит, что тебе два раза позволили подержаться за вожжи, не более того, — хмуро ответил белобрысый и, соскочив наземь, взял лошадь под уздцы. — Ладно, из деревни так выберемся, а там видно будет…
Кобыла послушно зашагала вперед, заскрипела телега, остался позади постоялый двор с оглушительно храпящим сторожем. Маша оглядывалась по сторонам: ей внезапно жаль стало покидать Перепутинск, хоть поначалу ей и невесело тут жилось! Но были и хорошие минуты, и теперь девушка старалась напоследок наглядеться на добротные бревенчатые дома с резными наличниками и коньками крыш, на знакомые улицы; даже развалившаяся в луже свинья и копошащиеся под забором куры вдруг показались родными!
Вот Веся, кажется, никакие сентиментальные мысли не одолевали, шел себе вперед, хмурился, похлопывал по бедру сорванной где-то веткой.
— Ну-ка, — он придержал кобылу. — Поди, загляни в кузню. Прихвати там что-нибудь.
— Еще и там? — изумилась Маша. Видимо, Весь вошел в раж и решил напоследок ограбить всю деревню. — Зачем? И что?
— Потяжелее что-нибудь, — пояснил мужчина. — Ты девка здоровая, так хоть прут железный найди… Мало ли, что в дороге бывает. Давай, рысью, потом нагонишь!
Маша вздохнула и спрыгнула с телеги. Ну что вот он опять придумал?
— Наковальню только не бери, — напутствовал ее белобрысый. — Быстро хватятся!
Девушка удержала при себе нелестное высказывание в адрес чувства юмора Веся и отправилась за требуемым. Она очень опасалась, что в кузне остался кто-нибудь, но нет — ее встретил только хозяйский пес, который Машу хорошо знал и препятствий ей не чинил.
Она быстро огляделась по сторонам. Прут, значит, железный? Ничего похожего на глаза не попадалось, у кузнеца вообще царил порядок, все вещи лежали на своих местах. Если взять какой-нибудь инструмент, вон хоть те здоровенные клещи, пропажу мигом заметят! Да и вообще… Он этими вещами себе на хлеб зарабатывает, как можно украсть? Маша посмотрела под лавками, заглянула в сарай — там обычно складывали всякий хлам, споткнулась обо что-то, ушибив палец на ноге… Оказалось — небольшой молот, старый, выщербленный, им подпирали ворота, чтоб не захлопывались. Но рукоять была еще цела, а если укрепить сам молот как следует, то получится очень даже грозное оружие! Маша взмахнула им в воздухе раз-другой, почувствовав себя фигурой со знаменитого символа общевизма. Там, правда, молот держал мужчина, но что тут поделаешь… «А у Веся серп! — сообразила она. — Будто поменялись!.. Ну, похоже, это знак!»
На этот раз совесть ее не мучила: вряд ли кто хватится старого молота, разве что когда ворота нечем подпереть будет! Ну да камень какой-нибудь найдут…
Веся она нагнала уже за околицей. Тот, похоже, разобрался с вожжами, и кобыла резво шагала по дороге.
— Как ее назовем? — спросила она, не без труда залезая на телегу — мужчина и не подумал придержать лошадь.
— Мне какая разница? — покосился на нее Весь.
— Зорькой, — решила Маша. — Она рыженькая и вон звездочка белая на лбу. В обхозе таких почти всегда Зорьками называют!
— Она гнедая, а не рыжая, — фыркнул белобрысый, и дальше ехали молча…
* * *Так называемый побег не задался с самого начала. Слишком долго задержались на свадьбе, потом началась суета со сборами, затем еще эта нелепая история с лошадью… Весьямиэль невольно поморщился: ну как же это он не сообразил, что возникнут проблемы? Нет, втемяшилось почему-то в голову: раз Маша из простых работниц, то должна уметь управляться со скотиной, а у них там, оказывается, тоже самобеглые повозки имеются, а лошадей держат только в этих… как их… обхозах! Что за дурацкое название!
Хорошо, кобыла попалась смирная, но… Весьямиэль окинул лошадь взглядом. Обычная крестьянская коняга! Он невольно вспомнил лучшего жеребца из своей конюшни: легкого, тонконогого — рядом с этой рабочей скотиной он показался бы миниатюрным. Но как он был быстр, как вынослив! Второго такого коня нет во всей империи, ему не раз предлагали за красавца вороного бешеные деньги, но Весьямиэль отказывался расстаться с ним. Теперь, должно быть, вороного продадут: к нему мало кто осмеливался подступиться, кроме хозяина. Разве только кто из братьев попробует приучить жеребца к себе, но надежды на это мало.
Настроение у него медленно, но неуклонно портилось. Хорошо еще, Маша с ним больше не спорила, сидела себе молча… Ан нет, сглазил!
— А куда мы едем?
— Подальше отсюда, — ответил он.
— Нас ведь искать будут, — озвучила девица очевидное.
— И как только ты догадалась! — хмыкнул Весьямиэль. — Конечно, будут! Скажи спасибо, что твой крылатый друг в ближайшее время в воздух не поднимется, иначе разыскали бы нас мгновенно.
— А если на службе у Властелина есть другие такие? — предположила Маша.
— Нет, — отрезал он. — Он единственный в своем роде и страшно этим гордится. На этот счет можно не беспокоиться. А вот обычные люди…
Он задумался.
— Они, скорее всего, решат, что мы двинулись прочь от столицы, — сказал он. — Так поступил бы любой. А мы поступим наоборот.
— То есть в столицу поедем? — удивилась девушка. — Но зачем?!
— Затем, что я хочу добраться до этого Властелина и объяснить, чья во всем вина, — сказал Весьямиэль, оценил выражение лица Маши и добавил великодушно: — Ладно, не вина. Дурость. А если я туда приеду в цепях и с кляпом во рту, объясняться будет затруднительно…
— А кляп вам наверняка вставят, потому что язык у вас поганый, — не осталась в долгу девица. Ишь, осмелела! — А что, если нас на дороге кто заметит и сообщит куда надо?
— Заметить нас обязательно заметят, — хмыкнул мужчина. — Поэтому постараемся в крупные поселки не заезжать, чтобы не нарваться на соглядатаев, а так…
— А если собак по следу пустят? — предположила Маша.
— Опомнись! — рассмеялся Весьямиэль. Его дурное настроение начало исправляться. — К тому времени, как нас хватятся, мы будем далеко, а все следы затопчут так, что никакая собака их не возьмет! От околицы мы вовсе на телеге ехали, к слову сказать…
— Да вас и без собак любой по запаху найдет, — девица недовольно сморщила нос. — Такой от вас… аромат!
— Ничего, разберемся… — отмахнулся он.
— Все равно, у нас приметы яркие, — сказала девушка. — Особенно у вас. Я-то если платье надену, от обычной крестьянки не отличить будет, а вы… Нет, видно, что вы благородный, только разве благородные господа на телегах путешествуют? Надо как-то замаскироваться!
Весьямиэль только хмыкнул. Иногда девица его удивляла полнейшей своей наивностью, а иногда поражала способностью делать какие-никакие логические выводы.
— Приметы яркие, это верно, — сказал он. — Только маскировать их смысла нет. Наоборот, нужно подчеркнуть.
— Как это? — удивилась Маша.
— Хм… — он покосился на нее. — Сейчас покажу. Держи вожжи, да не дергай, кобыла смирная, сама идет, куда надо.
* * *Маша недоуменно следила за белобрысым — тот, передав ей вожжи, полез зачем-то в свой сундук. Ей приходилось выворачивать шею, сидеть так было неудобно, но девушка не сдавалась.
Весь вел себя странно: вытащил ту самую зеленую рубашку с красными рукавами, щедро украшенную золоченой тесьмой и облачился в нее. (Хоть Маша и отвернулась деликатно, но на этот раз ясно разглядела — какой-то рисунок на груди и даже на руке у мужчины есть, вот только что он собой представляет, она рассмотреть не смогла.) Поверх напялил камзол без рукавов (да как же он называется, ведь говорил ей Малух!), оставил нараспашку, подпоясался широкой полосой материи какого-то невообразимого изумрудного колера (должно быть, это Рала купила, как и тесьму, сообразила Маша). Наряд вышел кричащим донельзя!
