Сергей Мусаниф - Третье правило стрелка
— Эка невидаль, — презрительно буркнул Борс. — Так и я могу.
Он открыл рот, показав всем желающим свою щербатую улыбку. Поскольку Борс был завсегдатаем кабацких потасовок Камелота и его окрестностей, полным комплектом зубов он не мог похвастаться уже давно, впрочем, как и многие другие рыцари. Таковы издержки профессии.
— Сколько будет один плюс два? — спросил Муромец.
Бозел трижды махнул хвостом из стороны в сторону.
— Вот так ты точно не можешь, — сказал Ланселот Борсу, намекая на отсутствие хвоста.
— Да, с арифметикой у меня напряг, — согласился Борс.
— Ну что ж, раз мы все выяснили, то спокойно можем ехать дальше, — сказал Ланселот.
— Только, прежде чем мы уедем, у меня есть еще один вопрос, — сказал Персиваль, чем заслужил вечную ненависть Бозела. — Где вы этого крокодила взяли? Насколько я знаю, они тут не водятся.
— Ты на что это намекаешь? — спросил Муромец.
— Я просто на будущее интересуюсь, — невинно сказал Персиваль. — Чтобы знать, где искать животных, если наш благородный король тоже захочет устроить при Камелоте зверинец.
У вас там и без того чистый зоопарк, подумал Бозел. В зеркало бы на себя посмотрели.
— Ты прав, тут крокодилы не водятся, — сказал Муромец. — Мы свой экземпляр добыли в далеких краях. С боем взяли, так сказать.
— Ну раз мы снова все выяснили… — начал Ланселот.
— Любопытно, — сказал чрезмерно наблюдательный Персиваль. — А как вы его из далеких краев сюда притащили? Что-то я тут никаких повозок не наблюдаю, и вряд ли зверюга могла проделать весь путь из далеких краев своим ходом.
— Ты на что-то намекаешь? — спросил Муромец.
— Я всего лишь скромный рыцарь, не имеющий привычки к глубокому анализу ситуации, — издалека начал Персиваль. — Но я думаю, что утренняя метаморфоза, преобразившая наших скакунов и изменившая наш внешний вид, могла затронуть и кого-то еще и что это существо, визуально производящее впечатление крокодила, может на самом деле таковым не являться.
— Еще раз, и по-английски, — попросил коллегу Ланселот.
— Maybe this is not a crocodile at all. Maybe it is a dragon,[18] — сказал Персиваль.
— F… piece of sh…[19] — сказал Ланселот. — Do you think, it's the dragon we search for?[20]
— О chem oni govoriat, boss?[21] — шепотом спросил Алеша Попович у Ильи Муромца.
— Chego-to zapodozrili, tvari,[22] — сказал Муромец.
— Draka budet, Muromez?[23]
— Da.[24]
Вышеописанный эпизод требует отдельных комментариев, возможно, он даже заслуживает примечания самого Горлогориуса, но на этот раз автор решил обойтись без сноски. В сносках обычно используется очень мелкий шрифт, поэтому далеко не все их читают, а для правильного понимания устройства описываемой вселенной данная информация должна быть усвоена каждым.
Совершенно очевидно, что былинные богатыри не могли знать английского языка, в то же время трудно представить, чтобы рыцари Круглого стола спокойно изъяснялись по-русски. Тем не менее диалог между ними действительно имел место, и сейчас вы поймете, почему он стал возможным.
Только нужно немного забежать вперед.
Когда Фил работал над сотворением вселенной, он преследовал конкретные коммерческие интересы, и эти интересы требовали, чтобы все обитатели созданного им мира могли свободно общаться между собой. Наделять их всех одним языком было бы глупо. Кроме того, подобный ход мог существенно обеднить фольклор каждого отдельно взятого народа, поэтому Фил нашел другой выход.
Каждый житель вселенной владел двумя языками — тем, который был свойствен местности, где он обитал, и еще одним, универсальным, на котором он мог общаться со всеми остальными. Таким образом, русские былинные богатыри свободно могли говорить с татарами, древними греками, могущественными волшебниками или английскими рыцарями, не прибегая к услугам переводчиков. И у каждого народа оставался в запасе свой собственный язык, на котором люди могли беседовать, не опасаясь быть подслушанными. Никто не учил иностранные языки[25] — к чему забивать себе голову, если ты можешь поговорить на универсальном языке хоть с древнеримским поэтом, хоть с пришельцем с далеких звезд, хоть с разумным деревом.
А тот факт, что этот универсальный язык порой очень похож на молодежный сленг, никого особенно не беспокоил.
Закончив короткий брифинг, Ланселот отделился от группы рыцарей и шагнул навстречу Муромцу.
— Меня терзают смутные сомнения, — заявил Ланселот, — относительно этого крокодила. Мои коллеги навели меня на мысль, что этот крокодил не так прост, каким кажется с первого взгляда.
Да, с арифметикой Муромец явно перемудрил, подумал Бозел. Хватило бы и одной раскрытой пасти.
— Продолжай, — сказал Муромец, как бы невзначай опуская руку на свою булаву.
— Э… — сказал Ланселот, который не мог не заметить недвусмысленный жест богатыря. — С другой стороны, я тебе, Илья, верю. Если ты дашь мне честное богатырское слово, что этот крокодил не является разыскиваемым нами драконом, мы тут же отбудем для проведения дальнейших оперативно-розыскных мероприятий и будем считать инцидент исчерпанным.
«Соври, Ильюшенька, — мысленно взмолился Бозел. — Дай ему свое чертово слово, ну что тебе стоит?[26]»
— Нет, — сказал Илья.
— Не дракон? — уточнил Ланселот. — Ладно, тогда мы поеха…
— Не могу я дать тебе честного богатырского слова, — сказал Илья.
Бозел обхватил бы свою голову передними лапами, если бы только смог дотянуться.
За спиной Ланселота сэр Персиваль сделал правой рукой международный жест, похожий на то, будто он давал гудок паровоза.
— Yes! I knew it![27] — воскликнул Персиваль. — I am genius! I am the cleverest! I am better than Boris Burda himself![28]
— Черт побери! — выругался Ланселот. — И что теперь делать?
— Драться, — сказал Муромец. — Или вы свои мечи вместе с лошадьми и доспехами профукали?
— Мечей у нас нет, — сказал Ланселот, сбрасывая плащ. Обнаружившуюся под ним черную водолазку опоясывали две кобуры, из которых торчали рукояти «вальтеров ППК».[29] — Зато есть вот это.
— Это не по чесноку будет, — сказал Муромец. — С мечами и палицами против этих маленьких фиговин? Мы же вас запросто уделаем.
— Может быть, отбросим оружие и померяемся силами в благородном боксе? — предложил Тристан.
— Или неблагородном, — добавил Борс. — С ударами ниже пояса и откусыванием ушей.
— Джентльмены, это просто смешно, — вмешался Гавейн. — У вас — свой эпос, у нас — свой, и интересы наши пересеклись впервые и чисто случайно. Неужели столь благородные рыцари, как мы, будут грызть друг другу глотки из-за какого-то крокодила?
— Я бы погрыз, — вставил Борс.
— Мы действуем по поручению великого волшебника, который желает видеть этого дракона живым, — сказал Муромец. — Лучше бы вы отступили.
— Какое совпадение. Мы тоже действуем по поручению великого волшебника, только он желает видеть этого дракона мертвым. Так что можете отступать сами.
— Мерлин крут, — задумчиво сказал Муромец. — Но у меня есть подозрение, что Горлогориус куда круче.
— Так вас сюда Горлогориус послал? — уточнил Ланселот.
— Да.
— С каких это пор Горлогориус богатырями командует? — удивился Тристан. — Вроде это не его песочница.
— Они с нашем князем договорились, — пояснил Муромец.
— Значит, вы не отступитесь?
— Нет. А вы?
— Тоже нет, — сказал Ланселот.
— Значит, надо драться, — заключил Илья Муромец. — Как вы и предлагали, без оружия.
— В кулачном бою сойдемся, — согласился с ним Ланселот.
— Окропим снежок красненьким, — сказал Алеша Попович.
— Какой снежок? — не понял Ланселот. — Вроде лето сейчас.
— Это наше народное выражение, — пояснил Алеша. — Типа идиома.
— Тогда ладно.
Рыцари и богатыри разошлись по разным сторонам и принялись снимать с себя плащи, кольчуги, железные шлемы и кожаные кепи. В сторону летели мечи, булавы, пистолеты, дробовики, кастеты и кинжалы.
Алеша Попович задумчиво поскреб лоб.
— Есть проблема, старшой, — сказал он Муромцу.
— Излагай.
— Нас трое и с нами крокодил, — сказал Алеша. — А люди будут говорить, что нас было четверо.
— И что?
— Этих рыцарей — всего-то шесть рыл, — сказал Алеша. — Люди скажут, что это был нечестный бой.
— Почему?
— Нас больше, — сказал Алеша. — Всем известно, что один былинный богатырь троих рыцарей стоит. А «зеленые береты» мы просто на завтрак кушаем, да еще когда у нас аппетита нет.
— Ты прав, не по чесноку это, — сказал Илья, проведя в уме нехитрые подсчеты. — Пусть крокодил в сторонке постоит.