Терри Пратчетт - Ночная стража
Ваймс уставился на продавца. Хотя, чему тут удивляться? Насколько он помнил, всегда был кто-то, кто продавал чрезвычайно подозрительные химически переработанные свиные продукты. Он знал этого человека. Просто тот был… моложе.
Его лицо осветилось улыбкой при виде незнакомого человека. Продавец любил встречать людей, еще не пробовавших его пирожков.
— А, сержант… эй, а что значит эта маленькая корона?
— Караульный пристав, — объяснил Ваймс. — Это что-то вроде «сержант со всеми потрохами».
— Что ж, сержант, могу я предложить вам особую булочку с сосиской? Никаких крыс? Сто процентов органики? Свинина побрита перед приготовлением?
А почему бы нет? подумал Ваймс. Его желудок, печень, почки и весь кишечник разом предоставили свои аргументы, но он все же порылся в кармане, выискивая мелочь.
— Сколько, мистер… э, — Ваймс вовремя опомнился и взглянул на имя на лотке, — Достабль?
— Четыре пенса, сержант.
— И ты себя без ножа режешь? — бодро добавил Ваймс.
— Простите? — озадачено переспросил Достабль.
— Я говорю, цена такая, что ты себя без ножа режешь, а?
— Себя режу…?
— Без ножа, — снова повторил Ваймс.
— А. — Достабль обдумал эту мысль. — Точно. Да. Именно. Вернее и не скажешь. Так что же, вы будете?
— Тут написано «Достабль Энтерпрайзез, Эст.», — прочел Ваймс. — Разве не должно быть указано, когда была основана компания?
— А должно? — Достабль посмотрел на свой лоток.
— Как давно ты торгуешь? — продолжал Ваймс, выбирая пирог.
— Дайте подумать… какой год сейчас?
— Э… Танцующего Пса, кажется.
— Значит, со вторника, — ответил Достабль. Его лицо просветлело. — Но это только начало, мистер. Только чтобы притереться. Через год или два я уже буду большим человеком в этом городе.
— Я верю, кивнул Ваймс. — Я, правда, верю.
Когда Ваймс двинулся прочь, Достабль опустил взгляд на лоток.
— Себя режу без ножа, себя режу без ножа, — бормотал он под нос, и фраза, казалось, понравилась ему. Но тут он присмотрелся к лотку и вдруг побледнел. — Сержант! — крикнул он. — Не ешьте этот пирог!
Ваймс остановился в нескольких ярдах от него, поднося пирог ко рту.
— С ним что-то не так? — не понял он. — То есть, я хотел сказать, с ним что-то совсем не так?
— Ничего! То есть… эти лучше!
Ваймс еще раз взглянул на лоток. Все они казались одинаковыми. Пироги Достабля довольно часто выглядят аппетитно. В этом и было их единственное достоинство.
— Я не вижу никакой разницы.
— Да, но она есть. — На лбу Достабля сверкали капельки пота. — Видите? На тесте вашего — маленький рисунок свиньи. А на всех других — сосиски? Я не хочу, чтобы вы думали, будто, ну, вы понимаете, я думаю, что вы свинья или что-то в том же духе, так что, если вы вернете его, я с радостью дам вам, э, другой, этот неправильный, э, не то чтобы в нем что-то не так, но, э, в нем свинина и прочее.
Ваймс посмотрел в его глаза. За тридцать лет продажи подобных органических пирогов Достаблю еще только предстоит научиться своей дружелюбной бесстрастности.
К ужасу парня Ваймс откусил полпирога.
В нем было все, что он ожидал, и ничего, что мог бы определить.
— Ням, — чмокнул он и, несколько сосредоточившись и глядя прямо на незадачливого продавца, доел пирог. — Пожалуй, можно сказать, что никто в мире не делает подобных пирогов, мистер Достабль.
— Вы все съели?
— А не стоило?
Облегчение исходило от человека, точно дым от пожара в лесу.
— Что? Нет! Отлично! Превосходно! Может, еще один? За полцены?
— Нет-нет, одного вполне достаточно, — торопливо ответил Ваймс, отступая назад.
— Вы точно все съели?
— Именно так, разве нет?
— О, да. Точно. Разумеется!
— Что ж, мне пора идти, — бросил Ваймс, направляясь вниз по улице. — Буду ждать нашей новой встречи, когда у меня будут проблемы с аппетитом.
Скрывшись из виду, он побродил по лабиринту улочек, а потом шагнул в тень и вынул изо рта кусочек пирога, который было невозможно разжевать даже по стандартам пирога.
Обычно, если в Знаменитых Свиных Пирогах Достабля вдруг обнаруживалось что-то очень твердое или хрустящее, было лишь два варианта: проглотить и надеяться на лучшее, или же выплюнуть это, предварительно закрыв глаза. Но Ваймс вытащил кусочек, зажатый между десной и щекой, который оказался сложенным клочком бумаги, заляпанным неподдающимися определению соками.
Он развернул его. Карандаш размыло, но все же можно было разобрать: Сегодня, Морфическая улица, 9 часов. Пароль: рыба-меч.
Рыба-меч? Это повсюду было паролем! Когда кто-то хотел придумать слово, которое невозможно отгадать, то всегда выбирал именно рыбу-меч. Одна из причуд человеческого разума.
Это объясняло растерянность. Заговор. Еще один чертов заговор, в городе, и без того переполненного ими. Должен ли он знать о заговорах? Но, как бы то ни было, он знал об этом. Морфическая улица. Известный Заговор Морфической улицы. Ха.
Он сунул скользкий клочок в карман и прислушался.
Кто-то крался за ним. Поверх отдаленного уличного шума была пустота, наполненная осторожным дыханием. Волосы на затылке встали дыбом.
Он медленно достал дубинку.
Так, и что теперь? Он — коп, и кто-то крадется за ним. Если они не полисмены, значит, это будет их вина (потому что он — коп). Если они копы, то они из людей Каченса и значит, тоже виноваты (потому что он лучше, чем они, впрочем как и что-либо, плавающее в канаве), и поэтому не было ничего очевидно неправильного в том, чтобы подарить им кромешную тьму.
С другой стороны, воры, убийцы и люди Каченса, по всеобщему мнению, часто следили за людьми и делали это довольно умело, тогда как тот, кто шел за ним так льнул к стене, что можно было слышать, как он царапает камень. Значит, это был простой человек, задумавший что-то и не желающий при этом получить несколько унций свинца за это (потому что Ваймс не хотел быть таким полисменом).
Он решил выйти из-за угла и сказать:
— Ну?
На него уставился мальчик. Это должен был быть мальчик. Природа не настолько жестока, чтобы сотворить подобное с девочкой. Ни одна его черта не была более чем просто безобразной, но все вместе смотрелось гораздо хуже. А еще запах. Не то, чтобы он был плохим. Он просто был не вполне человеческим. В нем было что-то от хорька.
— Э… — произнесло осунувшееся лицо. — Знаете что, мистер, вы просто скажите, куда вы идете, и я не буду следить за вами, хорошо? Стоит всего лишь пенни, и это — специальная цена. Некоторые платят мне гораздо больше, чтобы я не шел за ними.
Ваймс все еще смотрел на существо, одетое в слишком большой для него фрак, сверкающий от жира и позеленевший от времени, и цилиндр, на который когда-то наступила лошадь. Но видимые черты были знакомы.
— О, нет… — простонал он. — Нет, нет, нет…
— Вы в порядке, мистер?
— Нет, нет, нет… о боги, но ведь это должно было случиться…
— Если хотите, я могу привести Моззи, мистер?
Ваймс обвиняюще ткнул в него пальцем.
— Ты Шнобби Шноббс, так?
Беспризорник попятился.
— Может быть. Ну и что? Это что, преступление? — он развернулся, но Ваймс успел схватить его за плечо.
— Кое-кто может сказать и так. Ты Шнобби Шноббс, сын Маисы и Сконнера Шноббсов?
— Может быть, может быть! Но я ведь ничего не сделал, мистер!
Ваймс наклонился и заглянул в глаза, смотрящие на мир сквозь маску грязи.
— А как насчет стащить щетку, свистнуть шмотку, слямзить кафель, слить братве и смыться нафиг?
Шнобби озадачено нахмурился.
— А что значит «слямзить кафель»? — спросил он.
Ваймс одарил его таким же взглядом. Уличный жаргон сильно изменился за тридцать лет.
— Стянуть грифель… какую-нибудь мелочь. Так?
— Не, нет, мистер. Это «стибрить соску», — расслабился Шнобби. — Но не плохо для новичка. Что такое масло ангелов?
Память выдала карточку.
— Взятка.
— А цаца?
— Это просто. Либо главный попрошайка, либо просто смазливый человек.
— Верно, но, спорим, вы не знаете, как обставить блоху.
И память вновь вынырнула из пыльного тайника. Подобное нелегко забыть.
— Боги, ты и это знаешь? Как не стыдно, в твоем-то возрасте, — вздохнул Ваймс. — Это если ты продаешь старую клячу и хочешь, чтоб перед скупщиком она выглядела порезвее, то берешь свежий очищенный имбирь, поднимаешь кобыле хвост и засовываешь…
— Ого. — Шнобби был поражен. — Говорят, что вы быстро учитесь, и это точно. Вы могли даже родиться здесь.
— Почему ты идешь за мной, Шнобби Шноббс?
Беспризорник протянул грязную руку. Кое-что никогда не меняется.
Ваймс достал шестипенсовик. Монетка сверкнула в ладони Шнобби, точно бриллиант в ухе трубочиста.
— Среди них была дама, — ухмыльнулся мальчишка. И снова вытянул руку.
