Елена Звездная - Мертвые игры
— Так кто? — требовательно повторил вопрос ректор.
Пауль, кстати, уже успел спрятаться — под юбку опять залез. А мне пришлось признаваться:
— Умертвие.
Наверное, я слишком тихо сказала, но ректор расслышал.
— Адептка, — он неодобрительно покачал головой, — при всем моем удивлении вашими взаимоотношениями с трусливым паучком…
Пауль неожиданно вылез из под моей юбки, встал передо мной и зашипел на некроманта.
— Хорошо, с не особо трусливым, — принял во внимание демарш ректор. — Так вот, при всем моем удивлении, должен сообщить — ни один из ритуалов с водой не позволяет допрашивать кости умерших.
Настал мой черед удивляться, и я осторожно переспросила:
— Допрашивать кости?
Лично мне даже представить подобное жутко.
— Не кости, — правильно понял мое удивление лорд Гаэр-аш.
Мы помолчали. Мне становилось все хуже, уже ощутимо морозило, не помогала даже мантия, Пауль в нерешительности все так же стоял рядом и бросал на меня тревожные взгляды, а главный некромант Некроса и вовсе глаз не сводил. Я пошатнулась. Положение становилось критическим — третий обморок уже фатально, потому что меня точно отправят к целителям, а те добьют из самых лучших побуждений. И ведь никому ничего не скажешь. И не объяснишь. И сами не поймут — черный шелк особый материал, позволяющий скрыть от магического поиска очень многое, в том числе и особые свойства материала.
— Адептка, — медленно начал ректор, — вы свернули не там.
— Правда? — искренне удивилась я. — Мне нужно вернуться назад?
Лорд Гаэр-аш молча протянул руку. Мне.
В последний раз когда мне вот так протянули руку и повели за собой все кончилось плохо. Очень-очень плохо. Но в данный момент я была вынуждена согласиться, в любом случае выносить меня придется ректору, потому что становится только хуже.
Я сделала шаг, еще, Пауль догадливо забрался на плечо, а я подошла и вложила дрожащие холодные пальцы в ладонь ректора. И все изменилось!
Тоннель, который только что был монолитным и прямым, вдруг обзавелся сетью прозрачных ходов, переходов, ответвлений, а там, под нами, медленно билось сердце! Огромное, синее, неживое, но билось! Сердце! А мы стояли в одной из прозрачных трубок и я вдруг поняла, что все эти знаки и стены они реально существуют, но они огромны, а мы маленькие в маленькой прозрачной трубочке.
— Вены Некроса, — повторил лорд Гаэр-аш абсолютно мне непонятное. — Одна из тайн Некроса, адептка Каро, и я не рекомендую о ней распространяться. Идемте.
Сердце Некроса! Нет, я отчетливо расслышала про вены, но видела же я Сердце Некроса. Мертвое, но бьющееся! Сердце нежити!
— Адептка, — окрикнул лорд Гаэр-аш.
Я оторвалась от созерцания чуда и прямо спросила:
— А кто это создал? Кто? Это же невероятно, это…
Продемонстрировав полнейшее нежелание отвечать на мой вопрос, ректор повел меня за собой, всего шагов на двадцать, после чего мы неожиданно оказались в тоннеле. Том же самом. Абсолютно, разве что на стене какой-то другой символ сиял. Некромант отпустил меня, протянул ладонь к знаку и тот запылал фиолетовым светом. Стена содрогнулась и проход открылся. В совершенном недоумении я узнала кладовую в женском общежитии, и шагнула туда, не веря своим глазам.
— Мантию верните, — прозвучало мне вслед. — Впрочем, если вы считаете, что лишь она способна сохранить жизнь вам и подобие жизни вашему умертвию, можете оставить. Но учтите объяснять куратору откуда у вас ректорская мантия будете самостоятельно.
Мгновенно все сняла. Обернулась, протянула лорду с искренним «Спасибо». В ответ меня одарили насмешливым взглядом и ледяным:
— После лекций жду вас в кабинете. Вам придется о многом рассказать, адептка Каро. Трупов.
И стена, причем не просто стена, а стена, на которой вешалка прибита и там мантии висят, вновь оказалась стоять там, где стояла.
Некоторое время я продолжала взирать на стену, а затем в глазах потемнело. Пришлось, выбросить все из головы и поспешить в комнату. Мантию я начала расстегивать на ходу, и сорвала с себя, едва вбежала в комнату. Двери закрыл встревоженный Гобби, Пауль подхватил мантию и повесил на вешалку, а я дрожащими пальцами расстегивала платье. Белье сняла прикрывшись дверцей шкафа, потом замоталась в полотенце и рухнула на кровать. Просто рухнула.
— Ыыы! — Гобби подошел, помог лечь, укрыл одеялом, сел на край постели.
Пауль забрался с другой стороны. Я провалилась в сон.
Глава четвертая
Очень плохой день
Гобби разбудил меня через час. Тряс за плечо, пока не проснулась, потом вручил чашку травяного чая. Видимо Пауль мой разговор с мертвой леди слышал, потому что в момент, когда я, наконец, открыла глаза, паучок зашивал матрас, одной лапкой запихивая в него артефакты и учебники, двумя придерживая, тремя орудуя с иглой. Выглядело завораживающе, а главное следа после манипуляций нежити никаких. Такое ощущение что он ткань не сшивал, а возвращал ей целостность.
— Пауль, цены тебе нет, — серьезно заметила я.
Нежить ускорилась. Вот, доброе слово и мертвым приятно.
Пью чай. Паук зашивает, Гобби собирает мою сумку, сверяясь с расписанием. Приятно, очень-очень.
Неожиданно кто-то поскреб в двери. Пауль, бросив все, включая обе иголки и посыпавшиеся из матраса артефакты, рванул к двери и заплясал. Гобби подошел, приоткрыл. В комнату юркнула тарелка, накрытая другой тарелкой. Удивленно пронаблюдала за тем, как данное приспособление пробежало по полу, взобралось на кровать и бухнулось мне на колени. Довольная собой саламандра подмигнула мне и принялась строить глазки Паулю. Нежить цвел и смущался.
— Это мне? — догадалась я на счет тарелочной композиции.
Огненная ящерка изящно обернулась, кивнула, и вдруг юркнула ко мне. Тарелка вмиг ощутимо нагрелась. Уже догадываясь, что это мой завтрак, открыла верхнюю крышку — там было две тарелки. На верхней имелся бутерброд из поджаренного хлеба с сыром, во второй уже горячая каша. Саламандра остановилась, удовлетворенно кивнула, и с чувством выполненного долга медленной игривой походкой прошлась по постели, соскользнула вниз, затем виляя хвостиком прошла мимо Пауля, и когда проходила, игривый хвостик скользнул по паучьей мордочке. Гобби открыл дверь, мое «Спасибо» полетело вслед, Пауль брякнулся на пол, видимо из-за вмиг ослабевших ножек. Хитрая мордочка саламандры стремительно заглянула, ящерка хмыкнула, явно довольная произведенным эффектом, и ушла. Гордая и довольная очень, с видом «Вот что бы вы без меня делали».
Лично я бы без нее точно не стала бы думать про ложку. А так вообще каша есть, ложки нет. Пришлось выкручиваться и зачерпывать кашку бутербродом с сыром. Между прочим вкусно, но кажется у Гобби помимо знаний о структурировании информации еще и познания в этикете имеются, потому как смотрел нежить неодобрительно.
— Ложки нет, — сообщила я очевидное.
Гобби скорбно вздохнул. То есть он очевидно не мог дышать, но вздохнул. Скорбно.
А потом прозвенел звонок.
Я подскочила и жуя на ходу, метнулась к шкафу, бросив тарелки на прикроватный столик. Одевалась впопыхах и дожевывая. Обуваясь, прыгала, потому как одна нога засовывалась в туфлю, вторую я запихивала в чулок. Вид был тот еще.
— Все, я на лекции, — крикнула нежитям, выбегая в коридор.
Выбежала, застегивая платье, остановилась. Чего-то не хватало. Из комнаты вышел Гобби, протянул мантию и плащ.
— Спасибо, — поблагодарила, все так же застегиваясь.
Гобби переждал, пока заберу все, и даже помахал на прощание.
Я сорвалась, на ходу приглаживая волосы.
* * *Первая пара была по Мертвому праву. Вел профессор Занаш — типичный женоненависнический некромант, от которого стонали все, но девушки почему-то больше. Последних, я про девушек, у нас в группе насчитывалось семь, это без меня, со мной восемь. Так вот он нас всех ненавидел, но меня, почему-то больше.
Я влетела в эпический момент — лекция уже началась.
И потому, когда я с расческой в зубах и заплетающая на ходу волосы ворвалась в аудиторию, меня приветствовала гробовая тишина и злорадное: «Трупов, адептка Каро». Очень злорадное. Я бросила косу в полусплетенном состоянии, вытащила расческу из зубов, сунула ее в рюкзак. Затем достала черные перчатки, натянула, поправила черный кружевной воротник, у парней шелковые, а вот у нас кружево, приняла благообразно-неживой вид и вежливо забубнила:
— Уважаемый профессор Занаш, прошу простить мне великодушно сие опоздание, во имя будущих успехов и заслуг, кои непременно случатся в жизни моей беспутной, ежели я, милостью Тьмы, одумаюсь и приступлю к обучению со смирением и рвением достойным великого звания некроманта.
Естественно я это не сама придумала, это стандартное издевательство коего неукоснительно требует Занаш. Произнесено было с почтением и пиететом, а потому мне величественно кивнули и даже снизошли до не особо обидного:
