Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон

— Впервые я увидела их сверху, — сказала нянюшка. — Чуть с помела не свалилась от смеха.

Возникла пауза, в течение которой Казанунда пытался обдумать ситуацию.

— Чтоб мне провалиться! — наконец воскликнул он. — Я-то думал, эти типы, что возятся с могильными холмами и прочими земляными работами — серьезные друиды, а не… В общем, никак не мог себе представить, что на самом деле они выкладывают всякие похабные картинки, место которым… в отхожем месте, извини за каламбур.

— Похоже, ты не сильно шокирован?

Она готова была поклясться, что под париком гном покраснел.

— Ну, есть еще такая вещь, как стиль, — пожал плечами Казанунда. — Утонченность, наконец. Нельзя же просто орать во всеуслышание:

«Эй, смотрите, какая большая и толстая у меня колотушка!»

— Тут все немножко сложнее, — возразила нянюшка, пробираясь сквозь кусты. — Здесь сама местность, как ты выразился, орет. Вообще, по-моему, колотушка — это гномье словечко?

— Ага.

— Очень точное.

Казанунда попытался выпутаться из очередного куста шиповника.

— Эсме сюда никогда не приходила, — раздался где-то впереди голос нянюшки. — Говорила, мол, хватит с нее всяких народных песенок и майских деревьев, мол, целый непристойный пейзаж — это уж слишком. Конечно, — продолжала она, — изначально это место не предназначалось для женщин. Моя прапрабабка рассказывала, что в давние-давние времена мужчины приходили сюда совершать свои странные ритуалы, которых ни одна женщина никогда не видела.

— Разумеется, кроме твоей прабабки, прятавшейся в кустах, — добавил Казанунда.

Нянюшка даже остановилась.

— А ты откуда об этом знаешь?

— Ну, можно сказать, у меня развилось некоторое понимание сущности женщин из рода Ягг, — объяснил гном.

Колючки уже разодрали весь его парадный камзол.

— Она говорила, они тут строили парилки, воняли, как подмышки кузнецов, глотали укипаловку, плясали вокруг костров, нацепив рога, и мочились на деревья, — поделилась впечатлениями нянюшка. — А еще она сказала, что на самом деле это выглядело немного по-бабьи. Но лично я всегда считала, что мужчина — это всегда мужчина, даже если ведет себя по-бабьи. А что случилось с твоим париком?

— Видимо, остался где-то на дереве.

— Лом не потерял?

— Ни в коем разе.

— Тогда приступим.

Они подошли к подножию длинного холма. Арка из трех неровных камней служила входом в неглубокую пещеру. Нянюшка пригнулась и шагнула в затхлую, пахнущую аммиаком темноту.

— Пожалуй, дальше не пойдем. Хватит, — сказала она. — Спички есть?

Серное пламя осветило плоский камень с грубым рисунком. Охра надежно въелась в глубокие царапины. Картина являла миру пучеглазого мужика с рогами и в звериных шкурах.

Из-за мерцающего света спички создавалось впечатление, будто фигурка танцует.

Под изображением была накарябана руническая надпись.

— А что здесь написано? Кто-нибудь пытался ее перевести? — спросил Казанунда.

— Это разновидность яггского языка, — ответила нянюшка. — Говоря по существу, она означает: «У меня большая и толстая колотушка».

— Яггского? — уточнил гном.

— Моя семья очень давно живет в этой местности, — пояснила нянюшка.

— Благодаря знакомству с тобой, госпожа Ягг, я столько всего узнал, — покачал головой Казанунда.

— Все так говорят. Воткни лом в щель рядом с камнем. Всю жизнь искала предлог, чтобы спуститься туда.

— А что там такое?

— Вход в Ланкрские пещеры. Как я слышала, они тянутся во все стороны. Даже до самой Медной горы. Говорят, есть вход из замка, но его я найти не смогла. В основном эти пещеры ведут в мир эльфов.

— А я думал, вход в мир эльфов находится у Плясунов.

— Это другой мир эльфов.

— Что, есть несколько миров?

— Об этом эльфы предпочитают не распространяться.

— И ты хочешь проникнуть туда?

— Да.

— И найти там эльфов?

— Именно. Ты собираешься торчать здесь всю ночь или все-таки отодвинешь ломом камень? — Она пихнула его локтем. — Знаешь, там, внизу, есть золото.

— Ага, большое тебе спасибо, — язвительно произнес Казанунда. — Вот он, видизм в чистом виде. Только потому, что я… вертикально ущербен, ты пытаешься убедить меня с помощью золота. Считаешь, что гном — это ходячая жадность? Ха! Ты жестоко ошибаешься.

Нянюшка вздохнула.

— Ну хорошо, — промолвила она. — Тогда знаешь, что я тебе скажу… Когда мы вернемся домой, я испеку тебе настоящий гномий пирог.

Лицо Казанунды расплылось в широкой улыбке.

— Настоящий-пренастоящий гномий пирог? — переспросил он недоверчиво.

— Вот именно. Кажется, у меня сохранился рецепт; кроме того, я уже несколько недель не выносила кошачий ящик [82].

— Ну ладно, ладно, уговорила…

Казанунда загнал конец лома под камень и налег что было гномьих сил. Посопротивлявшись буквально секунду, камень откатился в сторону.

Вниз вели ступени, густо покрытые землей и старыми корнями.

Нянюшка решительно начала спускаться по лестнице, даже не обернувшись, и только потом поняла, что гном за ней не пошел.

— В чем дело?

— Знаешь ли, мне никогда не нравились темные и замкнутые пространства.

— Что? Но ты же гном.

— Да, меня угораздило родиться гномом. Но, честно говоря, я нервничаю даже в обычном шкафу. А это большой недостаток, учитывая род моих занятий.

— Не глупи. Я же не боюсь.

— Ты — это не я.

— Знаешь что… Я положу в хлеб побольше гравия.

— Ах, госпожа Ягг, ты просто искусительница…

— И захвати факелы.

В пещерах было сухо и тепло. Казанунда семенил за нянюшкой, стараясь не выходить из круга света.

— А ты уже бывала здесь?

— Нет, но я знаю дорогу.

Однако вскоре Казанунда вполне освоился. В пещере лучше, чем в шкафу. Во-первых, под ноги не попадаются все время чужие башмаки, а во-вторых, не слишком велика вероятность того, что вдруг появится размахивающий мечом муж.

На самом деле он даже почувствовал себя счастливым.

В голове его непроизвольно начали возникать слова, которые, вероятно, хранились в каком-нибудь заднем кармане генов:

— Хай-хо, хай-хо…

Нянюшка Ягг усмехнулась под нос.

Тоннель привел в подземную пещеру. Факел высвечивал намеки на находящиеся где-то далеко стены.

— Здесь? — спросил Казанунда, сжимая в руках лом.

— Нет, это какое-то другое место. Мы… нам о нем известно. Это поистине мифическое место.

— То есть не настоящее?

— Почему? Настоящее. И в то же время мифическое.

Факел ярко вспыхнул. Сотни плит, густо покрытых пылью, были разложены на полу пещеры, а в самом центре каменной спирали на канате, уходившем в темноту потолка, висел огромный колокол. Под колоколом лежала стопка серебряных монет, рядом — стопка золотых.

— Только не трогай деньги, — предупредила нянюшка. — Смотри, хороший фокус, мне о нем отец рассказывал.

Она вытянула руку и легонько тронула колокол. Раздался мелодичный звон.

Пыль посыпалась с лежавшей рядом плиты. То, что Казанунда считал изваянием, вдруг, заскрипев, село. Это был вооруженный воин. Если он смог сесть, значит, определенно был живым, но воин выглядел так, словно перешел из жизни в состояние окоченения, минуя фазу смерти.

Он обратил взгляд глубоко посаженных глаз на нянюшку Ягг.

— Что, неужто настала наконец година проклятая?

— Нет, еще нет.

— Тогда доколе вы, смерды, трезвонить будете да добрых молодцев будить? И двухсот годков не минуло, глаза едва-едва сомкнул, так нет, какому-нибудь псу смердящему обязательно в колокол позвонить надо. Уйди, старуха, не мешай спать.

Воин лег.

— Это какой-то древний король и его воины, — прошептала нянюшка, уводя Казанунду прочь. — Спят волшебным сном, во всяком случае так мне рассказывали. Один волшебник давным-давно заколдовал их. А проснуться они должны для решающей битвы, когда волк съест солнце.