Марчин Вольский - Агент Низа
Непонятность ситуации Мефф относил за счет своего особачивания и возникшего вследствие этого невысокого среднеарифметического интеллекта. С определенным усилием он вернулся в первозданный вид. В клетку можно было войти, проникнув сквозь стекло, но Фаусон предпочел пройти сквозь мраморный цоколь и выгул.
Он оказался внутри, когда Кайтек, стоявший к нему спиной, наливал себе стаканчик водки «Кактусовки». Чудище тут же почувствовало присутствие чужака и заворчало. Его морда превратилась в устрашающую маску. Губы приподнялись, обнажив огромные кабаньи клыки, а горящие глаза зажали взгляд Меффа, словно тиски. От изумления полномочный и чрезвычайный позабыл пароль.
– Пятью пять… нет… семью семь…
Из концов косматых пальцев высунулись когти размером с ножи. Приглушенное горловое ворчание начало заполнять вольеру. Оборотень присел на задних конечностях… и прыгнул, прежде чем Фаусон успел прикрыть лицо слишком медлительной рукой.
Чмок! Чмок!
Чудище расцеловало его, словно выстрелило из двустволки!
– Наконец-то, – прошипело оно, а видя изумление Фаусона, захохотало. – Шестью шесть! Шестью шесть, черт побери! Ты думал, я не распознаю коллеги по запаху?.. Я знал, я чувствовал заранее, что рано или поздно Низ пришлет кого-нибудь, чтобы вытащить меня из этой дыры. Меня зовут Кайтек, а тебя?
– Мефф. То есть, Мефистофель XIII.
– Первоклассная семейка. Аристократы, ядрена вошь! Не то, что мы, демоны из пролетариата.
– Тебе не кажется, что нам пора смываться? – прервал классовые рассуждения Фаусон.
– Успеется! – ответил Вурдалак. – Кроме того, это не так просто. Взгляни, друг! – он когтями раздвинул шерсть на животе, показывая шрам. Под кожей явно вырисовывался контур вшитой капсулы.
– Esperal [32], – догадался Мефф. – Отвыкаешь, что ли?
– Вшивка лояльности! – покачал головой Кайтек. – Достаточно попытаться сбежать или выцарапать одну из капсул – их пять штук – электрический импульс тут же идет к Бандальеро. Довольно секунды, чтобы диктатор нажал кнопку передатчика, с которым не расстается, и все капсулы взорвутся, разрывая меня в клочья.
– У тебя низкий уровень бессмертия?
– Высокий, но капсулы изготовлены из переплав ленного ковчежца святого Иакова, специально привезенного из Сан-Доминго.
Адский посланник выругался, но тут же сказал:
– Должен же быть какой-то выход!
– И есть. Достаточно нанести визит тирану и по возможности эффективно уговорить его вернуть передатчик. План у меня разработан давным-давно. Только одно, – морду чудовища искривила гримаса ненависти, – поклянись, что не убьешь его на месте…
– Если ты так хочешь…
– У нас небольшие застарелые счеты…
– Догадываюсь. Он запер тебя здесь.
– Если б только это, – гавкнул Вурдалак. – Сначала догадайся, какой фраер помог Хуану захватить эту страну, кто подсказал ему идею с кортезианизмом?..
– Ты?!
– И кто, наконец, словно щенок, дал вшить себе эти идиотские заряды, замкнуть в виварии и выполнять роль общественно полезного объекта ненависти?
– Кстати, – вставил Фаусон, – объясни, что тут происходит? Что означает эта очередь отличившихся?..
– Бандальеро не откажешь в знании человеческой психики. Создавая идеальную систему, в которой все обстоит прекрасно, мудро, благородно, свято, он одновременно позаботился о том, чтобы в качестве противовеса сосредоточить в одном месте все зло, на которое можно свалить то, что на практике не согласуется с теорией. Речь шла о таком месте, где за три минуты, порой раз в жизни, люди могли бы дать волю своим чувствам. Говорить правду! И не важно, что объект ненависти будет эрзацем. Разумеется, существует враг номер один – Этания, ее президент, которого именуют Первым Фарисеем, ее перевернутые шиворот-навыворот символы, ее стиль жизни, который здесь именуют вторичным варварством. Но что малюсенькая Кортезия может сделать Этании? Строить гримасы, показывать язык? Поэтому придумали отечественного врага – меня! Таким образом, одним махом Бандальеро отделался от соучастника и получил объект для нейтрализации настроений. Честное слово, я тут для него проделываю работу получше, чем вся жандармерия города.
Фаусон молчал. Ему в голову пришло, что человек своими идеями давно уже перещеголял истинных дьяволов, которые по сравнению с некоторыми личностями человеческой расы могли бы сойти за джентльменов.
Правящий Совет двенадцати архиепископов, уже давным-давно заседавший впятером (остальные члены Совета либо почили в бозе, либо находились в состоянии или же местах, не позволяющих им принимать участие в совещаниях), собрался вскоре после полуночи. Таков был стиль работы Хуана Бандальеро, у которого была натура кошки, нюх собаки, характер лисы, зрение змеи и гибкость мангусты.
Однако же сегодня он кружил по своему длинному кабинету, напоминающему монастырскую трапезную, как лев в клетке. Четыре остальных иерарха молчали. Долгая жизнь и пожизненное сохранение занимаемых мест гарантировались принципом: переждать первоначальную вспышку бешенства, согласиться со всеми тезисами президента, единодушно их одобрить, а затем напропалую веселиться во время обязательной увеселительной части, состоящей из курения опиума и шалостей со студентками-нонконформистками, которые таким поведением могли слегка смягчить вынесенные им приговоры и избежать отправки на серебряные рудники, работа на которых, как известно, не очень-то благоприятствует интеллектуальному развитию.
– Amigos, – говорил Новый Кортес своим несколько глуховатым голосом, – в нашей прекрасной стране находится пришелец, действующий, несомненно, по наущению вероломной Этании. Хуже того, этот агент, я не побоюсь сказать – диверсант, располагает новейшими видами оружия, например, аэрозольным огнеметом. Он может также проникать сквозь некоторые виды стен и заборов.
В зале стало шумновато, а Первосвященник, выряженный в униформу – гибрид римской тоги и ацтекского плаща из перьев – продолжал:
– Мы не знаем намерений неведомого врага, и уже несколько часов не получаем сообщений о его местопребывании. Вы скажете, что значит один человек по сравнению с хорошо организованным государственным механизмом? Согласен. Но даже этого одного наглеца мы не можем игнорировать. В простом народе, несмотря на несомненные успехи науки и образования, все еще живы вздорные мифы о Монтесуме Третьем, который, якобы, в любой день может явиться из-за Великой Воды и повергнуть Нового Кортеса. Поэтому надобно незамедлительно отыскать и уничтожить врага! – закончил он, драматически понизив голос. – Что вы, братья, думаете об этом?
Некоторое время не подавал голоса ни один из иерархов. Вырываться слишком рано означало проявить избыточную инициативу, а стало быть оказаться заподозренным в чрезмерных амбициях…
– Ну же! – торопил Бандальеро. – А может, это делишки кого-то из вас?
Языки развязались немедленно. Несколько минут члены Совета наперебой перекрикивали друг друга, поддерживая мнение Первосвященника, выражая свое беспокойство и святое возмущение. Однако ни один не предложил какого-либо решения.
Вошел офицер и вручил президенту-диктатору очередную порцию признаний, выбитых из капитана Гомеса и несчастного Хименеса, в которых, однако, не оказалось ничего нового, за исключением, может быть, утверждения одного ученого, который невероятные способности синьора Дьябло склонен был приписывать нечистой силе.
– Они вечно что-нибудь придумывают, – произнес епископ по имени Альваро.
– Но не следует ничем пренебрегать, – констатировал другой, носящий историческое имя Родриго.
– У нас нет отечественных экспертов по метафизике, – сказал Бандальеро, – все без исключения были подвергнуты перевоспитанию. Разве что… – наступила тишина. – Разве что вызвать сюда Вурдалака!
Нотабли зааплодировали, лишь Родриго, хотя, в принципе, и он поддерживал идею босса, предусмотрительно спросил:
– А это, так сказать, безопасное решение проблемы? Первосвященник извлек из складок римско-ацтекского одеяния плоскую коробочку с несколькими кнопками и улыбнулся. Улыбка однозначно говорила: он у нас в руках.
– Как его доставить?
– Вертолетом! Он будет здесь через четверть часа, – Бандальеро небрежно указал на броневые двери, выходящие на террасу дворца.
Увлекательнейший вопрос, почувствовали ли правящие иерархи надвигающуюся опасность, останется, вероятно, нераскрытым. Что же касается фюрера Кортезии, то его озабоченность поступками незваного гостя была продиктована не столько страхом (таковой исключался эффективными действиями различных служб), сколько яростью: кто-то пытается без его согласия нарушить установленный мир, порядок и покой. Он быстро прервал бесплодную болтовню своих «соправителей», отправил их в банкетно-игровой зал, сам же погрузился в молчание и ждал.
