Даниил Клугер - Наши в космосе
По залу пронесся одобрительный гул. Кое-кто закурил.
— Я повторяю, — продолжал председатель, — процесс зашел не очень далеко. Свои выводы трезвомыслящие излагают пока робко, в завуалированной форме: в виде проблемных статей, научно-фантастических рассказов, всякого рода рукописях, найденных при странных обстоятельствах. К такого рода произведениям относится и документ, факт появления которого мы и собрались обсудить сегодня. Покажите, пожалуйста, первый слайд.
На стене справа от доски появилось изображение изрядно помятого, исписанного шариковой ручкой листка бумаги. Вверху я с трудом разобрал название: «Меморандум». Написанное ниже разобрать было невозможно.
— Я прошу извинения за плохое качество. Рукопись была найдена нашим наблюдателем в виде отдельно плывущих по реке частей в районе Кулповской низменности. Подпись даже после реставрации совершенно нечитабельна и далее рукопись будет именоваться «Кулповским Меморандумом». Копию рукописи можно будет получить в перерыве. — Председатель посмотрел на часы и продолжил: — По моему мнению, появление Кулповского Меморандума прямо указывает на конкретный путь полного саморазложения философской основы технологической цивилизации, столкнувшейся с насильно насаждаемой сегрегацией. Выводы, к которым приходит автор, столь абсурдны с нашей точки зрения, сколь математически точны с позиций их логики. Но как на них ни смотреть, — хоть своя рубашка и ближе к телу, и наша позиция, конечно, объективней, — все равно, как ни крути, а выводы эти показывают полную бессмысленность появления разума во Вселенной. Это трагическое обстоятельство понял и сам автор. Иначе чем еще объяснить его отношение к собственному детищу, выброшенному в глухие просторы Кулповской низменности?
В этот момент соседка наклонилась ко мне и прошептала, что, мол, в фойе прекрасный буфет, но, к сожалению, только один. И чтобы успеть перекусить в перерыве, нужно ухитриться пораньше занять очередь. Она и сама могла бы, но я ближе к выходу и к тому же мне удалось почти невозможное — протиснуться мимо сидящего стоика (так она его назвала). Я скромно начал оправдываться, что, мол, здесь нет моей заслуги и что вообще я здесь в первый раз, но очередь пообещал занять. Пока проходил мой первый контакт с внеземной женщиной, председатель распалился, окончательно перейдя на патетический стиль:
— …Это вам не парадокс Шкловского или синдром Стругацких. Тем более не антропный принцип. Если раньше речь шла всего лишь об уникальности или мистическом законе природы, который, кстати, не проходит по элементарным энергетическим соображениям, то сейчас уже подрываются сами основы. Вместо оптимистического синдрома — «пусть закон, но мы будем работать и все преодолеем» — имеем меморандум с его вольтерьянским: «А так ли уж сложна эта ваша Вселенная?» Потрясаются, как говорится, этим самые священные коровы. А главное, что же достигается для себя? Как говорят лебеги: «Шо ж они с того имеют?» Друзья, я прошу прощения, что забегаю вперед, фактически не дав ознакомиться с самим документом, но меня просто возмущение захлестывает. Объявляю перерыв.
Прозвучал гонг. Я рефлекторно рванулся в буфет. Добежав до желанной очереди, я понял, что совершенно свихнулся. Что происходит? Должна же быть хоть внутренняя логика у происходящего. Пусть «они» — содружество — против контакта с нами. Но ведь я здесь. А, черт, может быть, они принимают меня за кого-то другого? За Земноводного? Как-никак из-под земли извлекли. Ладно, если ничего не понимаешь, лучше ничего не делать. Кстати, кто эти лебеги? Есть нечто в них одесское. На ум пришло двустишие: на планете возле Веги жили хитрые лебеги.
Подошла очаровательная соседка и тут же подкатил хвостатый полиглот и всучил копии меморандума: «Плиз».
Мы взяли чай, бутерброды с рыбкой, яблоки и встали за стойкой.
— Меня зовут Джулия. Можно просто Джу, — представилась она в перерыве между бутербродами. — Что вы словно ошарашенный? Странный вы народ, земняне. Живете под землей, ни звезд, ни неба, и вечно как ошпаренные. Впрочем, дело ваше. Только вид уж больно странный. Обычно кроты как кроты, а тут — и руки, и ноги…
— Не земнянин я, я Иванов Костя…
Она лишь усмехнулась, и я решил больше не делиться своей биографией, а узнать что-нибудь полезное.
— Тут председатель насчет меморандума… Я вообще-то впервые на столь высоком…
— Вообще-то заметно, — сказала Джулия. — Ничего особенного не происходит — вечная грызня по вопросу сегрегации. Как обнаружили землян, поставили демпферы, заморозили все работы в радиусе десяти мегапарсек. Все условия — развивайся, сколько душа пожелает, и никаких чудес и контактов. Вначале все шло нормально, как везде. Раздельное развитие молодых цивилизаций — вещь полезная. Закаляет волю, укрепляет характер. Ну что я вам, Костя, рассказываю прописные истины. Большинство цивилизаций вообще не нуждаются в сообществе — так и доживают свой век тихо и спокойно. А здесь без братьев по разуму — никак. Общительные оказались, и даже слишком. Вот и возникает проблема: идти на контакт или не идти. Пойдешь на контакт — нарушение конвенции по борьбе с контактами, не пойдешь — погибнет, что называется, в собственном соку. Жалко. Теперь вот еще это, — она потрясла рукописью. — Ах, нужно же прочесть. Извините.
Джулия уткнулась в рукопись. Я тоже начал разглядывать свой экземпляр. Хм, страниц сто. Интересно, какие у них перерывы?
Многие листы сохранились неплохо и многое, как выражается председатель, вполне читабельно. Я нашел первые разборчивые страницы и начал читать. «…Больше всего настораживает гигантская пропасть между темпами нашего развития и возрастом Вселенной. Многих радует: смотрите, научно-техническая революция, прогресс, неограниченный рост производительных сил… Ура! Всего двести лет назад паровую машину изобрели, а теперь вот — атомные электростанции, токамаки и проч. Полноте, чему вы радуетесь? Задумайтесь, и вы поймете, что не «ура» кричать нужно, а бить во все колокола: Тре-во-га! Разделите десять миллиардов лет (возраст нашей Вселенной) на двести лет — получите гигантское безразмерное число: 50 миллионов. Но это не сам коэффициент роста нашей цивилизации. Это лишь показатель степени у числа «e». Вот степень и есть коэффициент роста, коэффициент, на который необходимо умножить наши возможности сейчас, чтобы получить представление о наших возможностях через десять миллиардов лет. Число это выразится десяткой с сорока миллионами нулей. Этот безразмерный коэффициент больше любого безразмерного числа, наблюдаемого во Вселенной. Например, полное число частиц во Вселенной смехотворно мало по сравнению с коэффициентом роста — десятка всего лишь с восемьюдесятью нулями.
Конечно, приведенные рассуждения предполагают непрерывный экспоненциальный рост в течение десяти миллиардов лет. Но цифра столь велика, что не спасет никакой более медленный закон развития. Точнее, этот закон должен быть столь медленным, что это развитие и развитием-то не назовешь. Это топтание на месте. Это миллиарды лет мрачного средневековья. Кроме того, очевидно, не нужно десяти миллиардов лет, достаточно в сто, тысячу раз более короткого времени, чтобы наша цивилизация превратилась в сверхцивилизацию галактического и даже вселенского масштаба. Осталось подобные рассуждения перенести на другую воображаемую цивилизацию и понять, что мир вокруг нас должен быть буквально напичкан космическими чудесами.
Дети часто спрашивают: а бывают чудеса? А есть Кощей Бессмертный? Щука-волшебница? И прочее. Нет, — честно отвечаем мы, вынужденные объяснять очевидные вещи.
Как же, очевидные! Совершенно наоборот. Если бы вся наша взрослая наука, все наши современные представления были бы верными, то мы обязаны были бы признать, что мир должен прямо-таки кишеть лешими, змеями-горынычами, урфин-джюсами; вокруг нас повсеместно и ежечасно должны нарушаться первое и второе начала термодинамики, заряд не должен сохраняться, ни барионный, ни электрический; работники, следящие за расходом энергии, должны были бы сойти с ума, потому что нельзя проследить за тем, что не сохраняется в принципе, да и работников таких не было бы.
Но ведь к счастью, — а точнее, к нашему несчастью, — ничего этого нет. Нет и более мелких чудес — квадратных галактик, фиолетовых смещений, гигантских сфер Дайсона и летающих тарелок. Нет, это наблюдаемый факт. Кто не верит, дальше может не читать.
Теперь я собираюсь решить этот парадокс с позиции нормального естествоиспытателя. А позиция моя состоит в том, чтобы, с одной стороны, опираться на экспериментальные факты, а с другой — опираться только на открытые нами законы. Лишь такой метод может обеспечить продвижение вперед. И какой бы вывод ни последовал, мы обязаны его мужественно принять, а не искать полуфантастических или религиозных гипотез.
