Кир Булычев - Господа гуслярцы
Хорошенькую девушку звали Тамаркой. Иванов Семен, обращаясь к толпе, заявил:
– Каждый, кто внесет десять рублей, получает звание рядового необученного. Водораздел лежит за пятью баксами. Это значит функционер-активист. За двадцать баксов принимаем в Центральный комитет.
– А что за партия? – крикнул из толпы Минц.
– Партия народного освобождения, Лев Христофорович, – ответил Иванов Семен. – Мы идем на выборы губернатора единым списком. Вас я приглашаю в консультанты бесплатно.
– То есть ты мне не будешь платить? – удивился Минц.
– Ни копейки с тебя, профессора, не возьму! Помогай, строй наше движение, рука об руку, полным ходом, поспешай, не болей!
– Я знаю, кто он, – тихо сказал Корнелий Иванович. – Он органчик.
– Из города Глупова? – спросил Грубин.
– Оттуда, брат, оттуда.
– А мы хотели еще кое о чем посоветоваться, – промямлил Минц.
– И не мечтай, Христофорович! Время советов безвозвратно кануло в Лету. Можно сказать, в зиму.
– В яму! – сказали хором его сводные братья, которые уже влезли за его спиной на трибуну.
Толпа, подросшая за последние минуты, дружно ахнула, умиляясь сообразительности и мудрости харизматика.
Удалов поежился. Он прожил долгую жизнь и многого навидался.
– А интересно, – тихо произнес он, – все эти харизматики хотят порядка и дисциплины?
Ему не ответили.
Минц уже пошел обратно.
Савич шагал рядом и размышлял:
– Но ведь он не красивый, не милый, не обаятельный и, может, даже не очень умный. Почему же?
– Это и есть харизма, – ответил Минц.
– И что будем делать? – спросил Грубин.
– Ничего, – сказал Минц. – Мы его породили, не нам его убивать.
Когда они вошли во двор, сверху из окна свесилась Ксения Удалова.
– Мужики, – сообщила она, – по радио передавали, что Иванова Семена утвердили кандидатом в вологодскую Думу.
– Быстро, – вздохнул Грубин.
– Бери выше, – сказал жене Удалов. – Не сегодня-завтра быть ему губернатором. Стоит ему только в телевизоре появиться.
– Уже появлялся, – сказала Ксения. – Не произвел впечатления.
– Это только первая реакция, – сказал Минц. – Будет и вторая.
Вторая реакция случилась во время обеда. Ксения занесла половник над тарелкой мужа, замерла, пошлепала губами и произнесла:
– Кого-то он мне напоминает.
– Кого же? – заинтересовался Удалов.
– Или покойную тетю Симу... либо горностая. Вот именно – горностая!
Удалов горько улыбнулся. Любовь толпы принимает странные формы.
Ему-то самому, неподвластному влиянию харизмы, Иванов Семен представлялся, правда, чем-то похожим на полководца Суворова в деревенской ссылке, готовым сейчас же ринуться на Чертов мост...
«Чепуха мерещится», – оборвал себя Удалов.
Вечером они вышли во двор, уселись за стол для домино, но, конечно же, в домино не играли, а беседовали.
Понимали, что старая жизнь окончилась, а что сулит новая – догадаться было нелегко.
Над городом прошел вертолет без опознавательных знаков.
– Не время вертолетам летать, – сказал Грубин.
– Ох и не нравится мне это... – Удалов вскочил и кинулся прочь со двора. За ним побежал Миша Стендаль.
Бежать пришлось недалеко.
Вертолет опустился на площади Землепроходцев, рядом с бетонной ладьей.
Из него выпрыгивали омоновцы в соответствующих чулках на головах.
За омоновцами вышли трое в штатском.
Удалова такими демонстрациями не запугаешь.
– Добрый вечер, – сказал он вежливо, но строго. – По какому поводу несанкционированный митинг?
Противника следует ошеломить. Ведь если ты станешь о причинах рассуждать или возражать, они тебе врежут прикладом по затылку и даже в больницу не отнесут.
А грозный, хоть и бессмысленный окрик действует.
Трое в штатском сразу почувствовали в Удалове родную душу и ответили нестройным хором:
– Имеем указание об изъятии гражданина Иванова Семена Эдуардовича.
– С какой целью? – рассердился товарищ Удалов.
– Обнаружились нарушения в регистрации в качестве кандидата.
– Ясно, – сказал хитроумный Удалов. – Выполняйте.
Но тут-то и наступила пауза. Чтобы выполнить, следовало найти.
– А где его избирательный штаб, не подскажете? – В голосе у захватчика звякнула неуверенность.
– А вреда не нанесете? – спросил Удалов.
– Владислав Борисович никому не приносит зла, – ответили штатские.
Все стало на свои места. Это были люди другого кандидата в губернаторы, богатого, но без харизмы.
Значит, зашевелились.
«А может, сдать им Иванова Семена? – подумал Удалов. – И жизнь у нас наступит нормальная, как прежде».
«Нет, так не пойдет, – ответил внутренний голос Удалова. – Мы же сами его нашли и мобилизовали. Он же не подозревал – а теперь заподозрил, а его увезут с неизвестными последствиями».
И неизвестно, чем бы окончилась внутренняя борьба в организме Удалова, если бы на том конце площади не послышалась музыка.
К ним направлялась процессия странного свойства.
Впереди шагал пасынок Иванов.
По сторонам шли братья и отец, лица их светились родственной любовью. Затем шагали десятки женщин, большей частью молодых и привлекательных. Они пели и смеялись, как дети.
Увидев издали вертолет и омоновцев возле него, Иванов Семен тут же изменил направление движения и направился к незваным гостям. Те стояли в недоумении, разглядывая Иванова, но еще не догадываясь, кого они видят.
Суть настоящего харизматика заключается в том, что он очевиден далеко не сразу. Вы должны невзлюбить его, потом приглядеться к нему, послушать его, и только потом у вас на сердце взыграет радость от встречи с избранником.
– Вы за мной? – спросил он, раздвинув в улыбке тонкие губы.
– Проходи, – рявкнул начальник омоновцев.
Но их штатский руководитель остановил коллегу:
– Погоди, погоди, – сказал он, приглядываясь к невыразительному лицу Иванова Семена. – Вы, гражданин, не намеревались баллотироваться на губернаторский пост?
– Я тебе скажу по секрету, – ответил пасынок, – я намереваюсь в президенты избираться. Такая у меня благоприятная аура.
Из толпы женщин выделилась толстая красавица восточного вида.
– Миленок ты мой, голубчик, – запела она в лицо штатскому. – Как сказал Нострадамус, быть Семену свет Эдуардычу президентом нашей Родины! У него харизма выросла до ушей!
Тут поднялся всеобщий хохот, девушки начали сестриться и брататься с омоновцами, а штатские переглянулись, и Удалов услышал такой разговор:
– Ну как, Сидоров?
– А ты как, Петровский?
– А тоже остаюсь, Семеняка!
Они перекинулись такими словами и подозвали к себе начальника омоновцев, пошептали ему что-то, и он ответил вслух:
– Я и сам хотел остаться с Ивановым Семеном. Ему нужна защита.
И он как в воду глядел.
В то же мгновение на площадь ворвались четыре тачанки, в них сидели у пулеметов парни в комиссарских шлемах-буденновках.
На середине площади тачанки развернулись, и буденновки приникли к пулеметам.
Но все впустую.
Омоновцы от бедра выпустили по тачанкам несколько гранат.
Когда дым рассеялся, подошедший Грубин спросил Удалова:
– А кто они были?
– Подозреваю... – начал было Удалов, но штатский поднялся, отряхивая пыль с брюк.
– И надо подозревать. Я их лидера в лицо узнал. Областная ячейка партии России для русских. Им только что сообщили, что рейтинг их лидера уже пошел вниз и уступает двадцать пунктов рейтингу Иванова. Неудивительно, что решено было убрать конкурента.
– А в области тоже решили?
– И в области решили. Ждите десант из Москвы. У вас бомбоубежище есть?
– Подземный гараж горсовета.
– Сойдет. Бежим туда.
Но Иванов Семен бежать не желал. И его дамы бежать не желали. Он уже уверовал в свою харизму.
Пришлось вождя унести в подземный гараж и держать его там до рассвета, пока не кончились игольчатые, точечные и квадратно-кустовые бомбежки города.
Сначала шли самолеты из Москвы, к полуночи разорвались две бомбы из США – там уже тоже прочли результаты опросов.
Перекрытия шатались, но выдержали. Добровольцы приносили в гараж выпивку, пищу и сигареты.
На рассвете все замолкло.
Иванов Семен поднялся на площадь. Добровольцы, а их число за ночь в Великом Гусляре превысило три тысячи, уже восстановили трибуну. На трибуну и поднялся Иванов, чтобы принимать делегации из разных городов. Харизма его так окрепла, что Иванов забыл о страхе, а от пришедших на помощь танков на площади было тесно.
Делегации и отдельные люди с подарками шли вереницей.
Люди замирали, широко распахнув глаза.
Впитывая в себя образ будущего властителя вселенной.
На площадь въехал автобус, из которого, держась за руки, цепочкой полезли слепцы.
– Это трогательно, – сказал в микрофон Золушка.
– Стой! – закричал Минц, увидев, что харизматик двинулся к первому слепцу.
