Семь дней до Апокалипсиса (СИ) - Чайка Дмитрий
— Домой, скотина! — с чувством сказала Клавдия Егоровна, растирая отмороженные уши. — А зачем мы на этой твари летели, если у тебя служебный проезд через пространственный портал. А, касатик?
— Да всю жизнь мечтал чужую машину для служебных надобностей конфисковать, — честно признался Лёха. — Что бы как в кино было!
— Тьфу ты! — расстроилась старушка. — Вот и я тоже! От энтого Голливуда одни неприятности! Пошли, что ли.
— Пошли, — кивнул Лёха, разворачивая перед бодигардами ксиву такой крутизны, что они вытянулись во фрунт и отдали честь.
— К самому! — грозно нахмурился Лёха. — Один со мной, будет дорогу показывать, остальным — бдить! Враг не дремлет!
Звезду нашли в гримерке. Гэндальф был прав. Не узнать ЭТО было невозможно. Вспышка сверхновой, взрыв на фабрике конфетти, перевернувшийся грузовик с бижутерией, выстрел картечью по стае фламинго… Всё это меркло перед знаменитым артистом, который только что провел лучший концерт в своей жизни. Что ни говори, а жезл Князя Тьмы был способен сделать певца даже из этой ходячей коллекции стразов. Только вот жезла тут не было, о чем и сообщил опергруппе рыдающий персонаж.
— Украли! Мой любимый микрофончик украли! — ревела звезда белугой, размазывая по физиономии тушь и помаду. Впрочем, неописуемая красота от этого пострадала не сильно, и Клавдия Егоровна требовательно стучала туфлей и тянула к нему трясущиеся от вожделения ручонки.
— Кто украл? Где и когда? — грозно спросил Лёха, которому беготня за проклятым жезлом по обоим мирам надоела до крайности.
— А я откуда знаю? — капризно спросила звезда. — Ты у нас тут опер или я?
— Да вы сговорились все, что ли? — взбеленился Лёха. — А ничего, что ты сам этот жезл спёр? Я ведь и привлечь могу!
— Но-но, мужчина! — махнула звезда маникюром. — Вы знаете, какие у меня связи?
— Да знаю, — вздохнул Лёха. — Ты мне не нужен, живи пока. Скажут посадить, посажу, и не погляжу на твои связи. Мне жезл нужен. Колись, мечта скинхеда, куда бесценный артефакт подевал?
— Дело было так! — звезда вытерла слезы, и ее голос обрел необходимую твердость. — Я молчать не буду! Они у меня все попляшут!
Майор Петров и Клавдия Егоровна Петухова шли по вечернему Питеру. Часовое излияние звезды не прояснило ситуацию. Скорее запутало. Если откинуть эмоции, заламывание рук и проклятия в адрес вора, в сухом остатке оставалось что-то около ничего. Жезл украл кто-то из подтанцовки, а их было чуть больше четырехсот человек. Все танцоры были набраны с улицы, трудовых договоров не имели, а потому остались неизвестными. Почему так много? Все очень просто. Меньшее количество народу не могло оттенить талант величайшего певца современности.
Лёха шел, понуро глядя под ноги, и пинал пустые пивные банки, коих в культурной столице на дороге валялось предостаточно. Этот процесс захватил его полностью, потому что звенящая пустота, образовавшая в голове майора, полностью исключала любую умственную деятельность. Пустота Волопаса по сравнению с пустотой в голове майора казалась вагоном метро в час пик. То есть в голове майора Петров не было вообще ни хрена. Клавдия Петровна тоже была невесела. Часовое нахождение в одном помещении с разговаривающим кумиром деморализовало ее полностью, и она разочаровалась в этой жизни до конца. Она ведь даже обыскать его забыла. Поток звуков, которые звезда испускала во всех частотных диапазонах сразу, давил на психику и угнетал все жизненные функции старушечьего организма. Хотелось бежать оттуда, бежать без оглядки, пока нарциссический бред, который лился на них потоком, не расплавил мозг окончательно. Но они стоически терпели. Служба!
— Простите, почтенные! Могу я отнять толику вашего драгоценного времени? — рядом с Лёхой неведомо откуда появился мужчина неопределенного возраста с умными глазами и носом в синеватых прожилках. В культурной столице ведь и алкаши культурные. Тут вам не здесь, понимаешь!
— Сколько? — хмуро поинтересовался Лёха, которому жутко не хотелось вникать в жизненные перипетии этого похмельного организма.
— Полтос, — скромно потупил взгляд алкоголик. — И вы сделаете мой день. Ибо любоваться истинным чудом, о котором долгие годы молились все горожане, надлежит в слегка приподнятом настроении.
— Ты это о чем? — Петров резко остановился, почуяв след. Двадцать лет в органах — это вам не фунт изюму.
— Да вот же! — житель культурной столицы ткнул куда-то в сторону Финского залива. — Разве вы не видите, сударь?
— Вижу! — просветлел Лёха и устремился в сторону Лахта-центра, полностью забыв о страждущем интеллигенте.
— Но, сударь! — робко пискнул тот, и грустно понурился. Это был, все-таки, не его день. Заветный полтос убегал от него со скоростью антилопы, которая узрела перед собой взявшего разгон гепарда.
Над чудовищной свечой, возвышающейся над городом, повисла зловещая черная туча, из которой били ветвистые молнии. Они били прямо в небоскреб, одна за другой, одна за другой… Небо потемнело, и по нему проносились завораживающе красивые электрические разряды. Это зрелище было столь прекрасно, что горожане застыли, подняв головы к небу. Они наслаждались видом богомерзкого офиса, стекла которого уже начали осыпаться вниз, не выдержав буйства стихий.
Такси они поймали с огромным трудом, и Лёха вывернул все карманы, чтобы чернявый парень, слушавший заунывную музыку, согласился подвезти его к цели. В той стороне было жутковато. Пока опергруппа пробилась сквозь пробки мегаполиса, пока протолкалась сквозь жадно глядящую на безумное действо толпу, почти все уже закончилось. Лёха застал лишь концовку. На его глазах кучи битого стекла превратились в исходный материал, и в виде чистейшего песка рассыпались по берегу Финского залива. Железобетон превратился в стандартные плиты ПК длиной шесть метров, которые полетели в направлении ближайшего строительного рынка, где сами собой сложились в стопки, заботливо разделенные деревянными брусками. Компьютеры и оргтехника стайками полетели в школы Ленинградской области, вызывая изумление горожан. Они и не подозревали, что в деревенской школе может появиться компьютер. Вся территория, очищенная от строений, на глазах покрывалась изумрудной травкой, сквозь которую стали пробиваться платаны, эвкалипты и магнолии, что прямо на глазах покрылись огромными яркими цветами. Невесть откуда прискакавшие благородные олени стали лакомиться сочной зеленью, не обращая ни малейшего внимания на изумленных горожан.
— С ума сойти! — выдохнул Лёха. — Вот это круть! Да где же этого деятеля теперь искать? Он ведь с этим жезлом куда угодно укоптить может. Он же теперь всемогущ!
— Да, касатик, — грустно согласилась Клавдия Егоровна, которая, в принципе, могла пойти домой, так как никакой надобности в ней уже не было. Да только не хотелось ей домой. И даже поругаться с кем-нибудь тоже не хотелось. Давненько у нее таких приключений не было. С тех самых пор, как она неделю из Хабаровска с пьяными в дрова дембелями ехала. Э-э-х! Где они теперь, вспоминают ли ее? И Клавдия Егоровна загрустила еще больше. — Не знаем мы, где его искать. Думаю я, он сейчас в Лас-Вегасе казино обыгрывает. Ну, я бы именно так поступила, если бы у меня такая штука была.
— Вот бы этот волшебник к нам в Москву заехал, — завистливо вздохнул стоявший рядом турист из Нерезиновска. — Петра бы этого окаянного изничтожил. А потом всю ту жуть, что Церелидзе наваял.
Лёха и Клавдия Петровна переглянулись. Они точно знали, где сейчас находится преступник. Им нужно в Москву!
Они опоздали. Петр уже сошел со своего пьедестала, и теперь мучительно думал, куда же ему податься, в Липецк или в Череповец. Новолипецкий металлургический комбинат был ближе, и чудовищный истукан решительно зашагал на юг, чтобы закончить свою грешную жизнь по рецепту незабвенного Арнольда из второго Терминатора. Туда же поскакали фигуры из Александровского сада и множество других творений, появившихся в Москве в те дикие времена, когда доллар был по тридцать, а московская недвижимость на окраине по 6000 за квадрат.